Она пожала плечами и осторожно села на скамью, смахнув пыль. За окнами бушевала стихия. И не было конца и края этой грозе. Дантуален сел рядом и обнял Катрин за плечи. В груди его жили ненависть, нежность и страх. Взрывоопасная смесь. И она требовала выхода наружу. Он повернул к себе ее лицо. Катрин улыбалась, а отсвет от факела делал ее еще более невинной, чем она была на самом деле. Дантуален почувствовал себя искусителем. Приятное чувство. Представив, как будет рыдать Валери, как больно будет ей от его поступка, он нежно поцеловал Катрин в мягкие губы. Она не отказала. Она сидела замерев, и слушала, как стучит по окнам дождь. И чувствовала, как настойчивая рука Рене гладит ее по спине. Это было очень приятно, и Катрин закрыла глаза. — Завтра нам придется расстаться, — проговорил Рене, касаясь губами ее губ, — для меня это невыносимо, Катрин. Где-то в животе тянуло от боли. Она посмотрела на него. — И для меня. Но вы же обещали, что вернетесь. Я буду вас ждать. — Конечно вернусь, — он провел рукой по ее щеке, — как можно скорее. Я хочу залог, Катрин. Залог вашей верности. — Залог? — не поняла она. — Залог того, что вы — моя. — Что вы имеете в виду? — Зачем ждать свадьбы? Мы любим друг друга. — Вам недостаточно моего слова? — удивилась она и немного отодвинулась. — Я вам верю, — сказал он, и снова притянул ее к себе, — но я страстно желаю вас. Я хочу, чтобы вы были моей сейчас, а не через долгое время. Это просто выражение нашей любви, и ничего более. — Я не могу, — сказала она, — всему свое время. Повисло молчание, и только раскаты грома нарушали его. Катрин вся дрожала. Она только что отказала своему возлюбленному, и, хоть и старалась смягчить отказ, боялась, что обидела его. Но Рене не обиделся. Он крепко сжал ее в объятьях, провел рукой по ее волосам, вынул гребень и волосы ее хлынули на спину. — Что вы делаете, Рене? Он задохнулся от страсти. От ненависти. От того беспощадного огня, который сжигал его внутренности. Грудь горела так, что казалось, что он проглотил факел. Это пылала и кровоточила рана, нанесенная ему Валери. Руки его тряслись, когда он стал развязывать шнуровку на спине Катрин. — Рене, что вы делаете? — Катрин попыталась вырваться, но он уже крепко держал ее и не собирался выпускать. — Я вас люблю, Катрин, — шептал он, — и не буду больше ждать! — О чем вы? Отпустите меня! Она с силой оттолкнула его и тут факел осветил выражение его лица. Глаза его горели, губы перекошены в жесткой усмешке. Вряд ли такое выражение могло быть у влюбленного в нее юноши. Катрин впервые в жизни по-настоящему испугалась. В одно мгновение она все поняла. — Вы не посмеете! — воскликнула она, вырываясь, — вы не сделаете этого! — Ты же любишь меня, Катрин, — прошептал он, — ты же сама этого хочешь! — Нет, не хочу! Отпусти! Ты не посмеешь! — Еще как посмею, — он дернул за корсаж и платье с треском разорвалось прямо посередине. Катрин стало страшно до дурноты. Она отбивалась от его рук, стараясь стянуть ткань на груди, но это было бесполезно. Он был намного сильнее нее. Но страх давал ей силы сопротивляться. — Неужели ты завел меня сюда только для этого? — кричала она, вырываясь. В какой-то момент ей удалось ускользнуть, и она бросилась в соседнюю комнату. Но Рене ничего не стоило нагнать ее. Катрин бешено сопротивлялась, кричала, звала на помощь, умоляла, а он лишь смеялся в ответ. — Кричи громче, давай! Может Робер и услышит тебя! Но лучше скажи, что любишь меня. Пусть будет все по взаимному согласию! В этот момент она извернулась и укусила его за руку. Он поймал ее руки, скрутил и бросил на низенькую кровать. Наверное раньше на таких спали дети. Накинувшись на нее, Рене стал целовать ее губы, лицо, обнаженную грудь. — Отпусти меня, отпусти, мне больно, — услышал он ее шепот и ослабил хватку. Тут же Катрин взвилась, и с яростью дикой кошки, которую было