Анетт только рукой махнула. Фред снова дернул решетку, и я сказала охраннику: – Еще раз дернет – пускайте ток. – Так точно, фра Финниган, – ответил охранник и, отложив кроссворды, опустил руку на пульт управления. «Я думаю, что Амели – курица, хоть и строит из себя королеву. Что у нее есть, кроме ногтей? А в башке ветер гуляет». Это был вброс от одного из наших ботов, на который с удовольствием клюнула половина участниц группы. Дальнейшая беседа была насыщена резкой руганью и удачным троллингом. За сутки в группе прибавилось семнадцать тысяч участников. Я равнодушно скользнула взглядом по данным статистики и подумала, что так и выглядит успех. Людей интересует такая ерунда, что становится жутко. Макс отправился в столицу сразу после завтрака. Возле ворот уже ожидал знакомый внедорожник, и, глядя, как шофер что-то настраивает на приборной панели, я чувствовала тревогу. – Все будет хорошо. – Макс обнял меня и быстро поцеловал. – Надеюсь, что уже завтра вечером вернусь. Хочу лично поговорить с отцом. Мне кажется, грядут не самые лучшие перемены. Я понимающе кивнула. Вот только мне было ясно, что Макс отправляется вовсе не к отцу. Они уже успели очень мило побеседовать по телефону. Кажется, я даже понимала, к кому он собрался. – Я хочу поехать с тобой, – сказала я. Макс мягко улыбнулся и легонько стукнул меня пальцем по кончику носа. – Нет, – ответил он, безжалостно обрубая все попытки спорить с ним. Так действительно говорят драконы: ты слушаешь и не сопротивляешься. – Лучше останься здесь, ты нужна на проекте. Я вновь кивнула, соглашаясь. Только вот вряд ли из меня выйдет покорная супруга: я всегда буду делать вид, что смирилась, а затем начну играть по своим правилам. – Привези пару бутылок вишневой газировки, – попросила я. – Что-то соскучилась по ней. Макс расплылся в улыбке, снова став тем добряком, которого я, признаться, уже стала забывать. – Привезу два ящика, – ответил он и, еще раз поцеловав меня на прощанье, направился к машине. Я помахала рукой. Улыбнулась. Когда машина скрылась из виду, я неторопливо направилась в сторону дома и, вынув из кармана смартфон, набрала «Белль, маникюр». Папаша Финниган меня непременно убьет. – У меня три минуты, – сказал Кристиан без приветствий. – Через четверть часа голосуют о недоверии Хвозняковски. Я остановилась. Закрыла глаза. Макс и Эдвард были правы – президент в итоге столкнулся с импичментом. А Кристиан подготовил все, чтоб в нужный момент оказаться в нужном месте. К нам действительно пришел новый Сальцхофф, настолько быстро и решительно, что никто ничего не успел предпринять. – Инга? – окликнул Кристиан. Его голос обрел тревожные нотки. – К тебе едет Макс, – негромко промолвила я. – Я не знаю, что он задумал, но… Кристиан вздохнул. – Знаю, он позвонил утром. Ничего я ему не сделаю, не бойся. Просто посидим в людном месте за рюмкой, – ответил он и сварливо добавил: – Лучше бы ты так за меня волновалась. – Хочешь занять трон? – уточнила я. Кристиан усмехнулся. – Посмотрим. Как пойдет. – Не трогай Макса, – попросила я, прекрасно понимая, что Кристиан все равно сделает только то, что считает нужным. Смартфон разразился шумом помех, а потом Кристиан ответил: – Мне пора. Не волнуйся, не трону. И разговор оборвался. Некоторое время я стояла на дорожке, ведущей к особняку, и не могла понять, где нахожусь. Вот из дома выходят операторы – сегодняшние съемки будут в саду, вот Куллинан угрюмо смотрит из окна, потягивая кофе, щедро разбавленный коньяком, вот Анетт со следами недавних слез стоит на крыльце… Все как всегда. Я открыла вкладку с новостями. «Похоже, это единственный случай в мировой истории, когда президент досрочно прекратит исполнение своих обязанностей…» «В эту минуту начинается голосование о выражении недоверия народа Микошу Хвозняковски…» «Импичмент – наглядный пример того, какое влияние на деятельность политика оказывают черты его характера…» «Полное отсутствие моральных и нравственных ориентиров…» Дальше я читать не стала. Уже не имело значения, в чем именно провинился Хвозняковски, – наверное, ни