— Мистер Морган готов принять вас, — ворвался в ее сознание голос лакея. Норман тут же выпустил ее плечи. Саманта воззрилась на него, будто видела впервые. Ведь она пришла сюда не за тем, чтобы миловаться с этим человеком. У нее был серьезный разговор к Кейру, как к единственному, на ее взгляд, разумному существу в этом доме. — Я пойду, — она сделала книксен и бросилась в кабинет Кейра, пока Норман стоял, одурманенный близостью ее губ. Юбки ее мелькнули зеленой молнией, и Норман поднял голову. Позже он спросит у Кейра, что за дела к нему могут быть у его невесты. Неужели... неужели Кейр и есть тот человек, которого она любит? … Кейр ждал мисс Саманту стоя посреди кабинета. Одетый стильно и модно, он казался сошедшим с картинки модного журнала. Мисс Саманта, любившая людей, которые умели хорошо одеваться и носить красивую одежду, оценивающе посмотрела на него, входя в дверь. Если бы она уже не была влюблена в Дэвида Корвела, она бы непременно влюбилась в него, мелькнула у нее мысль. — Чем обязан? — Кейр склонился в поклоне. — У меня к вам серьезный разговор, мистер Морган. Кейр предложил своей будущей хозяйке кресло и сам устроился напротив нее. — Мистер Морган, я не хочу ходить вокруг да около, но, зная, что в этом доме все безумны, решила обратиться к вам, как единственному разкумному человеку! К тому же до меня дошли слухи о ваших отношениях с мисс Розой. Он поднял брови, слушая мисс Саманту. — Я абсолютно уверена, мистер Морган, что лорд Дэвид Ригл — не мой брат! Кейр, который был уверен в этом не меньше, подался вперед. — У вас есть доказательства? — спросил он. — Нет, — смутилась Саманта, — но их наверняка можно добыть. Я хочу, чтобы вы это сделали. А я вам помогу. — Зачем это вам? Щеки Кейра вспыхнули, и он смотрел на нее горящими глазами. — Я люблю Дэвида Корвела и хочу выйти за него замуж, — просто сказала Саманта, — и, если вы поможете мне, я в долгу не останусь! Кейр смотрел на нее, не скрывая презрительной усмешки. Если Дэвид Корвел будет разоблачен, то мисс Саманта не сможет выйти за него замуж. У Корвела будет два пути — на висилицу или в Австралию. И оба эти пути не предусматривают женитьбу на графской дочери, которая останется без шанса на замужество сразу же после скандала. — Так что вы предлагаете мне? — переспросил он. — Я попробую добыть какие-нибудь документы у отца. А вы ищите в других местах. Я уверена, что вы эти места знаете! При необходимости я приглашу вас в кабинет в наш дом. Но я уверена, что какие то доказательства есть там, где лорд Дэвид жил раньше. Мне туда дороги нет... Хорошо бы ему самому порыться в бумагах графа. Кейр сжал губы. — Мисс Саманта, — заговорил он после паузы, — я постараюсь сделать для вас все возможное. Вы можете на меня положиться. Мисс Грансильвер не заслужила стать женою мошенника. — То, что он — мошенник, я не сомневаюсь! — она страстно сверкнула глазами, — я не могла бы испытывать такое чувство к своему брату! Я люблю его, и я хочу, чтобы наш брак стал возможен! ... — Что хотела от тебя мисс Саманта? — Норман ворвался в кабинет, как только мисс Саманта выплыла из дома, делая вид, что не замечает его хозяина, и села в экипаж. Кейр смотрел холодным отстраненным взглядом, как теперь смотрел всегда. Если Норман надеялся, что Кейр быстро простит ему обиду, он сильно ошибался. — Мисс Саманта приходила, чтобы признаться в любви, — Кейр усмехнулся, заметив, как кровь отлила от лица Нормана. — К тебе? Она признавалась в любви тебе? — прошепил Норман, сжимая кулаки. Кейр покачал головой. — Слава Богу не ко мне, — сказал он. — А к кому? — взревел Норман. — К Дэвиду Корвелу. Норман подошел к креслу, где еще недавно сидела Саманта, и буквально рухнул в него, будто ноги не желали его держать. Вот чего захотел журналист в будущем. Любовь его невесты. Он забрал у него все. Сестру, друга, а теперь и невесту. Неужели и этого ему мало? Глава 13. Пламя Первое время Сара жила у матери, ожидая каждый день, что Норман придет за ней и попросит ее вернуться. Сначала она злилась на него, и решила, что не вернется. Но, выслушивая от матери и от отца оскорбления, она быстро поняла, что простит. Сара решила, что