трудно угадать в этой скромной и тихой девушке, вцепилась ногтями в его лицо и шею. Брызнула кровь. Чувствуя, что свободна, она бросилась к лестнице, но Рене успел схватить ее за платье, кинул обратно на кровать, и с проклятьями приподнял за волосы и несколько раз ударил по лицу. Катрин дико закричала, но он снова ударил ее, потом схватил какую-то веревку и ударил ее по обнаженному телу. Один раз, другой, третий. Катрин застонала, сил кричать уже не было. Перед глазами все плыло и пылало. — Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому, — услышала она его голос, но не узнала в этом нечеловеческом хрипе. Он склонился над ней — страшное, окровавленное искаженное лицо, — больно, значит? Так сейчас будет еще больнее. Он снова ударил ее, содрав веревкой с ее тела кожу. Потом освободил от остатков одежды. — Нет! — Молчать! — рявкнул он. Страсть его, которой он и не знал в себе, бешеная, жестокая, вырвалась наружу. Только перед глазами стояло совсем другое лицо — не испуганное личико Катрин с ее мягкими тонкими чертами, а лицо Валери с бровями в разлет. И не Катрин он стремился причинить боль, он избивал Валери, которая не желала его знать, и поворачивалась к нему спиной. Он желал причинить ей боль и уже не мог остановиться. Ужас и боль захлестнули Катрин. Она попробовала молиться, но оказалось, что не помнит слов молитв. Лицо его было совсем близко, и эти глаза, которые она любила и мечтала целовать, сейчас горели адским огнем. Все закружилось вокруг, к горлу подступила тошнота, а в ушах зазвенело. Руки больше не слушались ее. Еще удар, и Катрин на какой-то миг потеряла сознание. Она не знала, что происходит, не знала, сколько времени прошло до того, как в голове немного прояснилось и она снова увидела над собой лицо Рене. Только это было уже совсем другое лицо, то, к которому она привыкла. — Катрин, Катрин! — шептал он, тряся ее за плечи, — прошу тебя, очнись, Катрин! Гроза кончилась, но дождь еще барабанил по подоконнику. Он стоял на коленях перед ее ложем и сжимал ее руки в своих. В зеленых глазах застыл ужас. Катрин с трудом повернула голову, приподнялась, ощутив боль во всем теле, и посмотрела на него. — Прости меня, Катрин, — он прижался лбом к ее рукам, — я не знаю, что на меня нашло... я клянусь тебе, мы завтра же поженимся! Завтра утром! Я всю жизнь посвящу тому, чтобы загладить свою вину, только прости меня! Дождь перестал. Стояла пугающая тишина. Откуда-то издалека доносились звуки музыки. Голова гудела, и Катрин с трудом понимала, что произошло. Она поднялась и стала одеваться. Платье было разорвано в нескольких местах, и она подумала, что в таком уже нельзя вернуться на бал. Рене дрожащими руками помог ей завязать шнуровку, стянул и завязал на груди разорванный шелк. Избавившись от наваждения и увидев под собой окровавленное обнаженное тело Катрин, он как будто нырнул в ледяную воду. Катрин тут была совершенно ни при чем, и ее-то он меньше всего хотел обидеть. Он на самом деле был готов посвятить жизнь этой девочке, чтобы только стереть эту ночь из ее памяти. И, заодно, из своей. Катрин некоторое время молча смотрела на него, потом села на кровать и неожиданно для себя разрыдалась. Она рыдала и не могла остановиться, а он сидел рядом, опустошенный, перепуганный и абсолютно разбитый. Он не знал таких слов, которые могли бы утешить ее, и ужас от содеянного постепенно овладевал его сознанием. Рене дАнтуален никогда не был жесток и никогда не прибегал к насилию. Впервые в жизни столкнувшись со зверем в себе, он потерял всякие ориентиры. Его поступок не укладывался в голове, и он никак не мог осознать, что все это с Катрин проделал не кто-то еще, а он сам. В этот момент дверь с грохотом отворилась и на пороге в свете факела появился мужчина Глава 19. Спаситель Катрин резко перестала плакать. Глаза ее встретились с темными глазами Жоржа