Ее начинало злить это его «миледи» вместо просто «Феба», но внезапно ее поразила новая мысль. – И лорд Фэйр преследует вас и по сей день? – Несомненно. – Тогда мы должны немедленно уехать! – воскликнула Феба. – Джеймс, нам не следовало сюда приезжать, если вам здесь опасно! – Опасность мне не грозит! – возразил Джеймс. – Фэйр и не догадывается, что я здесь. – А если узнает? – Откуда? Более безопасного для вас места просто не найти. Мы почти на краю света – на краю Англии точно. Ей захотелось схватить его и хорошенько встряхнуть. О чем он думал? Что будет, если его арестуют? Каково придется Агнес, Долли и мистеру Тревельону? Ей невыносимо было думать, на какие жертвы ему приходится идти, чтобы ее защитить. Но если уж Тревельон принял решение, отговорить его было делом почти безнадежным. Может, он образумится, если она сумеет заручиться помощью мистера Тревельона или даже Агнес? – Давайте не будем спорить, – заключил Джеймс. – Хотите, поскачем галопом? Ее сердце подскочило. – А можно? Вместо ответа он крепче прижал ее к своей груди, чуть наклонился вперед и дал лошади шпоры. Феба вскрикнула, когда ветер ударил ей в лицо. Под ней ходили ходуном мускулы лошади, за спиной – крепкая грудь Тревельона. Ей казалось, что она вырвалась на свободу. Вот это жизнь! Когда Тревельон натянул поводья, понукая Риган перейти на легкий галоп, а затем снова на рысь, Феба поняла, что слышит рокот морских волн. – Где мы? Ее сердце громко стучало – она еще не отошла от скачки. – На пляже, – сказал он ей на ухо. – Мне показалось, что вам захочется походить по песку. – Наверное, раньше вы часто приезжали сюда? – спросила Феба, когда лошадь начала спуск с холма. – Как, должно быть, тут красиво! – Красиво, – просто согласился Джеймс. – И мальчиком я действительно часто бывал здесь. Говорят, по вечерам тут можно увидеть русалку, которая плещется в волнах. – И что, вам доводилось видеть? – Нет, но уверяю вас: я смотрел во все глаза, – а если что и видел в волнах, так разве что контрабандистов, которые везли французский коньяк. – Контрабандистов? Тревельон усмехнулся. – В здешних краях их немало. Получи мой драгунский полк назначение сюда, в Корнуолл, и мне пришлось бы торчать здесь по ночам во время прилива. Риган ступила копытами на ровную поверхность, и Феба услышала шум прилива и почувствовала запах моря. Ей не случалось бывать на морском берегу со времен далекого детства, с тех пор, как она перестала видеть. – Нельзя ли остановиться здесь? Тревельон остановил лошадь, спешился и Феба почувствовала его руки на своей талии. – Пойдемте. Она скользнула в его объятия, на минуту он задержал ее на весу, и она чувствовала тепло его жесткой и сильной груди. С моря дул ветерок, и она ощущала его запах: соленой воды, рыбы и неукротимой стихии. – Здесь песок, – сказал Тревельон ей на ухо. – Может, хотите снять туфли и походить босиком? – Да, было бы здорово, – прошептала Феба, не понимая, отчего не решается говорить громче и почему немного дрожит. Тревельон подвел ее к валуну, и она села, чтобы сбросить туфли и снять чулки, потом приподняв юбки, осторожно потрогала песок пальцами. Здесь он был прохладным и сухим – должно быть, валун был в тени. Феба встала, придерживая юбки. – Можно зайти в воду? – Да, волны сегодня невысокие, – послышался его голос совсем рядом. – Хотите взять меня за руку? – Нет. – Феба повернула голову в его сторону, надеясь, что он поймет. – Только скажите, куда идти, или идите рядом со мной. – Лучше пойду рядом. – Вы тоже босиком? – спросила она с любопытством. Он держался скованно и, как всегда, официально, особенно с ней. – Разумеется, – почему-то рассмеялся Джеймс. Развеселился, как мальчишка! – На пляже это обязательно. Идемте, нам туда. Она и пошла, наслаждаясь ощущением песка под ступнями и ветра, который прибивал юбку к ногам. Они