в чем. Просто некие силы решили дать ему пинка под зад и поставить на его место Кристиана Семеониди. Благотворителя, крайне порядочного и высоконравственного человека из известной семьи. Я зашла в сад и села на скамью. Жизнь менялась – а мы тут снимали какое-то дурацкое шоу, результат которого был известен еще до его начала. Кристиан, должно быть, пойдет самовыдвиженцем… Впервые за очень долгое время мне сделалось по-настоящему жутко. Мир уходил из-под ног. Из-за аккуратно подстриженных кустов появился Эдвард – увидел меня и на мгновение замер, не зная, что ему делать: то ли уйти, то ли остаться. Интересно, знает ли он о том, что вчера тут был Кристиан? Что они почти сцепились с Максом не на жизнь, а на смерть? Как сказала бы Юлия, нечего дурью маяться – президентшей станешь. У нее вообще был очень трезвый подход к жизни. Эдвард все-таки подошел. Сел на край скамьи. На фоне цветов и листвы его лицо казалось лицом античного героя. И этот герой был потрясен и растерян, он сейчас стал таким, какими никогда не бывают герои. – Президента отправляют в отставку, – негромко сказал он. Я кивнула. – Да, видела в новостях. Похоже, начинаются тяжелые времена. Черты лица Эдварда вдруг стали тяжелыми и грубыми, словно высеченными из камня. Я с ужасом подумала, что сейчас могу увидеть его слезы. – Отец давно об этом говорил, – произнес он. – Но шоу мы доснять успеем. Сколько там осталось? Я прокрутила в памяти сценарий и ответила: – Месяц. Эдвард понимающе кивнул головой. – Успеем… Я почувствовала, что он боится, что чуть ли не впервые в жизни ему по-настоящему страшно. Шутки закончились. Игры закончились. У подножия драконьих башен собирались толпы с факелами. – Нам сейчас все припомнят. Семеониди придет к власти, и… – Эдвард развел руками. – И все. Нас будут уничтожать только потому, что мы драконы. Я кивнула. Вспомнилось, как святой Хорхо не щадил ни женщин, ни детей, ни стариков. Но тогда мир был совсем другим, сейчас все изменилось. – Никто не будет вас уничтожать, не выдумывай, – вдруг рассердилась я. Драконы были монстрами, но это не значит, что все остальные – тоже чудовища. – Сейчас не те времена, в какие жил Хорхо. Даже не те, в какие жил Сальцхофф… Эдвард только рукой махнул. Казалось, его мир тоже утратил опору и ушел из-под ног. – Хорошо, что мы успеем закончить съемки, – сказал Эдвард и устало поднялся со скамьи. – Не люблю бросать дело на полпути. Мне оставалось только вздохнуть, встать со скамейки и пойти за ним следом. «А я считаю, что Милли очень красивая и душой, и телом. Порядочная девушка, играет всегда по-честному. Не то что та овца, которая писательница. Офигеть, пришла на проект и сразу же с ведущим переспала! Я за Милли!» Под этим комментарием было больше тысячи сердечек. Милли нравилась. Девушка из богатой семьи, которая не кичилась богатством, стойко гнула свою линию и держалась с достоинством. Если бы я была зрительницей, то тоже болела бы за нее. Участницы собрались в саду – расселись на креслах-мешках и негромко переговаривались в ожидании Эдварда и Куллинана. Операторы уже работали, а я, устроившись в некотором отдалении, листала официальный паблик проекта, слушая краем уха, о чем беседуют девицы. – Хвозняковски точно скинут, – уверенно говорила Амели. Ее слова звучали так весомо, словно это лично она организовала импичмент президента. – Все теперь изменится. – Смотря в какую сторону, – равнодушно заметила Берта. – Как бы вам от этого хуже не стало. – Нам? – презрительно усмехнулась рыжая Лидия. Сегодня она заплела кудрявые волосы в косу. – Драконам ничего не будет, не переживай. Берта только плечами пожала. – Когда Сальцхофф пришел, вы так же говорили. А потом полетели головы. И сейчас будет то же самое. – Чего-о-о? – дружным хором воскликнули драконицы. – Что ты несешь, курица? Берта не обратила никакого внимания на «курицу» – сидела настолько спокойно и равнодушно, что я невольно позавидовала ее выдержке. – Говорят, Семеониди пойдет самовыдвиженцем, – ответила она и демонстративно покрутила в руках смартфон. – Знаете, кто это?