де Безье. Повисло вязкое долгое молчание. Рене боялся пошевелиться, поняв, что не будет никакой свадьбы с Катрин, и он может не прокручивать больше в голове все возможные пути отступления. Путей этих нет так же, как невозможно вернуть Катрин невинность. Он никогда не выйдет из башни Фей. Оставь надежды, всяк сюда входящий. Жорж де Безье молча кинул ему какое-то оружие. Наверняка снял со стены на первом этаже, подумалось Рене. Жорж окинул комнату взглядом. Мебель вся перевернута, на полу в свете факела мерцают жемчужины рассыпавшегося ожерелья Катрин. Сама Катрин в разорванном платье, волосы ее совершенно растрепаны и, ничем не сдерживаемые, падают на плечи и спину. Она подняла голову и посмотрела на него, но тут же опустила глаза. Щека ее опухла, а руки все в красных пятнах. Завтра они потемнеют и будут черными. — Вы можете защищаться, — сказал он дАнтуалену, — но вряд ли вас это спасет. Дуэль была короткой. У Рене дрожали руки, а ноги не хотели двигаться в такт. Все тело будто было налито свинцом. Теперь он на себе почувствовал недавнее состояние Катрин. Вдруг возле двери мелькнула белая тень. Прямо за спиной Жоржа де Безье стояла женщина. Та самая, которую он видел внизу, и которая предупреждала его от злого деяния. Рене отступил к стене, машинально отражая удары. Но женщина не исчезла. Теперь он хорошо мог рассмотреть ее. Она была совсем молода, и светлые волосы, заплетенные в толстые косы, лежали у нее на плечах. — Теперь ты будешь моим... — прошептала она совершенно беззвучно, — иди, иди! Он не мог сопротивляться ее зову. Рванувшись вперед, Рене опустил оружие и напоролся на шпагу Жоржа де Безье. — Я иду, Камилла! — проговорил он и рухнул на пол. Жорж бросил шпагу, даже не потрудившись вынуть ее из груди соперника. Он поискал глазами Катрин, но в комнате он был один. Катрин исчезла. ... Дождь практически перестал, превратившись в холодную морось. Последние порывы ветра развевали распущенные по плечам волосы Катрин и то, что осталось от ее бального платья. Она стояла между двух зубцов башни, держась за один из них руками. Далеко внизу мерцала в свете луны мокрая земля. После грозы сильно похолодало и она быстро замерзла. Первым прыгнул с башни Робер. Был ли кто-то еще, думала она. Мысли были совершенно ясны и спокойны, как будто это не она стояла высоко над землей, готовясь сделать свой последний шаг. Где-то вдали еще сердился гром. Самоубийцы попадают в ад. Катрин еще раз посмотрела вниз. Земля, готовая принять ее, была невероятно далека. Она успеет испытать чувство полета, а если раскинуть руки, то можно почувствовать себя птицей. Сердце ее билось, как бешеное. Всего один шаг, и она там, у подножья башни на твердой мокрой земле. Всего один шаг, но сделать его невероятно трудно. И если она мечтала о смерти в тот момент, когда бежала по лестнице, и в тот, когда вскочила на парапет, то взглянув вниз остановилась. Один шаг — и пустота. Ноги ее будто приросли к камню. Ветер ударил в спину, и Катрин крепче вцепилась в камень. Ее жизнь закончена в любом случае. Не проще ли расстаться с нею прямо сейчас, покрыв смертью свой позор, чем долгие годы ждать конца, влача печальное существование старой девы, отвергнутой обществом? Она приблизилась к краю. Носки ее туфель свисали над бездной, и подуй сейчас ветер, она бы не удержалась на краю. Но природа замерла, как будто подчеркивая важность ее решения. Ветер резко стих, а дождь окончательно прекратился. — Разве это просто, шагнуть в пустоту? — вспомнилось ей. Тогда она стояла около парапета и так же как сейчас смотрела вниз. Только светило яркое солнце, а рядом стояла Валери с шляпкой в руке. — Намного проще, чем жить без возлюбленной, Катрин. Намного проще, чем пережить ее свадьбу с другим. Всего один шаг — и ничего. Можно не думать о воздаянии. Думать только от том, что там — ничего. Что там нет боли.