Когда Кристиан вошел в меня одним резким толчком, я еще успела подумать о том, что все это похоже на драконье наваждение. Что так было с Эдвардом, когда он пытался меня соблазнить, а я делала все возможное, чтоб противостоять влечению. А потом исчезли и мысли, и стыд – и остались только быстрые движения, которые отдавались во мне настолько жгучим и болезненным удовольствием, что я почти перестала дышать. Это был густой туман соблазна и какого-то невероятного, недостижимого наслаждения, и мне, заблудившейся в этом тумане, сейчас хотелось только двигаться навстречу Кристиану и сгорать вместе с ним от нетерпения и удовольствия. Мне хотелось больше. Мне хотелось сгореть вместе с ним в этом пламени, что растекалось по телу неторопливыми волнами. И я была счастлива до слез, что в темноте не вижу лица Кристиана. Кажется, я кричала, уже не сдерживаясь, изо всех сил впиваясь пальцами в плечи любовника. Кажется, на мгновение я все-таки потеряла сознание, когда все тело прошило судорогой оргазма, а чужая плоть стала пульсировать во мне, выплескивая семя. Кажется, меня накрыло тьмой, в которой я расслабленно обмякла на кровати, и какое-то время в моем мире больше не было ничего – ни горя, ни стыда, ни сожалений. Потом Кристиан обнял меня, до боли знакомо поцеловал в затылок и негромко произнес: – Спи. Спи и ни о чем не думай. Все хорошо. Когда-то, кажется, целую жизнь назад мы с ним точно так же засыпали вместе под яблоневым деревом, на клетчатом пледе. И сейчас я надеялась, что усну до того, как мысли о Максе вернутся ко мне и станут разрывать сердце. Но сон не спешил, и я могла лишь представлять, что лежу в своей комнате на проекте, а человек, который обнимает меня с таким трепетом и заботой, – это Макс. Это может быть только он. И у меня почти получилось. Я думала, что в эту минуту далеко-далеко на севере Макс вспоминает обо мне, и надеялась, что он делает это с теплом. Что ему обязательно станет легче. Что однажды, может быть, совсем скоро, мы с ним встретимся в кафе неподалеку от моего дома. Каждый хоть раз в жизни, но полюбит. Каждый хоть раз в жизни, но найдет. Макс написал мне на следующий день. У меня тряслись руки, когда я открывала его сообщение. «Давай встретимся в мэрии в час дня. Оформим документы на развод». Вот и все. Все. Некоторое время я сидела на кровати, бездумно крутя в пальцах смартфон. По большому счету это правильно. Макс и должен быть таким – спокойным, холодным и уравновешенным. Так будет не слишком больно, так он сможет перенести все, что с нами случилось. Интересно, как его вознаградят? Тот, кто отказался от своей любви ради спасения других, достоин самой большой награды. Как сказал бы Кристиан, цитируя Святое Писание, блажен тот, кто душу положит за други своя. Макс был моей душой, и его у меня отобрали. Я рассмеялась негромко и горько. До встречи было два часа – успею привести себя в порядок, приодеться и добраться до мэрии. Отсканируем наши ладони, подпишем бумаги, и все закончится. Платье, в котором я когда-то пошла с Максом на свидание в Кефалинский парк, было единственным приличным – после первой встречи с драконами в «Финниган тауэр» я возненавидела деловые костюмы. Одевшись, я посмотрела на себя в зеркало и подумала, что хорошо, когда с нами остаются хорошие воспоминания. Иногда к ним так легко вернуться. Макс ждал меня, сидя на ступеньках мэрии, словно какой-нибудь студент или вольный художник. В руках у него был свежий выпуск «Экономиста». Я не читала его, прекрасно понимая, о чем там идет речь. Знатоки оказались не правы, Кристиан Семеониди по каким-то непонятным причинам отказался от власти. Кто же займет место Хвозняковски… а впрочем, ну их всех к дьяволу. Это уже не имеет значения. Я расплатилась с таксистом, вышла из машины и сразу же поймала взгляд Макса. Он смотрел на меня с такой тоской, что становилось больно дышать. В следующий миг он уже сбежал с лестницы и прижал к себе так крепко, что я невольно ахнула. От Макса пахло дорогим одеколоном и спиртным, он явно пытался залить свою боль алкоголем, и я с облегчением заметила, что над