если Норман придет сам, то она поломается и пойдет с ним. Потом, спустя еще некоторое время, она решила, что даже если он пришлет Кейра, она все равно вернется. Но никто не пришел. Все свои сбережения Сара оставила у Нормана в доме, забыв в истерике забрать кошелек и шкатулку. Она выбежала из дома сама не своя, и гордость не позволила ей вернуться. Но сейчас эта мысль все чаще посещала ее. Денег в кошельке было много. Достаточно для того, чтобы купить домик в деревне и прожить несколько лет не зная печали. Она покупала дорогие вещи, украшения, и складывала все на черный день. Черный день наступил, а сбережений ее при ней не оказалось. Спустя какое-то время обстановка стала невыносимой. Вместо покоя она обрела в доме своего отца бесконечную нервотрепку. Мать нагружала ее работой, а сестры галдели и мешали беготней и суетой. Вместо благодарности от родителей она получала выволочки и оскорбления, хотя все, что было в доме, было новым и приобретено на ее деньги. Наконец нервы ее сдали. Предпочитая гордости комфорт и спокойствие, Сара ранним утром ушла из дома, и отправилась на Сент-Джеймс стрит, решив, что просто заберет свои вещи и навсегда покинет Лондон. Дом еще спал, когда дворецкий пустил ее в холл. Он не спросил, где она пропадала столько дней, он не закрыл перед ней двери, сообщив о запрете Нормана пускать ее. Нет, он просто поклонился, пожелал доброго утра, и спросил, желает ли мисс Сандерс завтракать? Сара кивнула, поднялась на третий этаж, и зашла в свою комнату. Все вещи были убраны на свои места. Комната сияла чистотой, и даже ее журналы по рукоделию, которые Сара читала в последние дни, лежали аккуратной стопочкой на столе. Окончательно растерявшись, Сара села на кровать. Ее поразила тишина дома. Было слышно, как в коридоре переговариваются горничные, их шаги, тихий смех. Потом постучали в дверь и привезли столик с завтраком. Служанка приветливо поздоровалась, не выдавая ничем своего отношения к Саре. — Сегодня на завтрак омлет, бекон и булочки с джемом. Если пожелаете, я могу сварить вам кофе, — сказала девушка. — Чая будет достаточно, мисс, — Сара смотрела на столик, сервированный дорогой посудой, на чистую комнату, принадлежащую ей одной, на девушку, сделавшую книксен. — Спасибо. Девушка вышла, а Сара откинулась на подушки, и лежала, рассматривая простую люстру и белый без разводов потолок. — Да и черт с ней, с гордостью, — сказала она тихо, потом села, положив руку на довольно большой уже живот, — пусть делают, что хотят. А я буду жить здесь! И она принялась уплетать булочки с джемом, запивая их чаем со сливками, и наслаждаясь тишиной и одиночеством. ... Темнота опустилась на Лондон вместе с туманом. Кейр шел по мостовой, и шаги его не были слышны, заглушаемые потекшей от дождя грязью и самим туманом, который казался таким густым, что, можно было бы его резать ножом. Кейр кутался в плащ от пронизывающего холода, но никак не мог согреться. Вот появился и дом терпимости. Кейр остановился и постоял немного, смотря на сияющие окна, из которых раздавались веселая музыка и смех. Он не любил такие места. Но выхода у него все равно не было. Зайдя в холл, где это веселье обрушилось на него, Кейр вспомнил, как не мог оплатить услуги Дженни и его не пускали наверх. Усмехнулся, достал золотую монету. Толстая раскрашенная жещнища за конторкой подняла глаза, и осмотрела хорошо одетого молодого человека, стоящего перед ней. Вокруг шумела и смеялась полупьяная толпа, но на его лице не было и намека на улыбку. — Дженни, — сказал он тихо. — Занята. Будете ждать? Или выберете другую козочку? — женщина накрыла монету рукой и заулыбалась. — Долго? Она взмахнула руками. — Часа два... Но вы времени не теряйте. Тут у нас весело. Было и правда весело. Но Кейр не любил такого веселья. Ему неприятно было смотреть, как размалеванные девки вешались на клиентов, обнажая части тела и пытаясь угодить любыми способами. В любви нет места грязи, и не стоит смешивать такие вещи. Он покачал головой. — Найдите мне тихое место, — сказал он, и положил еще монету. Все же в возможности заплатить за свои удобства есть огромный плюс, — я подожду в одиночестве.