Письмо принесла Элиза. — Кто такой дон Хуан? — спросила она, кладя перед Катрин голубой конверт. Катрин смотрела на конверт, боясь прикоснуться к нему и не веря своему счастью. Жорж тоже писал ей, причем писал исправно два раза в неделю. Катрин точно знала, в какой день придет его письмо, более похожее на отчет. Оно обязательно будет начинаться с «Дорогая мадемуазель де Шатори», занимать полтора листа, исписанных уверенным правильным почерком, и содержать отчет о проделанной за последние дни работе. Катрин хорошо представляла все, чем занимался Жорж де Безье, даже знала, что он читает, и с чем он согласен или не согласен в прочитанной книге, когда и куда ездил, кто приезжал к нему. Читать его письма было откровенно скучно, и Катрин не всегда дочитывала до конца, и никогда не отвечала, хотя за ответ вполне мог бы сойти просто распорядок ее дня с комментариями. «Сегодня на ужин была щука, запеченная под белым соусом. К сожалению кухарка немного пересолила блюдо, но все равно оно пришлось мне по вкусу»... приблизительно так Катрин представляла себе свой ответ будущему мужу. Иногда она ужасалась тому, что всю оставшуюся жизнь будет вынуждена провести рядом с этим человеком. И тут пришло письмо от дона Хуана. У него был наклонный быстрый почерк. По-французски он писал не менее правильно, чем говорил. Катрин не нашла ни одной ошибки за все длиннющее письмо, хотя как иностранцу они были бы ему простительны. ... Дон Хуан Медино мадемуазель Катрин де Шатори Дорогая моя мадемуазель Катрин, я очень рад, что во Франции у меня остался такой друг, как вы, да и признаться, больше мне некому написать то, что я могу сказать только вам. Замок Флуа — это просто груда руин, в которых кое-где можно найти жилые комнаты, обставленные по последнему писку моды. Интересно, кто закупал эту дорогущую мебель? Большей несуразности я не видел никогда! Надо будет выяснить, кто занимался в последнее время замком. Управляющий графством в замке не бывает, и правильно делает. Сквозняки там ходят такие, что в самую жару приходится разжигать камин и одеваться так, будто сидишь зимой у костра. Если до этого я еще пытался как-то там жить, то в последние дни управляющий пожалел меня и пригласил занять несколько комнат в его небольшом доме. Городок маленький и очень бедный. Если бы вы, мадемуазель Катрин, увидели всю степень бедности живущих тут людей, то были бы поражены не менее меня. Тем более, что теперь я за этих людей в ответе перед Богом. Управляющий ищет только выгоды, но так нельзя. Несколько дней назад я взял целую стопку книг по экономике и теперь постоянно штудирую их. Надо будет найти какого-нибудь успешного торговца, который мог бы из практики подсказать мне, что делать в такой ситуации. Только сдается, что в графстве нет ни одного успешного торговца, все погрязло в беспробудной нищете. Мне кажется, что чтобы что-то заработало в этом городе, чтобы на рынке стали продавать что-то более ценное, чем хлеб, сюда нужно завезти денег и просто раздать людям. Денег ни у кого катастрофически нет и брать их неоткуда. А то, что есть, все уходит на налоги и минимальное пропитание. Даже вроде бы знатные люди живут в бедности. Платья светских красавиц перелатаны и перешиты по новой моде, которая была новой лет десять назад. Крыши текут, а церкви приходят в упадок. Пока я разбираюсь в системе управления графством. Работы тут очень много, что меня весьма радует. К сожалению, работа не спасает. Если я раньше думал, что работа может отпугнуть ненужные мысли, то сейчас убеждаюсь в обратном. Можно занять весь день, но остается вечер, да и днем они лезут между строк книг. Особенно ужасны вечера. У меня нет желания принимать участия в местных развлечениях, но в последнее время я стал завсегдатаем балов и музыкальных вечеров. Слушаю домашние концерты и восхищаюсь талантами юных дев. К сожалению музыка действует на меня плохо, тем более та, которая получается у этих исполнительниц. Но похоже их игра устраивает всех. Приходится выбирать — либо давать уроки игры на клавесине (фортепиано тут нет и никто о нем даже не слышал), либо слушать то, что имеется. Последнее время я уже склоняюсь к первому варианту. Мадемуазель Катрин, помогите мне. Посоветуйте что-нибудь. Я