– Герцог созвал всех слуг, в том числе и конюхов, и учинил допрос. – Он знает, что вы поехали за мной? – спросил Тревельон, когда они вышли на улицу, где их ожидали две лошади – весьма вероятно, из конюшен Уэйкфилд-хауса. – Нет, сэр. Тревельон взглянул на Рида: этот поступок мог стоить молодому человеку места. – Молодец, парень! Капитан вскочил в седло и протянул руку за тростью, которую держал Рид, и вдруг спросил, прежде чем тот успел сесть на коня: – Помните Алфа из Сент-Джайлза? – Да, сэр. – Сможете его разыскать и привести в Уэйкфилд-хаус? – Попробую, сэр. Есть местечко, где можно навести о нем справки. – Отлично. Скажите ему, это насчет того дела, о котором мы толковали вчера вечером. И еще, Рид… Передайте, что все сведения, которые удалось добыть, мне нужны немедленно. – Да, сэр. Вскочив в седло, Рид повернул коня в сторону предместья Сент-Джайлз. Сам же Тревельон поскакал в противоположном направлении. Было еще рано – не пробило и восьми часов, – однако улицы Лондона уже наполнились народом, и тем не менее почти весь путь до Уэйкфилд-хауса он проделал рысью и выиграл немало времени. Тревельон спешился, подошел, хромая, к двери парадного и постучал. Ему открыл дворецкий Пандерс, окинул испытующим взглядом и произнес: – Прошу вас, сэр. Дворецкий проводил его в кабинет герцога, где творилось неописуемое: Уэйкфилд перед камином, точь-в-точь тигр в клетке, за письменным столом сидел Крейвен и яростно что-то писал, герцогиня наблюдала за супругом глазами, полными тревоги, а посреди кабинета стояли три горничные и рыдали в голос. Ее светлость взглянула в сторону двери, поднялась с кресла и воскликнула: – Капитан Тревельон, слава богу! На вас вся надежда. Герцог едва не повредился рассудком! Да уж! Если герцогиня прибегает к помощи постороннего, чтобы успокоить мужа, плохо дело. – Сделаю что смогу, ваша светлость. Герцогиня стиснула его руку. – Даже не знаю, что с ним будет, если похитители принудят Фебу к насильственному браку! Она его сестра, он ее искренне любит. Эти люди могут поставить на кон ее счастье и жизнь – например, для того, чтобы заставить его голосовать в парламенте так, как им нужно. – Глаза ее светлости были полны ужаса. – Капитан, вы даже не представляете, какую они могут взять власть над ним, удерживая в своих руках Фебу! Тревельон похолодел при мысли, что Фебу могут принудить к браку, принудить к… Он даже прикрыл на миг глаза, чтобы успокоиться, затем все же взглянул на герцогиню. – Позвольте мне. Она в ответ кивнула, пропуская его в кабинет, и окликнула мужа: – Максимус! Герцог резко обернулся. – Тревельон! – Ваша светлость, – коротко кивнул капитан. – Что произошло? – Вопиющее пренебрежение обязанностями, вот что, – прорычал герцог с такой яростью, что горничные зарыдали с новой силой, страшась хозяйского гнева. Крейвен поднял глаза от своих записей и жестом подозвал Тревельона. Чтобы расслышать слова камердинера – такой стоял шум, – ему пришлось наклониться. – В шесть утра его светлость разбудил Бобби, помощник конюха, и сообщил, что видел, как леди Фебу заталкивают в карету в дальнем конце двора. На голову ей накинули что-то вроде мешка, и она не произнесла ни звука. – Где сейчас этот Бобби? – спросил Тревельон. – Несомненно, на кухне, приходит в себя, – сухо ответил Крейвен, бросив взгляд на хозяина. – Полагаю, мы вытрясли из парня все, что можно. Этого было слишком мало, чтобы приступить к действиям: какая-то карета без мало-мальских примет. – Он заметил, сколько было похитителей? – Боюсь, он и до трех-то считает с трудом, – вздохнул Крейвен. – Насколько я понял из слов старшего конюха, этот малый превосходно управляется с лошадьми, но во всем остальном придурковат. – Что еще было предпринято? – Расспросили всех, кто работает на