– Лужа это лужа – вода на дороге, – рассмеялась Богемская. – Слушай. Я понюхала бокал с коньяком и потянулась за пирожным. Меня легко свалит с ног капля спиртного, у меня шумит в голове даже от сидра. Мне достаточно вдыхать пары элитного алкоголя. И я сейчас позволю себе пирожное. Гулять так гулять! Энн взяла эклер и начала рассказ. Стоял холодный дождливый сентябрь. Богемская вышла из подъезда своего дома, направилась в магазин на углу улицы, поскользнулась и рухнула в лужу на живот. В ту же секунду перед ее взором оказалась чья-то голова. – Здрасте, – сказала она. – Вы тоже шлепнулись? Меня зовут Света. Богемская всегда обладала чувством юмора, поэтому она рассмеялась. – Приятно познакомиться, я Энн. Какие у вас красивые глаза, не голубые, а ярко-синие! Обе потерпевшие бедствие дамы поднялись, Энн стало понятно: перед ней молодая женщина, судя по одежде, провинциалка. – Видок у нас, – пробормотала она, – просто свинский. Но я Поросятина, поэтому удивляться нечему. – Не надо так обзывать себя из-за ерунды, – укорила ее Энн. – Это моя фамилия, – весело уточнила Света, – Поросятина! Богемская смутилась и предложила: – Я живу в соседнем доме, пойдемте, умоетесь. – Спасибо, – обрадовалась Светлана, – а то я вся вымокла. Энн отвела коллегу по падению в гостевую ванную, выдала ей сухую одежду, угостила чаем. У женщин завязался разговор, в процессе которого Энн узнала, что ее новая знакомая – жена Германа Файфа. Это ее удивило. Фамилию мужчины Богемская слышала от разных людей, знала, что бизнесмен не беден, но почему тогда на его супруге дешевая куртка, сшитая гастарбайтерами в каком-то подвале. А обувь Светы выдает себя за ботинки Шанель, но Коко в гробу переворачивается, глядя на то, что прикидывается ее творением. И стрижку новая знакомая, похоже, делала за углом вокзала города Тьму-Тараканска. Энн подумала, что гостья привирает, просто хочется ей быть женой богатого человека, и сразу потеряла к ней интерес и расположение. Окончательно уверилась она в справедливости своих мыслей, когда Поросятина перед уходом робко спросила: – Можно мне одну пироженку с собой взять? Угощу на работе Ксюшку, она сладкое любит. – Конечно, дорогая, – улыбнулась Богемская, сложила в коробку все корзиночки, эклеры, вручила Светлане, проводила ее до лифта, захлопнула дверь в квартиру, посмотрела в зеркало и сказала себе: – Любимая, когда в следующий раз обнаружишь в луже тетку, не приглашай ее к себе, нарвешься на очередную Поросятину, жену олигарха. После ужина Энн легла на диван в гостиной, взяла гламурный журнал, стала его перелистывать и увидела репортаж со дня основания одного крупного банка. Празднику посвятили аж четыре разворота, банк не скупился щедро платить за пиар. Богемская рассматривала снимки и зевала. Никаких новых лиц не видно, все те же люди. А потом ее взгляд упал на фото, на котором были мужчина и… Поросятина. Подпись гласила: «Мероприятие посетили и редкие гости тусовок господа Файф, Герман и Светлана. Энн потрясла головой. Перед ней сейчас было изображение той, кто попросил взять с собой «пироженку для Ксюши». Только на фото на даме было «родное» платье от Эли Сааб, на ногах сверкали лодочки Джанвитто Росси, а в руках она держала клатч фирмы «Эрмес». Драгоценности тоже стоили не копейки. Колье, серьги, браслет, несколько колец, все от Ван Клиф, все за «жирные» миллионы. Энн была заинтригована. Примерно через месяц раздался звонок домофона, горничная доложила: – К вам госпожа Поросятина. Богемская живо ответила: – Зови ее скорее. – Простите, я без приглашения приехала, – забормотала Светлана, – не знаю ваш телефон. Шла мимо, вспомнила, как вы мне помогли. Зашла поблагодарить. Если помешала, я уйду. – Нет, нет, я очень вам рада, – совершенно искренне ответила Энн, которую съедало любопытство. – Давайте выпьем чаю. – С удовольствием, – согласилась Поросятина. В тот вечер женщины поболтали о всякой ерунде и обменялись телефонами. И завязалась странная дружба. Света могла пропасть на несколько месяцев, не отвечать на звонки, эсэмэски, потом вдруг начинала писать Энн. Богемская неоднократно звала ее пробежаться по магазинам, посидеть в кафе, просто погулять. Поросятина всегда отказывалась. Не надо иметь много ума, чтобы понять: Света боится людных мест. Кино, театры, салоны красоты – все это было не для Светы. Ее радовало только одно: приехать в гости к Богемской, попить чаю с пирожными, послушать рассказы хозяйки о Париже, Милане, Лондоне, рассматривать фото, которые там сделала Энн. Через год этих странных отношений Света, в очередной раз внимая тому, какие прекрасные вещи можно приобрести в Париже в магазине Ле Бон Марше, прошептала: – Может, и я когда-нибудь туда попаду. Исполнится моя мечта. Вот тут Энн не выдержала: – Света, попроси мужа свозить тебя в город любви. Поросятина опустила голову на грудь и беззвучно заплакала. Глава двадцать пятая – Прости, – испугалась Богемская, – я не хотела тебя обидеть! Извини. Светочка! Душенька! Поросятина! Давай мы с тобой вдвоем в Париж слетаем. Хоть завтра. Прямо сейчас купим билеты. – У меня нет загранпаспорта, – призналась Света. – Почему? – изумилась Энн. – Он сейчас у всех имеется. Гостья молчала. – Светик, если случилась неприятность, расскажи, в чем дело, я постараюсь тебе помочь. – Я не Света, – вдруг произнесла гостья, – не Поросятина! – Нет? – подпрыгнула Энн. – Кто ты тогда? – Ира Бондаренко, – выдохнула женщина, которая стала ее подругой. Богемская оторопела, но быстро взяла себя в руки: – Я видела твое фото в журнале вместе с супругом, там была подпись, из нее явствовало, что на снимке Поросятина Светлана, жена Германа Файфа. – Верно, – не стала спорить гостья, – это я. Иногда, очень редко, мне приходится посещать какие-то мероприятия. Файф не любит на публике показываться. – Ничего не понимаю, – заявила Энн, – ты Поросятина, жена Германа, но ты не она, а Ира Бондаренко. – Да, – всхлипнула ее собеседница. – Можешь хоть как-то прояснить ситуацию? – попросила Богемская. – Попробую, – прошептала собеседница и начала говорить. Ира Бондаренко – обычная москвичка, она мечтала стать актрисой, пыталась поступить в театральный вуз, но провалилась на творческом конкурсе. Девочку, которая рыдала в коридоре, заметила профессор Копылова, она читала историю театра. Анна Ивановна пожалела неудачницу, пристроила ее в театр «Звон» костюмершей. Симпатичная девушка понравилась главному режиссеру, и тот в обмен на постельные услуги дал ей маленькую роль в спектакле. Ира на удивление хорошо с ней справилась, похоже, у нее был талант. И пошло-поехало, вскоре Бондаренко стала примой коллектива. Десять лет Ирочка провела счастливо, она каждый вечер выступала на сцене. «Звон» – крохотный театр, аншлага в нем никогда не было, зрители не рвались на спектакли. Почему же он не прогорал? У главного режиссера была мать, известная, обожаемая народом звезда, она подчас снималась сразу в трех проектах, отлично зарабатывала и содержала сыночка вкупе с его коллективом. Отпрыск называл себя концептуальным режиссером, он ставил классику на новый лад. Например, в постановке «Дума о Евгении Онегине» Татьяна Ларина писала письмо главному герою, сидя на собаке породы сенбернар. Режиссер хотел поставить актрису на слона, но элефант стоил дорого, и он мог проломить сцену. В театре все считали Иру женой главного, ей улыбались, кланялись, но брак с Бондаренко режиссер не оформлял. Почему? Мать ему решительно заявила: – Пока я жива, зачем тебе жена? Чтобы в койке кувыркаться? Так для этого штамп в паспорте быстро не нужен. Ты скоро сопьешься, умрешь, вдова получит и твою квартиру, и театр. Мне этого не надо. Если я уйду раньше тебя, делай что хочешь. А пока я жива, никаких жен с пропиской. То ли мамаша имела ведьминский дар, то ли она очень хорошо знала сына, но режиссер через десять лет после знакомства с Ирой умер от белой горячки. На следующий день Ира оказалась на улице с маленькой сумкой. Из театра ее тоже выгнали, да и коллектив развалился, великая актриса перестала делать денежные инъекции. Ира побежала к театральному агенту, рассказала, что она звезда театра «Звон». Дама рассмеялась: – Лучше быть уборщицей в приличном коллективе, чем знаменитостью в убогом месте. Жить Ире было негде, квартиру она по глупости потеряла, деньги отсутствовали, помощи ждать было неоткуда. Все коллеги отвернулись от Бондаренко, хорошие отношения с ней сохранила только самая пожилая актриса, Ольга Павловна Байдина. Она с кем-то поговорила, и Ирочку взяли горничной в отель «Свет звезды». Ольга Павловна строго предупредила Иру: – Тебя пристроить на службу почти невозможно. Образования высшего нет, только аттестат школьный. И не восемнадцать лет тебе. В театр никогда тебя не возьмут, разве что гардеробщицей. Я поговорила со своим другом, он помог. Гостиница маленькая, народу мало. И решен вопрос с квартирой, жить будешь на месте, комнату дают. Сэкономишь на транспорте. Но есть одно условие: ты никому не рассказываешь о том, что происходит в отеле. Постояльцы требуют соблюдения тайны их пребывания. Конечно, Ира пообещала молчать даже под пытками. И почти сразу ей стало понятно: на гостиницу это заведение не походит. Три домика в Подмосковье разделяли высокие кирпичные заборы. Персонала было минимум. Светлана Поросятина и Ира. Все было сделано для того, чтобы гости сохраняли полную анонимность. На ресепшен звонил мужчина и говорил: – Номер два сегодня въезжает. В случае чего-то непредвиденного звоните. Телефон, по которому следовало обращаться, всякий раз менялся. Света шла в домик, проверяла, все ли там в порядке, открывала дверь, ворота и уходила, оставив на столе в кухне ключ от дома и пульт от глухих железных ворот. Постояльцев обе женщины никогда не видели, им запрещалось даже проходить мимо строения, в котором кто-то находился. И все домики никогда никто не занимал одновременно, заселялся только один. Спустя какое-то время тот же мужской голос сообщал по телефону: – Номер два свободен. Света брала ключи, звала Иру, они шли в номер и начинали уборку. То, что в отеле творится нечто непотребное, порой страшное, Ира поняла быстро. Гости оставляли после себя полное безобразие. В порядке вещей было уносить окровавленные простыни, собирать горы пустых бутылок, коробок из-под еды. Ресторан в гостинице отсутствовал, даже воды в бутылках там не было. Но постояльцы никогда не обращались к администрации, все необходимое они привозили с собой. Как-то раз женщины нашли на полу в доме девочку лет восьми, всю в крови, без сознания. Это был тот случай, когда следовало использовать аварийный телефон. Горничные кинулись в офис, мужской голос равнодушно сказал: – Не покидайте ресепшен. Позвоню, когда можно выйти. Сидеть тихо. Той, которая высунется на улицу, не поздоровится.