постепенно схожу с ума. Если сначала мне казалось, что я излечился, то в последнее время все становится только хуже. Я понимаю, что не нужно думать, и нельзя задавать себе все время эти три вопроса: где, с кем, что делает? Но я не могу отвязаться от них. А воображение рисует мне разные подробности, которые не способствуют сохранению рассудка. И еще одна просьба... Не говорите или не пишите ей ничего обо мне. Я хочу порвать все связи. Не просите мне написать, я не хочу получать писем от нее. Особенно, если они будут написаны из жалости или чувства долга. Если она вдруг напишет, пусть это будет ее личное желание, не продиктованное просьбой сестры. Мадемуазель Катрин де Шатори дону Хуану Медина Дорогой дон Хуан, Прошу простить мне промедление, с которым я пишу вам ответ. Я была счастлива получить весточку от вас, но у меня несколько дней заняло обдумывание ответа. Хочу сообщить вам, что здоровье мое и моего брата в хорошем состоянии, и оба мы живем сейчас в замке Шатори. Жак не так давно вернулся в замок, сразу же после того, как моя кузина и мой нареченный жених покинули его стены. Сразу же после отъезда кузины в Париж, из Тура пришли дурные новости. Виконт де Турне, который после объявления о замужестве моей кузины, заперся у себя в комнате и выходил только чтобы доехать до нашего замка и постоять под ее окнами (встречаться с ней он наотрез отказался), как только кузина покинула Шатори, покончил с собой. Я безмерно скорблю о нем, и сопереживаю его родственникам, ведь он был единственным наследником графского титула, который теперь получит какой-то далекий кузен. Поступок его можно назвать не просто глупым, но и обычным малодушием. Мне грустно от того, что Андре оказался настолько слаб и безумен. Что до вашей просьбы, то я долго обдумывала как раз этот вопрос. Хочу поделиться с вами своим опытом. Как вы знаете, в моей жизни было одно негативное событие, которое мне хотелось бы поскорее забыть и не вспоминать больше никогда. Когда я старалась не думать о нем, подробности так и вставали у меня перед глазами. Но потом я поняла, что мыслям не прикажешь, как и сердцу. Я разрешила себе думать о нем столько, сколько мне хочется. Вы не поверите, но сейчас уже я очень редко вспоминаю о событиях в башне Фей. Поэтому советую вам не запрещать себе тревожных мыслей. Пусть они текут. Постепенно их количество станет меньше, и вы почувствуете себя несравненно лучше, чем раньше... Их переписка не прекращалась, и Катрин привыкла ждать писем от него. Более того, она ждала именно писем дона Хуана. Письма Жоржа только раздражали ее и ввергали в тоску. Дон Хуан же писал много, интересно и читать его было одно удовольствие. Он не скрывал от нее ничего, искренне рассказывал о своих чувствах, наблюдениях и переживаниях. Катрин же щадила его, и вести о Валери щедро разбавляла своими мыслями. Она выбирала из ее писем то, что можно было написать дону Хуану так, чтобы не сильно ранить его чувства, поэтому все ее новые знакомства, времяпровождение и едкие замечания оставались известны только Катрин, но при этом в ее письмах не было ни слова лжи. Она опускала подробности, сохраняя основную линию и не забывая, что дон Хуан достаточно умен, чтобы разгадать ее игру Глава 2 Жорж де Безье явился в Шатори без всякого предупреждения, как к себе домой. Катрин как раз сидела в библиотеке, перечитывая недавно полученное письмо от дона Хуана и готовясь писать ответ. Вдруг дверь без всякого стука отворилась и на пороге появился Жорж в дорожном костюме и высоких сапогах. Он явно только что приехал и даже не переодевшись заявился к ней, нарушив ее уединение. Катрин вздрогнула, испугалась, и выронила письмо. Оно спланировало на пол, Катрин лихорадочно стала искать его рукой, надеясь, что Жорж не обратит на него внимания, свернула и спрятала за широкий пояс. Граф де Безье некоторое время молча смотрел на нее. Потом сделал шаг вперед и протянул руку: — Отдайте мне письмо, — вместо приветствия сказал он, и взгляд его не предвещал ничего хорошего. Катрин сильно перепугалась и окончательно растерялась. — Не дам, — она встала и отступила к окну, — это мое письмо. Вас оно не касается. — От кого оно? — спросил он. Катрин снова попятилась, но решила, что спасение в