нами закружилось облако искр, – он не копил в себе пламя, он будет жить. Потом мы целовались, словно влюбленные первокурсники, губы Макса были сухими и слегка солеными на вкус, и он сжимал меня в объятиях с такой отчаянной силой и горькой нежностью, словно пытался присвоить и никогда больше не отдать. «А если мы сбежим?» – подумала я, и в голове сразу же прозвучал ответ: «Нас найдут и вернут на могилы драконов… Я об этом думал, Инга. Все бесполезно». Почему-то лицо стало влажным, и Макс тотчас же отстранил меня и нежно провел пальцами по щекам, смахивая слезы. – Нет-нет, не плачь, – попросил он. – Не плачь, не надо. Мы ведь будем встречаться. Я буду ждать. Я шмыгнула носом. Взяла его за руки. – Ох, Макс… Как ты? Можно было не спрашивать. Он сейчас чувствовал то же, что и я. Разорванную на части душу вряд ли можно чем-то вылечить. – Я стараюсь, – признался Макс. – Мы справимся, мы ведь не перестали любить друг друга. – Не перестали, – призналась я. Макс сжал мои руки и кивнул в сторону входа. – Пойдем, закончим с бумагами. Нам еще есть чем заняться. Отдел расторжения браков встретил нас прохладным сумраком унылого казенного помещения. На стенах висели образцы заполнения документов в случае развода с участием суда, большой плакат советовал не рубить сплеча и обратиться к семейному консультанту, ведь все еще можно спасти. Я устало подумала, что могу решить почти любую проблему, кроме своей собственной. Паршивый из меня получился бы консультант. – Положите ладони на сканер, – велела тетушка, которая сидела за стойкой. Белые пергидролевые кудри, уложенные в башню на голове, делали ее похожей на героиню какой-то абсурдной пьесы. И месяца не прошло с тех пор, как мы поженились… Мы отошли от сканера, он выдал на экран наши документы, и тетушка вопросительно подняла бровь. – Финниган? – спросила она. – Дракон? Макс угрюмо кивнул. Все как в прошлый раз, только сейчас история повторяется в виде трагического фарса. – Видела вас вчера в шоу, – сообщила тетушка, распечатывая бледно-голубой бланк. – Что-то быстро ваша любовная лодка разбилась. Над головой Макса проплыла одинокая искра. Я заметила, что его правая рука сжалась в кулак и разжалась. – Бывает… – сказала я. Тишина была слишком уж давящей. Тетушка вынула бланк из пасти принтера и сказала: – Вы уверены, что не хотите сохранить семью? Возможно, консультация с семейным психологом может помочь. – Нет, – негромко сказал Макс, и к искре присоединились еще три. – Мы уже приняли решение, спасибо. – Очень жаль, – вздохнула тетушка, и мне вдруг показалось, что она в самом деле обеспокоена и с трудом сдерживает печаль по поводу нашего развода. Возможно, она просто была доброй и отзывчивой женщиной и, конечно, не знала, что именно послужило причиной нашей разлуки. – Тогда подпишите свидетельство. Мы послушно поставили подписи, и тетушка снова покачала головой. – Жаль, очень жаль… Не помню, как мы вышли из отдела и как оказались на улице. Кажется, у меня ноги подкашивались, как на приеме у врача, который говорит, что ты смертельно болен и нужна операция. Вот операция и произошла, нас с Максом разделили. Господи, я ведь не любила его так, как любят настоящей любовью, но сейчас мне было больно дышать. Макс осторожно обнял меня, и мы медленно спустились по лестнице. Мимо пролетали машины, столичная жизнь шла своим чередом, и никому не было дела до нас и до наших чувств. Макс махнул рукой, и рядом с нами сразу же остановился желтый жук такси. – Нам надо отдохнуть, – сказал Макс, открывая передо мной дверь. – Я снял номер на окраине. Хостел, в котором Макс снял номер, действительно находился на окраине. Из окон были видны бескрайние поля и нитка шоссе, тонувшая в осенней траве. Администратор, дремавший за стойкой, удивленно приподнял левую бровь, посмотрев на меня. Должно быть, сюда не привозят прилично одетых дам. Макс расписался в журнале регистрации, взял ключ, и мы почти бегом пошли в номер. Мне казалось, что мы будем целоваться вечно. Что никакая сила не заставит нас оторваться друг от друга. Все было, словно в первый раз, словно мы оба