— Только на первом этаже. Босх вызвал лифт, спустился на первый этаж и заглянул в небольшой кафетерий. Тот был почти пуст, и Лурдес в нем не оказалось. Босх понял, что мог с ней разминуться. Спустился на одном лифте, а она тем временем поднялась на другом. В груди его, однако, закопошился червячок тревоги. Босх вспомнил, с каким гневом Тэрин говорила, что лежать в одной больнице с человеком, который похитил тебя и изнасиловал, попросту унизительно. Вспомнил, как заверял ее, что, как только врачи дадут добро, Доквейлера перевезут в тюремную палату окружной больницы. Но он знал, что Доквейлеру до сих пор не предъявили обвинения. Раз состояние его не позволяло провести эту формальную процедуру, не исключено, что перевод из больницы Святого Креста в окружную больницу пришлось отложить. Одно из двух: или Тэрин сказала Лурдес, что Доквейлер лежит в этой же больнице, или Белла додумалась до этого самостоятельно. Босх вышел в главное фойе. Направился к столу справок — тот был рядом с кафетерием — и спросил, есть ли здесь отделение для пациентов с травмой позвоночника. Ему сказали, что оно находится на третьем этаже. Босх заскочил в лифт и отправился наверх. Двери открылись. Напротив лифта был сестринский пост — в самом центре этажа, напоминавшего букву «Н». Босх увидел человека в форме помощника шерифа. Тот, облокотившись на стол, болтал с дежурной медсестрой, и Гарри почувствовал, как тревога в груди нарастает. — Отделение травмы позвоночника? — спросил он. — Да, — ответила медсестра. — Чем могу… — Курт Доквейлер все еще здесь? Медсестра бросила косой взгляд на помощника шерифа. Тот выпрямился. Босх снял с ремня жетон и поднял руку: — Босх, УПСФ. Веду дело Доквейлера. Где его палата? Показывайте. — Сюда, — сказал помощник шерифа и направился в коридор. Босх пошел за ним. У одной из палат стоял пустой стул. — И давно вы строите глазки медсестре? — спросил Босх. — Недавно, — ответил помощник шерифа. — Этот парень никуда не убежит. — Меня не это волнует. Скажите, из лифта не выходила женщина? — Не знаю. Люди то приходят, то уходят. Когда? — Сами как думаете? Сейчас. Не успел помощник шерифа ответить, как они подошли к палате. Чтобы остановить спутника, Босх поднял левую руку. У изножья койки Доквейлера стояла Белла. — Побудьте здесь, — сказал Босх помощнику шерифа и, осторожно ступая, вошел в палату. Лурдес не показала виду, что заметила его. Не оборачиваясь, она смотрела на Доквейлера. Тот лежал на приподнятой койке в окружении всевозможной медицинской техники, включая дыхательный аппарат, который накачивал воздухом его легкие. Глаза Доквейлера были открыты, и он смотрел на Лурдес. Заглянув в эти глаза, Босх увидел в них страх. — Белла? Услышав его голос, Белла обернулась, увидела Босха и сумела улыбнуться: — Гарри… Он взглянул ей на руки — нет ли в них оружия. Оружия не было. — Белла, зачем ты сюда пришла? Она перевела взгляд на Доквейлера: — Хотела увидеть его. Лицом к лицу. — Тебе не следует здесь находиться. — Знаю. Но я должна была прийти. Сегодня я уезжаю домой. Хотела сперва увидеть его. Он грозился сломить меня. Пусть видит, что у него ничего не вышло. Босх кивнул. — Ты что, думал, я пришла сюда, чтобы его убить? — спросила она. — Сам не знаю, о чем я думал, — ответил Босх. — Мне не нужно его убивать. Он уже мертв. Ирония судьбы? — В смысле? — Твоя пуля перебила ему позвоночник. Он насильник, но больше не сможет никого изнасиловать. Босх снова кивнул: — Пойдем к тебе в палату. Медсестра сказала, перед выпиской тебя должен осмотреть врач. В коридоре он повернулся к помощнику шерифа, прежде чем тот заговорил. — Ничего не было, — сказал Босх. — Если напишете рапорт, я пожалуюсь, что вы оставили свой пост. — Не вопрос, ничего не было, — согласился помощник шерифа. Он остался возле своего стула, а Босх и Лурдес направились к лифту. По пути Гарри рассказал о предложении Тревино. Решил, что согласится, только если Белла не против. И снова перейдет в резерв, как только она будет готова вернуться на службу. Лурдес без колебаний одобрила его решение. — Ты прекрасно подходишь для этой работы, — кивнула она. — Не исключено, что это надолго. Я пока не знаю, что будет дальше. Может, вообще уволюсь из полиции. Босх понимал, о чем она думает: о том, что имеет полное право уйти в отставку на основании пережитого стресса, сохранив при этом полное жалованье. Сможет заняться чем-то еще — чем-нибудь менее рискованным, не связанным с неприятными особенностями полицейской работы. Так будет лучше для семьи. Что сказать, выбор непростой. Сейчас над ней нависла тень Доквейлера. Если Белла не вернется на службу, будет ли эта тень являться к ней по ночам? Одержит ли Доквейлер окончательную победу над Лурдес? — Думаю, ты вернешься, Белла, — проговорил Босх. — Ты хороший детектив. Будешь скучать по работе. Посмотри, как я из кожи