На мониторе возникла рябь, из которой медленно выплыло черно-белое изображение. Мари сидела на краю кровати – просто сидела, ничего не делая. Рассматривала свои руки. Видит бог, в эту минуту она не выглядела странной. Я ни за что бы не поверила, что она готова была умереть, что хотела умереть. Правая рука Мари дрогнула. Девушка подняла ее к глазам, и я увидела, что рука преображается. Пальцы удлинялись, становились толстыми и грубыми, ладонь покрывалась мелкими пластинками зеленоватой чешуи. Драконья лапа на тонкой девичьей руке казалась искусственной, игрушечной – вот только кривые когти были самыми что ни на есть настоящими. Когда Мари медленно погрузила коготь указательного пальца в собственную шею, я вскрикнула. Не удержалась. Среди драконов нет суицидников. Убивая себя, Мари просто послушно выполняла чужую волю. И я даже знала, чью именно. – Ужасно, – выдохнул Эдвард. Сейчас и он, и Макс выглядели одинаково потрясенными. Когда дракон собственноручно отправляет себя на тот свет, то потрясение неизбежно. Кто в следующий раз умрет в моем сне? Амели, которая вскроет себе вены акриловыми ногтищами? Или Эдвард? И тогда отбор закончится. – Вот такие дела, – вздохнул Кратт. – Что собираетесь делать с шоу? – Продолжать, конечно, – ответил Макс. – Событие, безусловно, трагическое, и мы сделаем все, чтоб почтить память Мари. Но жизнь продолжается. Нет, я действительно вышла замуж не за того тихоню, которым казался Макс. Эти слова могли бы сказать Эдвард или Кристиан Семеониди. Но не вечный рохля и добряк, серебряный призер конкурса лохов. Или он был прав и прежде всего – дела семьи? – Ну и правильно, – ответил Кратт. Он вытащил флешку из разъема, и экран стал темным и безжизненным, как глаза погибшей драконицы. – Моя жена смотрит – палкой не отгонишь. Эдвард понимающе кивнул. Я даже думать не хотела о том, как рванет рейтинг, когда объявят о смерти Мари. Макс хотел крови на проекте – ну вот она и пролилась. – Тогда всего доброго, господа. Не задерживаю, дела полиции закончены. – Кратт посмотрел на меня и произнес: – Фрин Шуман, выйдите со мной на минутку. – Я уже не фрин Шуман, – вздохнула я, поднимаясь с кресла. – Я теперь фра Финниган. Все, кроме Макса, дружно раскрыли рты. Выражение лица Эдварда было просто неописуемым. Я хотела было посоветовать ему не пугаться так, но не стала язвить, все-таки был не тот момент. Куллинан одарил меня профессиональной сверкающей улыбкой и произнес: – Мои самые искренние поздравления, дорогая Инга. Макс, я уверен, вам очень повезло с супругой. Макс улыбнулся мягко и тепло, как улыбался всегда. – Я это знаю, – ответил он. Когда я выходила в коридор за инспектором, то в спину мне ударили слова Эдварда: – Лихо. Даже очень. Да, я знаю. Сама удивляюсь, что так вышло. Когда мы остались наедине, Кратт слегка приподнял свою маску служителя закона и порядка и стал тем, кем и был всегда, – дельцом и пройдохой, который везде ищет свою выгоду. – Что у тебя? – поинтересовался он. Я только плечами пожала. – Да так. Как сам? – Ага, путем, – кивнул Кратт. Такой скудный обмен репликами был вполне в духе деловых людей Нижнего города, пусть даже они теперь находятся на задворках страны. – Тебе тут важные люди привет передают. – И им не хворать, – сказала я. – Кто их важными назвал? Кратт сунул руку в карман и вынул крошечный конверт размером с визитку. Я увидела на белой бумаге знакомый логотип «Мэссив лаб» и понимающе кивнула. Люди действительно были важными – с другими Кратт дел не имел. – Ну, тогда передавай им мой горячий привет, – сказала я, убирая конверт подальше и понадежнее. Пальцы нащупали одинаковые выпуклости под бумагой – крошечные пилюли. Интересно, сколько Кратт получил за посредничество? – Передам, – улыбнулся он и подался к выходу. А я свернула в сторону ближайшего туалета. В конверте действительно были пилюли – женский афродизиак «Белая лиса», тысяча лир за штуку, и записка, написанная мелким изящным почерком. Такие аккуратные буквы впору увидеть в старинном девичьем альбоме. Некоторое время я вглядывалась в них и в очередной раз понимала, что дала маху, когда согласилась работать с драконами и на драконов. «Поздравляю с созданием семьи, – писал Кристиан, – хотя не думал, что это произойдет так быстро. Кстати, спроси у папаши Финнигана, кто в их семейке не на своем месте. Привет супругу – ему действительно повезло». Я разорвала записку на клочки и швырнула в мусорное ведро, а потом вынула пилюльки из блестящих гнездышек и, смыв их в унитаз, испытала невероятное, злое удовольствие. Впрочем, пока с Кристианом не стоит рвать окончательно: он знает о драконоборцах намного больше, чем говорит. А вот с папашей Финниганом побеседовать очень даже стоит. Пусть расскажет в деталях, как собирался меня использовать. На Макса я наткнулась в коридоре сразу же, как вышла из туалета. Он натянуто улыбнулся – было ясно, что он глубоко переживает смерть Мари. В ней он видел отражение своей собственной смерти. Легко считать себя неуязвимым, когда перед тобой весь мир. Но потом привычное бытие становится хрупким… – Мне надо поговорить с твоим отцом, – сказала я без предисловий. Макс понимающе кивнул, словно ждал от меня именно этого. – Конечно, – сказал он. – Я все устрою. Я