невинны и чисты, и в мире не существует никого, кроме нас и волны тепла, которая захлестнула и повлекла куда-то прочь. – Я помню это платье, – негромко проговорил Макс. Провел ладонями по моим плечам, спуская тонкие лямки. – Ты его надела, когда мы пошли в парк. – Молчи, – выдохнула я в его приоткрытые губы. Сейчас мне не надо было ни нежности, ни прелюдий, я никогда и никого не хотела так, как сейчас Макса: до дрожи, до тумана, застилающего взгляд. Отдаться полностью, ощутить в себе любимого человека… Лицо горело огнем, перед глазами плыли огненные круги, и я понимала, что просто умру от желания, если Макс будет медлить. Я рванула его рубашку так, что пуговицы поскакали по номеру белыми шустрыми насекомыми. Застежку бюстгальтера он все-таки сломал, жадно и порывисто накрыл губами грудь. Сухие жесткие простыни царапнули спину, и я прошипела что-то невнятное, выгибаясь под Максом и запустив пальцы в его волосы. Над нами плыло золотисто-красное облако искр: когда дракона охватывает пламя, он делит его с тем, кого любит, и мы сейчас разделили на двоих жар, окутавший Макса. Стянув с меня тонкие кружевные трусики, Макс зашвырнул их куда-то за кровать и медленно вошел в меня. Мне на миг показалось, что я задыхаюсь. – Инга… – прошептал он и начал двигаться – неторопливо, дразня. С каждым толчком по всему телу растекались тягучие волны удовольствия. Я впивалась в его плечи, почти теряя сознание от наслаждения. Сейчас было не важно, что происходило раньше, сейчас мы полностью принадлежали друг другу, и я никогда не испытывала ничего слаще. Мир уплывал куда-то в сторону, все в нем было не важно, кроме объятий Макса, и я готова была на все, лишь бы это продолжалось и продолжалось… Потом мы дремали, не разрывая объятий, жизнь продолжалась, и я знала, что мы с Максом никогда не расстанемся до конца. Мы будем вместе, пусть даже и не рядом. Только это и имело значение, только это и было правильным. А потом все закончилось – неожиданно, резко и жестоко. Макс схватился за голову, сдавленно зашипел и сел на кровати, что-то хрипло бормоча. Я ни слова не разобрала. Похоже, это был праязык драконов, на котором они не говорят при людях. Или инсульт? Или какая-то драконья болезнь? – Макс! – Я спрыгнула с кровати, села рядом, посмотрела в потемневшее лицо, искаженное болью. – Макс, что? «Скорую»? – Это вызов, – прохрипел Макс. По его лицу струились крупные капли пота, но помутневшие глаза постепенно прояснялись. – Когда старший сын хочет встать во главе семьи, он вызывает отца на бой… И все драконы семьи это слышат… Старший сын вызывает на бой? Эдвард решил подраться с папашей Финниганом?! Он рехнулся? – Какой бой? – растерянно повторила я. Раздался телефонный звонок. Покачиваясь, Макс поднялся с кровати и, вынув смартфон из кармана брошенных на пол брюк, включил громкую связь. Впрочем, это было лишним: Эдвард орал так, что его и без того было прекрасно слышно. – Макс, ты слышал? Макс, что за бред? Лицо Макса стало мертвенно-бледным, словно он умирал и понимал, что умирает. Что это конец. – Ты призвал отца? – растерянно спросил он. Я механически принялась одеваться. Должно быть, вызов на бой был очень архаической штукой, я никогда не слышала ни о чем подобном. За минувшие сто лет таких семейных сражений не было. – Нет! Это не я! Господом клянусь, не я! Макс, что происходит? Похоже, у Эдварда началась самая настоящая истерика. Я представила, как холеный красавец говорит по телефону, свободной рукой впиваясь в растрепанные волосы, и мне вдруг стало смешно чуть ли не до колик в подреберье. Эдвард вел бизнес семьи, но в некоторых делах был на редкость несообразителен. – У вас есть еще один брат, – уверенно сказала я. Что тут было думать? Если папашу Финнигана призвал не Эдвард, значит, это сделал кто-то еще. Неудивительно, впрочем. Обычно у таких папаш дети могут отрядами маршировать. Макс обернулся ко мне и посмотрел так, словно я его ударила. Смартфон в его руке пиликнул снова. – У меня общий вызов на второй линии, – когда Макс говорил, у него заплетался язык, он был испуган и потрясен. – Папа.