вон лезу, лишь бы на ремне был жетон. В моем-то возрасте. Поверь, это у тебя в крови. У тебя ДНК копа. — Знаешь… надеюсь, ты прав, — с улыбкой кивнула она. У сестринского поста они обнялись и пообещали друг другу быть на связи. После этого Босх ушел. Выехав на шоссе 5, он направился в Сан-Фернандо. Пора было сказать капитану, что он принимает предложение. По крайней мере, до тех пор, пока не вернется Белла. По пути Босх обдумывал свои слова насчет ДНК копа. Он действительно верил в то, что сказал. Он знал, что где-то в глубине его внутренней вселенной высится скала и на ней высечено зашифрованное послание — раз и навсегда, словно рисунок на стене древней пещеры. В этом послании говорится, куда ему идти и что делать. Как выбрать верный путь, чтобы жизнь была прожита не зря. * * * Была весна, и был воскресный вечер. На треугольной площадке между Трэкшен-авеню, Роуз-авеню и Третьей улицей собралась толпа. Многие годы тут была парковка. Теперь же здесь собирались разбить первый общественный парк района Искусств. Перед рядами раскладных кресел стояла двадцатифутовая скульптура. Очертания ее едва угадывались под складками белой драпировки. От нее к стоявшему рядом подъемному крану тянулся стальной трос. В нужный момент драпировка эффектно взмоет в небо, и взорам публики явится центральная скульптура будущего парка. Почти все кресла были заняты. Операторы двух местных новостных каналов готовы были запечатлеть волнующий момент. Многие из присутствующих были лично знакомы с автором скульптуры — Вибианой Веракрус. Некоторые видели ее впервые, хотя были связаны с ней семейными узами, пусть даже и не кровными. В последнем ряду расположились Босх с дочерью. Гарри видел, что через три ряда от них сидят Габриела Лида и Оливия Макдоналд, а между ними — юный Хильберто Веракрус. В руках у него была портативная консоль, и он был увлечен какой-то игрой. Взрослые дети Оливии сидели справа от нее. В назначенное время на подиум перед скульптурой поднялся мужчина в костюме. Он поправил микрофон: — Здравствуйте, и спасибо всем, что пришли сюда в столь прекрасный весенний день. Меня зовут Майкл Холлер. Я юрисконсульт фонда под названием «Фруктовая корзинка». Уверен, за последние несколько месяцев все вы не раз читали о нем в газетах. Благодаря чрезвычайно щедрому вкладу со стороны душеприказчиков Уитни П. Вэнса сегодня фонд «Фруктовая корзинка» открывает этот парк в честь мистера Вэнса. Кроме того, мы сообщаем о намерении выкупить и реставрировать четыре исторических здания в районе Искусств. Теперь там будут специально оборудованные пространства для жизни и творчества — недорогое жилье и студии для художников нашего города. У фонда «Фруктовая корзинка»… В переднем ряду начали аплодировать, и Холлер вынужден был сделать паузу. Наконец он улыбнулся, кивнул и продолжил: — У фонда «Фруктовая корзинка» есть и другие планы на этот район: новые здания с доступным жильем и студиями, новые парки, новые галереи, где можно будет приобрести работы художников. Это место называется районом Искусств, и фонд «Фруктовая корзинка», самим названием отдающий дань здешней истории, ставит своей целью поддерживать яркое сообщество художников и развивать публичное искусство. Вновь раздались аплодисменты, и Холлер сделал очередную паузу. — И раз уж речь зашла о публичном искусстве, мы с гордостью открываем этот парк, снимая драпировку со скульптуры за авторством Вибианы Веракрус, арт-директора «Фруктовой корзинки». Пусть искусство говорит само за себя. Итак, представляю вашему вниманию скульптуру «Другая сторона прощания». Кран эффектно сдернул покрывало с белоснежной акриловой скульптуры. Подобные диорамы из нескольких фигур и предметов Босх уже видел в прошлом году, когда заходил в лофт Вибианы. В основании скульптуры был искореженный фюзеляж вертолета. Он лежал на боку, а сломанная лопасть винта возвышалась над ним, словно надгробный камень. Из открытой боковой двери поднимались лица, тянулись руки солдат, жаждущих спасения. Фигура одного солдата возвышалась над остальными во весь рост. Казалось, невидимая длань Господня поднимает его над обломками вертолета. Воздев руку, разжав кулак, солдат тянулся к небесам. Со своего места Босх не видел его лица, но знал, кто этот солдат. Рядом с корпусом вертолета была фигура женщины. На руках у нее была девочка. Черты лица ее были смазаны, но в женщине Босх узнал Габриелу Лиду — в той же позе, что и на фото с пляжа «Дель Коронадо». Открытие скульптуры встретили бурными аплодисментами, но автора поначалу не было видно. Затем Босх почувствовал на плече чье-то легкое касание. Обернулся и увидел, как Вибиана проходит у него за спиной, направляясь к подиуму. Свернув в проход между креслами, она с улыбкой оглянулась. Босх понял, что впервые видит, как она улыбается — одним уголком рта. Он хорошо помнил эту улыбку.