вышли на самый берег. Плеск волн стал громче – и Феба услышала также грозный рокот прибоя. Песок здесь был мокрый, теплый и мягкий. Странное ощущение, но какое же приятное! А потом ее по ногам хлестнула волна, прохладная и внезапная, и от неожиданности Феба вскрикнула, на минуту встала как вкопанная, чувствуя, как вода омывает лодыжки, и тут же отступает, увлекая за собой песок, забившийся между пальцами. Она сделала шаг вперед, вода накрыла ее ступни, пальцы погрузились в песок, внезапно сделавшийся текучим, а затем волна снова отступила, оставив ощущение холода и влаги. Феба громко рассмеялась, задыхаясь от радости. Солнце грело спину, Тревельон был рядом. Она запрокинула голову, глубоко погрузив в песок пальцы босых ног. Волны ласкали, как прикосновение нежных рук, теплые, живые и почти родные, дарили ощущение вечности. Должно быть, со стороны она могла показаться умалишенной, ну и пусть: ей было совершенно все равно. И за все это время Тревельон не произнес ни слова: просто стоял рядом, на случай если ей понадобится помощь, – а Фебе казалось, что она могла бы воспарить над землей. Много лет она не знала такого ощущения свободы. Тревельон наблюдал за встречей Фебы с морем: волны плескались у ее ног, и девушка смеялась, подняв юбки к самым коленям, а лицо – к солнцу. Жаль, он не может запечатлеть эту сцену на бумаге! Что ж, зато оно навеки останется в его памяти. Где-то, в какой-то роковой момент он пересек мост, который за его спиной обратился в прах. Пути назад не было. Леди Феба Баттен теперь самое дорогое, что есть у него в жизни: дороже, чем семья, дороже, чем честь. И дороже, чем свобода, если на то пошло. Он готов был на все – лишь бы доставить ей радость. Осознание этого факта принесло своего рода облегчение. Разум его мог протестовать сколько угодно, приводя избитые доводы: что он слишком стар для нее, такой молодой, что они принадлежат к разным классам общества, – но какое все это имеет значение? Сердце одержало сокрушительную победу над разумом, совершив некий переворот со всем его существом. И с этим ничего не поделаешь. Он полюбил Фебу Баттен, окончательно и бесповоротно. Девушка вдруг обернулась, словно услышала разговор, который он мысленно вел сам с собой. – Тут на пляже есть ракушки? – Иногда попадаются. – Нагнувшись, Тревельон поднял несколько небольших раковин и подошел к ней. – Дайте руку. Она повиновалась, глядя в пустоту незрячими глазами, на губах ее играла слабая улыбка. Ветер разрумянил ей щеки, выдернул несколько прядей из прически, и Тревельон осознал, что не видел в жизни ничего прекраснее. Он взял руку Фебы и положил раковины ей на ладонь, как подношение богине. Бросив юбки, она принялась ощупывать раковины пальцами. – Опишите мне их. Он подставил ладонь под руку, державшую ракушки, и стал водить по ним ее любопытными пальчиками. – Вот эта, – Джеймс коснулся ее указательным пальцем маленькой гладкой раковины, – темно-синяя снаружи и бледно-голубая внутри. Эта, – он направил ее палец на ребристую поверхность открытой раковины гребешка, – нежно-розовая. Такого же оттенка, что и ее разрумянившиеся щеки, хотя вслух он этого не сказал. Она подняла голову, словно взглянула ему в лицо. Ветер бросил ей выбившуюся прядь поперек сочного рта, и она улыбнулась – именно ему. Тревельону захотелось задержать эту улыбку, навеки сохранить в своем сердце, но вместо того он хрипло сказал: – Бетти собрала нам корзинку для пикника. Феба просияла. – Вот и чудесно! – Пойдемте. Взяв за руку, свободную от ракушек, он повел ее вверх по пляжу, туда, где Риган щипала скудную травку, отстегнул от седла корзину и старое одеяло. Отыскав местечко, где песок был сухим, он расстелил одеяло, и Феба села, а потом воскликнула: – Ой, я намочила юбки! Он взглянул на мокрые юбки, закрывавшие ее босые ноги, и посоветовал: