I I Д В В I В I I Д I I I I Д I I I D В В I В I I D I I I I D I B I D D B I B То, что больший ряд включает меньший и является его продолжением, Северин заметил давно, почти сразу, как увидел их, это автор по зловредности утаил сей факт от читателя. Впрочем, тогда этот факт никак не мог быть объяснен и был лишь одним из многих, указывавших на мистическую схожесть двух преступлений, ничем в этом не отличаясь, скажем, от черного перышка, теперь же пришел его черед. Да и не мог раньше Северин расшифровать эти записи, потому что не связывал букву I с именем Иоанн, трудно современному человеку помнить правила старой орфографии. Он пересчитал буквы I в первом ряду, получилось десять, значит, первые буквы имен. Вторая часть текста: «Царь Всея Руси». Тут не сходилось, ряд был слишком длинен, да и буковки не те. Хотя этот Шибанский намекал на какую-то другую генеалогию… Можно было, конечно, взять какой-нибудь исторический справочник, но на таком уровне для проверки хватало и школьных знаний по истории. Северин отсчитал четвертую букву I, царь Иван IV, Иван Грозный, главный персонаж нашей древней истории, царь Иван Васильевич, сходится! Дедом у него был царь Иван III, тоже кстати Иван Васильевич, вот они буковки В и I, Иван, а перед ним отец Василий. Другой известный исторический персонаж, Дмитрий Донской, он был то ли дедом, то ли прадедом Ивана III, вот она буковка Д, получается прадед. Дальше вглубь веков и списка Северин погружаться не стал, не надеясь на свои знания, и двинулся в другую сторону. Тут его изыскания оборвались на первом же шаге. За четвертой I шла пятая, но ведь там был Федор, царь Федор Иоаннович, как же, как же, одноименная пьеса Алексея Константиновича Толстого, спектакли в Малом театре и МХАТе, Смоктуновский в роли царя, ударная роль, он сам видел обе постановки, никаких справочников не нужно. Так что точно Федор, а никакой не Иван. Хотя Иван, конечно, был бы логичнее, монархи к именам трепетно относятся и к плюрализму не склонны, французы наштамповали восемнадцать Людовиков, англичане восемь Генрихов, у нас, понятно, Иваны, десять как минимум. Нет, разнообразие, конечно, допускается, но в строго ограниченных пределах. Вот у этих было три имени, Иван, Василий, Дмитрий, где-то он уже слышал это сочетание, а, ладно, потом вспомнит, главное, что Федором тут и не пахнет. Странно… Северин метнулся в конец ряда. Иван Десятый, Иван Дмитриевич, тоже сходится. Что-то там Шибанский писал о его деде и прадеде, Северин схватил рукопись и нашел требуемое место, Иван Иванович и еще один Иван Иванович, сходится, но ни о чем не говорит, этот Шибанский, судя по всему, фальсификатор дотошный, он этот ряд тоже разгадал и имена персонажей под него подогнал. Но у нас есть современная версия ряда, о которой он никак не мог знать, тут-то мы его и поймаем! Северин воззрился на второй ряд. Вообще-то, странно, первый, как мы только что установили, написан буквами русскими, а второй, похоже, все же латинскими, D таким манером русский человек никогда не напишет, нет, нынешние, конечно, написать могут, они еще и не такое нашкрябают, но если человек пошел в школу при советской власти, то точно не напишет. Но тогда при чем тут латинское B? По-английски Василий это V, по-немецки — W. Ладно, Бог с ними, В так В. За десятым Иваном у нас по списку следует … Василий, студент, как же, как же… Нет, ерунда, совпадение! Надо было какое-то имя вписать, он и вписал, благо, выбор невелик: Иван, Дмитрий, Василий. Василиев четыре века не было, должен был когда-нибудь появиться, да тут не просто случайное совпадение, тут по статистике почти беспроигрышное попадание! Неудачное слово на язык навернулось — статистика. Как всякий человек, повседневно имеющий дело со случаями уникальными, с судьбами отдельных людей, Северин статистике мало того что не доверял, он считал ее наукой вредной и лживой, не наукой вовсе. Недоверие к статистике в какой-то мере уравновесило недоверие к писаниям Шибанского. Пребывая в этом шатком равновесии, Северин принялся несколько растерянно и отупело продолжать ряд мифических царей Всея Руси: Иван Васильевич, Дмитрий Иванович, Дмитрий Дмитриевич, Василий Дмитриевич, Иван Васильевич, Василий… И тут зазвонил телефон. Северин зачем-то поправил лежавший перед ним листок, пристроил справа рукопись Шибанского, слева том «Записок» Путилина, посмотрел на настенные часы — 0.47, однако! — пригладил рукой волосы, прокашлялся, только потом снял трубку. — Майор Северин! — Это я, — раздался виноватый голос Наташи. — Ты где была? — строго спросил он и, взволнованно: — Я тебе раз двадцать звонил! — Я знаю, но там, где я была, не принято пользоваться мобильными телефонами. — В театре, что ли, — съязвил Северин, постепенно приходя в себя. — Нет, не в театре. Я вам потом объясню, если вы пожелаете выслушать меня. Если вы меня простите. Если вы нас всех простите. — Посмотрим, — сказал Северин, но уже с нарочитой строгостью. — А не глядя никак нельзя? Просто простить кающуюся грешницу. — Воистину ли ты раскаялась, дочь моя? — пророкотал в трубку Северин, окончательно воспрявший духом, и тут же осекся. «Что я горожу? Какая дочь! На дочь не согласен! Черт с ним, пусть будет племянница!» Вполне возможно, что он не только подумал это, но и проговорил, потому что с той стороны раздался легкий смешок. — Прощаю, прощаю, не знаю что, но все прощаю! — поспешно прокричал он. — Когда мы увидимся? — Я поэтому и звоню, — сказала Наташа посерьезневшим голосом, — нет-нет, неправильно, я не поэтому звоню! Но и поэтому тоже. У меня просьба к вам есть, Евгений Николаевич. Понимаете ли, у меня завтра на утро назначена одна встреча, меня пригласили, очень настоятельно пригласили, а я боюсь… — Так не ходите! — воскликнул Северин, вдруг перейдя на вы. — Не могу! Так еще хуже может выйти! Он был какой-то невменяемый, я не знаю, что он может сделать, если я не приеду, он все, что угодно, сделать может! А если мы с вами приедем, то, может быть, и разговора никакого не потребуется, он как вас увидит, так сразу и успокоится, мы развернемся и уедем. И все будет кончено. — Да кто — он-то? — закричал Северин. — Каменецкий, Борис … Яковлевич, Бяка, — тихо сказала Наташа. — Так, понятно, выезжаю немедленно, — голос Северина зазвучал по-деловому, пришло время действия, не до раздумий, тем более не до эмоций. — Сейчас не надо, прошу вас. Я ужасно устала, вы не представляете, как я устала. Я не досижу до вашего приезда, я уже сплю. — Понимаю. Итак, закройте двери на все замки и на цепочку, никому не открывайте, даже если в доме случится пожар. Если что, звоните мне на мобильный, вы поняли, на мобильный! — Завтра, в восемь утра, на мобильный… Наташа отключилась, похоже, во всех смыслах. Ждать утра Северин не намеревался, он поедет сейчас, мало ли что, береженого Бог бережет. Вряд ли, конечно, Каменецкий в преддверии встречи решится на какие-то импульсивные действия, но с олигарха станется, ошалели они от власти и безнаказанности. Этим словесным флером Северин пытался стыдливо прикрыть свой порыв, давно забытый, юношеский, неподобающий солидному мужу, порыв быть возле своей …, своей кого? Быть верным рыцарем на страже у чертога своей прекрасной дамы, так несколько витиевато, но в целом ловко вывернулся Северин из непростой ситуации. Ему показалось, что ловко. Насколько серьезной в глазах Северина была угрожавшая Наташе опасность, доказывает хотя бы то, что он первым делом отправился в ванную комнату, — угроза испугать девушку поутру небритой помятой физиономией была много весомей. Он принял душ, побрился, даже подправил виски, предательски седеющие, потом переменил белье, рубашку, натянул джинсы, свитер, короткую кожаную куртку, кроссовки, чай, не на прием поедем. Хорошо, что пистолет лежит в сейфе на работе, не надо мучиться, брать, не брать, все одно не взял бы, к прекрасной даме — и с пистолетом! Была бы шпага, шпагу конечно бы взял. Да время сейчас не то, не романтическое сейчас время, хотя как посмотреть… * * * Во двор дома на Ленинградском проспекте Северин заехал наудачу, в предыдущие его визиты узкая дорожка, идущая вдоль подъездов, была плотно заставлена припаркованными автомобилями, но сегодня в веренице иномарок зияли бреши, вероятно, многие обитатели дома поспешили укрыться за городом от шума и суеты великого праздника. Он выбрал место чуть поодаль от нужного подъезда, чтобы не светиться, выключил движок и фары, осмотрелся. Хорошо, что в доме нет черного хода, подумал он, сталинские архитекторы были весьма предусмотрительны, закутки для домработниц выгородили, а черные лестницы, предназначенные для них и прочего подлого люда, похерили, чтобы враги народа, воспользовавшись нерасторопностью пришедших арестовывать их слуг народа, не ускользнули от ответа. А других жильцов в таких домах и не было, только враги народа, настоящие или потенциальные, плюс члены их семейств. Северин вылез из машины, прошелся по дорожке, посмотрел на темные окна квартиры Биркиных, потом вышел сквозь арку на Ленинградский проспект, задрал голову, убедился, что в гостиной, кабинете и спальной Семена Михайловича света тоже нет, и вернулся обратно. Подумав, решил подняться наверх, посмотреть, как там на лестничной площадке. Набрал код замка (нарочно запомнил, когда они были здесь с Наташей), нешироко приоткрыл дверь, только чтобы протиснуться, бесшумно закрыл ее за собой, осторожно заглянул в холл. В кабинке консьержки мирно посапывала в кресле древняя старуха, одетая в две или три кофты, с деревенским платком на голове. «Охрана, едрена вошь! — зло подумал Северин. — Ей бы еще табельную берданку!» Он на цыпочках поднялся по ступенькам к лифтам и, миновав их, так же тихо взлетел по лестнице на четвертый этаж, осмотрелся, подошел к дверям биркинской квартиры. Ничего подозрительного. Тем же путем спустился вниз. Проходя мимо консьержки, бросил на нее последний взгляд — спит, паскуда! Нижняя челюсть отвисла, в прорезь неплотно прикрытых век видны пожелтевшие от старости белки глаз, только что не храпит. — Да вы не беспокойтесь, товарищ майор, — неожиданно раздалось из провала рта старухи, а в амбразуре век мелькнули черные, блестящие бусинки зрачков, — все в порядке с вашей кралей, пришла в… — бусинки упали вниз, к журналу на столе, — в ноль двадцать четыре, одна, никто ее не провожал, поднялась наверх, вам позвонила и спать легла в свою девичью кроватку. — Откуда вы знаете, что она мне звонила? — спросил несколько ошарашенный Северин. — Нам по службе положено, — ответила старуха. — А-а, — протянул Северин, — благодарю за службу, сержант! — Сержант… — недовольно пробурчала старуха, — я когда сержантом-то была, при Отце Родном! Теперь я старший сержант. — Извините, старший сержант! — То-то же! А вам наша благодарность за то, что лифтом не стали пользоваться, скрипит он, мочи нет, дремать мешает и шаги заглушает, на шаги-то я чуткая. Так что за кралей вашей я присмотрю и сменщицам накажу. Если номер телефона оставите, так и позвоню, ежели что. — Спасибо, не надо. — Воля ваша, — сказала старуха и широко зевнула, закатив глаза, да так и застыла. Вдвойне успокоенный, Северин вышел из подъезда, еще раз обошел дозором прилегающую территорию и расположился в автомобиле. Бдеть оставалось недолго, менее шести часов, при некоторой тренировке — плевое дело, а при его работе сетовать на отсутствие тренировок не приходилось, скорее уж на их избыток. Тут главное — не думать, не думать о серьезном, глубоко личном, очень приятном. Так что ночь Северин провел в подсчетах: количества камней в тротуарном бордюре, количества металлических секций в обрамлении цветников, количества окон на каждом этаже, количества этажей в доме. Результат раз за разом сходился, это радовало, это внушало надежду на незыблемость бытия. Бывают случаи, когда приятно думать, что в мире ничегошеньки не происходит. Вот кончится дежурство, тогда пусть и происходит, а сейчас не надо, ни плохого, ни хорошего, чтобы по справедливости. Вот и северинская вахта подходила к концу. Не случилось ничего, даже ни одна тень подозрительная не мелькнула во дворе, ни одна тень подозрения не мелькнула в голове. Потому и не случилось, что я тут бдел, подумал Северин, кабы не бдел, так непременно бы случилось. Да, ничего не произошло, ничего и не происходило, даже того, что должно было происходить, ни одна собачница не вывела на прогулку своего питомца, ни один похмельный жилец не выбежал за спасительным напитком, никто не устремлялся с рюкзаком и саженцами на фазенду, спеша воспользоваться погожим выходным днем. Дом как вымер. Да шут с ним, с домом, но ведь и в биркинской квартире ничего не происходило, не зажигался свет, не колыхались задвинутые шторы. Северин нервно посмотрел на часы, 7.55, он дождался назначенного времени, но телефон молчал, он терпеливо выждал еще две бесконечно долгих минуты и сам набрал номер. — Да, — раздался после седьмого гудка сонный наташин голос и тут же вскрик, — ой, проспала! Женя, ты? Когда ты сможешь приехать? Самое быстрое?! — Да я никуда не уезжал, — сказал Северин, облегченно выдыхая, — как приехал ночью, так уж и не уезжал. Карета подана, принцесса! — Тогда уж княжна, — опять сонное бормотание и вновь вскрик, — ты что, всю ночь под окнами простоял? Сумасшедший! Я сейчас спущусь. Вот только накину что-нибудь. Северин довольно улыбался. Конечно, девушка спросонья и в волнении, но тем ценнее и показательнее. Женя, ты, сумасшедший — мы, однако, быстро продвигаемся! На «сейчас» он отвел полчаса, быстрее «накинуть что-нибудь» у женщин не получается. Наташа спустилась с опережением графика, почти на четыре минуты. «Что-нибудь» удивительно повторяло одеяние Северина, разве что на шею был повязан шелковый платок, а волосы покрывала пузырчатая кепка из шотландки, заломленная набок как берет. Но более всего удивили Северина термос и набитая бутербродница в наташиных руках. — Извините, что задержалась, — сказал Наташа, сделала легкий книксен и юркнула в распахнутую Севериным дверь машины, — но вы же, наверно, ничего не ели и не пили всю ночь, вот я и сделала, — бутерброды будете есть на светофорах, вот, положите на колени, — она открыла и протянула усевшемуся на водительское место Северину коробку с бутербродами трех сортов, — кофе пить будьте через термостойкую трубочку, у меня все отлажено, осталось приладить, — и чуть погодя, повозившись с термосом, — видите, как я вчера устала, я даже не почувствовала, что вы всю ночь были рядом. Тон с лихвой искупал официальность обращения. А уж суть!.. Северин надавил на педаль газа — и полетел. Глава 23 Дорога к храму Подмосковье, Одинцовский район, 8 мая 2005 года, десять часов утра Чем отличается следователь от женщины? Женщины задают вопросы беспрерывно с известной только им целью, следователи же задают вопросы только тогда, когда им надо что-то выяснить. Из этого отнюдь не следует, что женщин-следователей не бывает. Как уверяют нас литература и телевидение, бывают, и даже очень успешные. Им главное — заполучить в свои руки подозреваемого, это нетрудно, подозреваемых обычно больше, чем улик, а уж дальше подозреваемый сам во всем признается, в чем угодно признается, не вынеся пытки бесконечного допроса. Мужчины-следователи тоже используют этот прием, но с гораздо меньшим успехом, они, обессиленные, передают подозреваемого с рук на руки, как эстафетную палочку, тем самым показывая ему, что они слабее его. Женщина же всегда бьется в одиночку, так утверждая свое превосходство. Это лирическое отступление нам понадобилось только для того, чтобы скоротать время в пути. Как уже было сказано, следователи задают вопросы только тогда, когда им надо что-то выяснить, если же им все ясно или они имеют веские основания полагать, что ответы на их вопросы могут быть им неприятны, они предпочитают молчать. У Северина была в запасе пара-тройка вопросов, благосклонные ответы на которые весьма бы скрасили его жизнь, например: «Не соблаговолите ли, мадемуазель, отужинать со мной в уютном тихом месте?» Но время для подобных вопросов, тем более для благосклонных ответов еще не пришло. Тем больше оснований молчать. Северин покорно следовал указаниям Наташи, повинуясь жестам и не вслушиваясь в слова, не стараясь запомнить дорогу, более полагаясь на свой автопилот водителя с двадцатилетним стажем. Впрочем, скучать за рулем ему не пришлось. Появление на Рублево-Успенском шоссе подержанной девятки с затемненными стеклами, сквозь которые смутно виднелись силуэты двух молодых людей в кожаных куртках, вызвало понятную нервозность госавтоинспекторов. В связи с великим праздником и прибытием в Москву глав государств крупнейших стран мира, милицию и ГАИ перевели на усиленный режим патрулирования, изрядно застращав угрозой терактов, так что их на двадцатикилометровом участке останавливали десять раз, ровно по числу мест, где густые кусты подступали к дороге, как бы нарочно для скрытной засады автоинспекторов. Служебное удостоверение Северина не вызывало ни малейшего пиетета, на этой трассе в ходу были более весомые документы, но не вызывало и настороженности с желанием более детально проверить личность подозрительного водителя — настоящие террористы документами «уголовки» брезгают, предпочитая удостоверения сотрудников контртеррористических служб или помощников депутатов Государственной думы. Так что Северина быстро отпускали. — Предупредили бы по линии, чтобы попусту не останавливали, — говорил он каждый раз напоследок. — Не положено, — отвечали ему, — усиленный режим. Должны бы знать!