думала, что выпуск, посвященный погибшей Мари, будет излишне пафосным и полным неискренности, но все в итоге получилось очень красиво, достойно и светло. Каждая участница смогла подобрать слова так, что образ юной драконицы получился чистым, правильным и почти целомудренным. – Мы не знаем, почему она решила уйти, – сказала Берта. Все участники проекта собрались в саду, и помощники приготовили алые бумажные фонарики – россыпь звезд, которая отправится в небо в память о Мари. – Теперь это и не важно. Важно то, что мы будем помнить добрую и милую девушку, которая пробыла с нами совсем недолго, но смогла дотронуться до сердца каждого. Я добавила про себя, что Мари не заслужила такой смерти. Не ее вина в том, что она была драконицей. Эдвард, стоявший среди девушек, строгий и бледный, казался античным героем, скорбящим по утраченной возлюбленной. Вряд ли, конечно, он горевал по-настоящему, но сейчас хватило и маски искренней скорби. Бумажные фонарики в руках собравшихся наполнились огнем, ожили. Еще мгновение – и они стали медленно подниматься в небо. Рыжие звезды в синеве вечера казались настолько хрупкими и трепетными, что горло сжалось от подступивших слез. Я каким-то образом заставила девушку покончить с собой. Я одна была в этом виновата. Макс, который стоял рядом, решил, что нам пора уходить. Он взял меня за руку, и я послушно отправилась с ним в сторону дома мимо операторов, снимавших полет фонариков и плачущих девушек. – Рейтинги растут? – спросила я. По губам Макса скользнула какая-то жалкая улыбка, словно он был вынужден оставаться сильным, уверенно делающим то, что нужно, хотя на самом деле ему хотелось уйти куда-нибудь подальше и побыть одному. – Растут, конечно, – ответил он. Верный планшет по-прежнему был в его руке, но Макс не включил его. – Инга, не надо так на меня смотреть. – Как? – спросила я. Не люблю додумывать за других, предпочитаю, чтобы собеседник сам сказал, что именно ему надо. Так для всех проще. – Так, словно считаешь меня бесчувственной сволочью, – припечатал Макс. – Я делаю то, что поручила мне семья, потому что это важно для семьи. Но это не значит, что я одобряю все, что происходит. Мы вошли в пустой дом и направились к переговорной. Похоже, Макс связался с отцом, и тот переговорит с нами онлайн. Сейчас, когда все обитатели особняка были в саду, это место казалось заброшенным. Замком с привидениями. – Я и вправду подумала, что ты действуешь очень холодно, – призналась я. – Это неожиданно. У тебя, мягко говоря, другой образ. Рука, сжимавшая мои пальцы, дрогнула. – Понятно, – произнес Макс. – Видишь ли, Инга, драконы всегда принимают исключительно взвешенные и продуманные решения. Такова наша природа. Мы вошли в переговорную, Макс включил свет и, подойдя к одному из мониторов, продолжил: – И наша свадьба тоже была исключительно продуманным и взвешенным решением. Не просто потому, что мне так захотелось. Я знал, на что иду, и знал, что ты меня не любишь. – Макс! – начала было я, но он резко вскинул руку с планшетом, приказывая мне молчать. Я и замолчала. Следующим номером программы могло бы стать сожжение на месте – а мне этого не хотелось. – Но я бы очень хотел, чтоб ты не считала меня чудовищем, – отчетливо проговаривая каждое слово, сказал Макс, – просто потому, что я делаю то, что должен. – Я и не считаю, – ответила я, стараясь, чтоб мой голос звучал максимально миролюбиво. – Я просто удивилась, Макс. У тебя очень твердый характер, даже жесткий. Зачем его прятать под маской простачка, я не знаю и не могу понять. Макс кивнул. Мне подумалось, что на самом деле младший брат – тот еще кремень и глыба, хлеще Эдварда и папеньки. Просто до поры до времени ему удавалось успешно маскироваться, а потом началось шоу, и стало ясно, кто есть кто. – Я не говорю, что мне это не нравится. – Я подошла к Максу вплотную и поцеловала его в щеку. – Если ты строишь из себя простака, значит, у тебя есть на это причины. Конечно, я хотела бы узнать, какие именно… – Да ничего я не строю, – отмахнулся Макс. Похоже, он уже начал жалеть о том, что вообще завел этот разговор. – Я такой и есть. Размазня и недотепа, отец всегда так говорил. Заставил меня заняться отбором просто для того, чтоб ковать характер. Он опустился на стул, нажал на кнопку пульта, и монитор ожил, показав бело-голубую заставку сетевого соединения. Я смотрела на слоган: «Умная связь – звони по всему миру!» – и никак не могла избавиться от ощущения, что Макса тоже использовали вслепую. Пошел звонок. Я взяла Макса за руку и сказала: – Нам с тобой нужно найти что-то общее. То, что нас сблизит. Он кивнул, соглашаясь. Связь установилась, и на экране возник папаша Финниган в своем кабинете. Драконы, конечно, любят пафос и роскошь, но старый Финниган переплюнул всех – золота, кожи и красного дерева было столько, что у меня зарябило в глазах. – Ну что, – сказал он, не утруждая себя такой мелочью, как приветствия. – Печать поставили. Молодцы. Я не удивилась. Если уж Кристиан Семеониди был в курсе нашего поменявшегося семейного положения, то папаше Финнигану знать об этом сам бог велел. – Папа, Инга хотела с тобой поговорить, – начал Макс, но папаша Финниган только отмахнулся. – Про смерть Мари? Не стоит. Все и так в трауре.