Но. Нью-Йорк. Это так далеко, все равно что другая страна. Что бы ма делала без меня? Я была бы не лучше моих двоюродных братьев, которые уехали из дома, как только у них появилась возможность. Нет, я была бы еще хуже, потому что дала ма и моим тетям ложную надежду, заставив их поверить в то, что останусь, прежде чем вырвать их сердца. Ма будет опустошена. Старшая тетя с разочарованием покачает головой и скажет: «Ух, оказывается, девушка не благословение. А, как и мальчики, оставила нас». А вторая и четвертая тетя неодобрительно посмотрят на меня, утешая ма. Нет, я лучше, чем мои кузены. Лучше, чем мои дяди, и я уж точно лучше, чем мой отец. Я не брошу свою семью. Ни ради любви, ни ради чего бы то ни было. – Я… – Я делаю паузу. Не могу просто сказать Нейтану, что не поеду с ним в Нью-Йорк. Что, если он решит остаться в Калифорнии из-за меня? Я не могу так поступить с ним. Не могу. Я не заставлю его отказаться от своей мечты ради меня, не тогда, когда я не готова отказаться от своей ради него. И давайте не будем забывать о проклятии. Я всегда знала, что наши отношения обречены, что придет время, когда Нейтан покинет меня. Я должна взять ситуацию в свои руки и убедиться, что все сложится хорошо для Нейтана. Так и должно быть. Это слишком классная возможность для него. Мне тошно, но я знаю, как будет лучше. Значит, это будет моим подарком Нейтану. Я отворачиваюсь от него. Не могла этого сделать, глядя на его красивое, любимое лицо. Заставляю себя слабо посмеяться. – Ну, это хорошо. Я не знала, как сказать тебе об этом раньше, но… Я думаю, так будет лучше, чем если бы мы расстались. Да. – Что? Я бросаю на него долгий взгляд и вижу откровенный шок на его лице. – Да, мы были вместе практически всю нашу взрослую жизнь. Я хочу посмотреть, что там еще есть. Разве ты не хочешь? Нейтан выглядит так, словно хочет пробить стену кулаком. – Нет, не хочу. Какого черта, Мэдди? Моя грудь сжимается, угрожая раздавить сердце и легкие. Я с трудом дышу. – Прости, я планировала сказать тебе после окончания колледжа, но сейчас, кажется, самое время. Теперь, когда ты едешь в Нью-Йорк, а я остаюсь в Лос-Анджелесе, это все к лучшему, понимаешь? На его лице написана боль от предательства. – Нет, я не знаю. Что за… Как давно ты так считаешь? Это борьба за то, чтобы не развалиться на части. Я сглатываю комок в горле. Не плачь. Не плачь, черт. – Хм, некоторое время. – Некоторое время? – Он недолго смотрит на меня, а потом издает невеселый смешок. – Господи. Он качает головой и проводит рукой по своим волосам, делая длинный, дрожащий вдох. – Я собирался… – Он снова качает головой. – Неважно. Я… я пойду. Я, эм, загляну позже. Или что-то в этом роде. Я могу сказать лишь «окей» и оставаться неподвижной, пока он не выходит из моей комнаты. Боже, что я только что натворила? Чувствую себя так, будто меня только что выпотрошили, оставив лишь пустую оболочку. Я не могу на это смотреть. Не могу оставаться тут и смотреть, как парень, которого я люблю, уходит из моей жизни. Но я смотрю. Когда слезы наконец падают, я заставляю себя смотреть, потому что знаю, что вижу Нейтана в последний раз, и не хочу пропустить ни одной секунды, даже когда он уже оказывается вне поля зрения. 9 Сегодняшний день Четвертая тетя немного оживляется, когда мы выходим из кухни. – Я никогда раньше не видела мертвецов, – говорит она. – Ты еще слишком молода, – говорит старшая тетя. – Подожди, пока тебе исполнится пятьдесят, пока все твои друзья, родители умрут, все поумирают, и тогда ты будешь видеть мертвых людей все время. – Ну, конечно, я уже была на похоронах. Видел тела в гробах. Но это совсем другое. Имею в виду, я никогда не видела мертвеца вне похорон. В паре шагов от гаража вторая тетя вдруг шокировано произносит: – Подождите! Туда нельзя заходить! Мы все останавливаемся, и в наступившей тишине, клянусь, слышно, как все наши сердца бьются в бешеном ритме. – Что такое? – спрашивает ма. Лицо второй тети выражает ужас. – Мы не можем смотреть на тело! Мы не можем… не можем подойти к нему! – Почему нет? – требует четвертая тетя, явно раздраженная. Она с предвкушением смотрит на гараж. – Завтра большие свадебные выходные. Если мы окажемся рядом с мертвым телом сейчас, а потом принесем несчастье на свадьбу, как же так? Мы проклянем жениха и невесту, и всю их семью! Четвертая тетя стонет: – Снова эта суеверная чепуха. Обычно я не соглашаюсь с четвертой тетей, но тут я чуть не стону вслух вместе с ней, потому что, как только вторая тетя сказала это, обе – мама и старшая тетя – делают паузу, чтобы обдумать ее слова. Мой пульс учащается, и я чувствую, что вот-вот упаду в обморок. Не могу поверить, что могу попасть в тюрьму из-за суеверия. – Но разве поверье не в том, что не стоит идти на свадьбу после того, как побывал на похоронах? – спрашиваю я. Тетушки удивленно поднимают брови. – Я имею в виду, что это не похороны, технически. Мы не проводим никаких похоронных обрядов или чего-то подобного. Мама щелкает своими пальцами и указывает на меня: – Мэдди права. Мы просто не хороним тело сейчас. Мы… Может, мы положим его в морозилку? Тогда в понедельник, после свадьбы, сможем похоронить. Четвертая тетя краснеет. – Э, подождите, я не хотела… Старшая тетя кивает: – Хорошо, звучит неплохо. Вторая тетя закусывает губу, колеблясь, и старшая тетя смотрит на нее. – И вообще, – говорит старшая тетя, – поскольку хозяин отеля умер, свадьба, вероятно, завтра отменится, когда он не объявится. Так что мы вернемся пораньше, а потом захороним тело. С этим они продолжают идти к гаражу, четвертая тетя шагает впереди, вторая тетя – за ней, ее подталкивает мама, я плетусь позади. – А, вы оставили свет включенным, – замечает старшая тетя, проходя через заднюю дверь в гараж. – Да, мертвое тело не может находиться в темноте, – говорит ма. Старшая тетя кивает: – Да, хорошая мысль. – Снова суеверный бред, – бормочет четвертая тетя. – Подожди, пока не увидишь, что Мэдди сделала с телом. Она поступила очень гуманно, – говорит ма. Я не могу поверить, что она использует этот момент, чтобы похвастаться тем, что я гуманна. Это пик азиатского воспитания. Мы все собираемся вокруг багажника машины. У меня перехватывает дыхание, а грудь болезненно сжимается, и легким не хватает воздуха. Кажется, я в любой момент могу грохнуться в обморок. Словно почувствовав мою панику, мама похлопывает меня по руке, прежде чем открыть багажник. А там он, такой же, каким я его оставила, лежит с длинными согнутыми ногами, прижав колени к груди, толстовка закрывает лицо. От багажника доносится смесь звуков от моих тетушек – старшая тетя цыкает и качает головой, бормоча: – Вот что бывает, когда родители плохо воспитывают сына. Четвертая тетя смотрит с открытым ртом, что я могу описать только как ужасающее ликование, а вторая тетя… – Что ты делаешь, тетя? Она едва взглянула на меня, делая глубокий выпад.