конюшне. – Крейвен развел руками. – Больше никто ничего не видел и не слышал. – А расследование что дало после прошлой попытки? Уэйкфилд так хватил кулаком по столу, что все предметы подскочили едва не до потолка. – Ничего. Нам даже не удалось выяснить, кто такой этот человек со шрамом. – В высшей степени прискорбно, но расследование зашло в тупик, – заметил Крейвен. Действительно прискорбно, черт его подери! – А что сейчас? – Его светлость как раз начал допрашивать домашнюю прислугу. – Крейвен кивнул в сторону трех рыдающих горничных. – Тут-то вы и вошли. Тревельон обернулся. Две служанки: одна пожилая, седовласая, другая – миниатюрная рыжеволосая девушка – явно выполняли работы по дому, а третья, Пауэрс, прислуживала лично леди Фебе. Все три служанки рыдали, прижимая к лицу носовой платок, только вот у Пауэрс глаза оставались сухими, даже не покраснели. В душе Тревельона вспыхнул гнев, подобный всепожирающему огню, и он рявкнул так, что все, кто был в кабинете, замерли и воззрились на него: – Ты пойдешь со мной! Шевелись! Феба осторожно приподняла голову и прислушалась. Накидку с ее головы сняли – действительно, зачем возиться с ней, если пленница слепая, – но руки так и остались связанными. Она сидела на деревянной скамье с подлокотниками в какой-то, похоже, пустой комнате. – Эй, кто-нибудь? Собственный голос эхом вернулся к ней – значит, комната маленькая. И голосов похитителей она не слышала. В карете она насчитала их четыре: один очень юный, один с ирландским акцентом и два лондонских выговора, но один немного шепелявил. Кучер был вроде бы один. Итак, самое малое пять человек. Зачем ее похитили? Несколько запоздалый вопрос, решила Феба. Однако неудачи Тревельона заслонили все остальное. А ведь ее пытались похитить аж три раза – завидная настойчивость. Максимус сухо сообщил ей, не вдаваясь в подробности, что бедный, выживший из ума лорд Мейвуд к первой попытке отношения не имеет. Погруженная в размышления Феба подняла связанные руки, чтобы почесать нос. Они явно знали, кто она такая; возможно, надеются получить за нее выкуп? Карета далеко не уехала, поэтому она, скорее всего, еще в Лондоне. Кроме того, чувствовалась вонь сточных канав и гнили, когда ее вели в помещение, где она сейчас сидела. Значит, рассудила Феба, она где-то в ближнем пригороде. Когда прошли первые минуты совершенного ужаса, она попробовала зубами веревку, стягивавшую запястья, но уже через пару минут пришла к выводу, что скорее стешет зубы до десен, чем сумеет разгрызть узел или разжевать отвратительные на вкус волокна. В смежной комнате то и дело раздавались взрывы смеха: похоже, ее похитители, подогрев себя дешевым пойлом, веселились от души. Феба осторожно встала, продвигая дюйм за дюймом сначала одну, потом вторую ногу, опасаясь препятствий на полу, и обнаружила стену – случайно, просто больно задев ее локтем. Подавив вскрик, она затаила дыхание: малейший звук мог всполошить похитителей, – но им, похоже, было не до нее. Выдохнув с облегчением, она продолжила путь вдоль стены и наконец наткнулась на дверь. Приложив к ней ухо, Феба прислушалась. До нее долетали отдельные слова. – …притащились сюда. Ни черта не понимаю, – ворчал один из лондонцев. – Он прискачет сюда, теперь уже недолго, и нам заплатят остальное, – отчетливо произнес тот, что с ирландским акцентом. Молодой голос что-то ответил, но так тихо, что было невозможно разобрать. – С ним ведь священник, какой-нибудь старый хрыч, – добавил ирландец, и сердце Фебы ухнуло в пропасть. Если Максимус не поспешит на помощь, ее насильно выдадут замуж – в этом теперь не было сомнения. – Рассказывай все, что знаешь, – потребовал Тревельон тихим и ровным, но не предвещавшим ничего хорошего голосом. – И тогда, возможно, не отправишься на виселицу.