правде. — От дона Хуана. Он нахмурил брови. Катрин побледнела и уперлась спиной в подоконник. — Вы ведете переписку с доном Хуаном? — Конечно. Я не понимаю, почему вас это интересует. — Потому что вы испугались и спрятали письмо, увидев меня. Дайте его мне, чтобы я мог убедиться в вашей невиновности и тогда я не буду запрещать вам с ним переписываться. — Запрещать? — задохнулась Катрин, — да какое право вы имеете что-то запрещать мне? — Дайте мне письмо! — рявкнул он, от чего Катрин чуть не лишилась чувств. Никто никогда не повышал на нее голос. Она выставила руки вперед, будто защищаясь от удара. — Нет... Он схватил ее за руку и притянул к себе, пошарил рукой за поясом и вынул голубой конвертик. Катрин смотрела, как он разворачивает письмо, где дон Хуан подробно и насмешливо описывал нравы местного дворянства, а так же завуалировано делился с ней своими переживаниями, смотрела, как он быстро пробежал его между строк, как свернул и бросил на стол. Глаза их встретились. Казалось, Жорж смутился. Катрин даже могла бы поручиться, что он смутился, и что он готов был попросить прощения. Но он не попросил. — В следующий раз не заставляйте меня прибегать к насилию, — сказал он, направляясь к двери, — можете продолжать переписку, я даже не буду интересоваться тем, что он вам пишет. Катрин прислонилась к стене и закрыла глаза, из которых хлынули потоком молчаливые слезы. ... Жорж пробыл в замке около двух недель. Посмотрев на то, как управляется поместье, вернее на то, как оно не управляется, он в своем любимом стиле устроил полный разнос Жаку де Шатори и сам взялся за его бумаги. Выяснились не самые лучшие вещи, после чего между ними произошел разговор на повышенных тонах, результатом которого было выделение Жоржем достаточно крупной суммы денег, чтобы залатать дыры в бюджете Шатори, а так же появление нового управляющего, полностью освободившего Жака от забот о наследстве. Катрин смотрела на все эти перипетии с большим удивлением. Жорж любил совать нос не в свое дело, но то, что он дал Жаку денег совершенно безвозмездно, одновременно порадовало и оскорбило ее. С женихом своим она предпочитала встречаться как можно меньше, тем более, что он тоже не искал ее общества, поэтому мнения своего ему не высказала. Остатки симпатии и уважения к этому человеку постепенно оставляли ее, особенно когда она смотрела, как он хозяйничает в ее доме. Казалось, это он тут хозяин, а она и Жак — жалкие приживалы, которых пустили на порог, чтобы они не умерли с голоду. Катрин знала о бреши в бюджете, проделанной Жаком, но было унизительно, что они оба, и Жак, и она, вынуждены были теперь согласовывать все свои траты с чужим по сути человеком, хоть он и спас их от полного банкротства. Все ее общение с женихом за этот месяц заключалось в первой сцене, когда он отобрал у нее письмо, и днем перед его отъездом, когда он пригласил ее кататься на лошадях. Вернее не так. Когда он приказал ей поехать с ним кататься. Граф де Безье ежедневно выезжал на лошади, но никогда не звал Катрин с собой. Поэтому она сильно удивилась, когда он пришел к ней в гостиную, где она сидела с Элизой за вышиванием. — Вы поедете со мной кататься, мадемуазель де Шатори? — спросил он без всяких вступлений, и голос его звучал твердо и властно. Катрин встала и сделала реверанс, за ней последовала Элиза. — Нет, спасибо, — пробормотала она, испугавшись и боясь поднять на него глаза. — Вы поедете кататься со мной, — повторил он, уже не спрашивая, а приказывая, — жду вас через час у конюшни. Перепуганная и расстроенная, Катрин в синей бархатной амазонке стояла у конюшни ровно через час и ни минутой позже. О том, с какой скоростью Элиза и служанка одевали ее и причесывали, она старалась не думать. Все равно прическа не удалась и шляпку надевали спешно и плохо прикололи. Жорж немного опоздал. Он шел спокойно и уверенно, помахивая хлыстиком, а Катрин вся сжалась, и постаралась сделаться маленькой и незаметной. Увидев Катрин, Жорж остановился и поклонился ей, а она снова сделала реверанс. Ей подвели коня, но она от страха и волнения никак не могла попасть в стремя ногой. Когда же уселась наконец в седло, уронила хлыст. Руки ее дрожали и ей казалось, что еще немного, и она просто напросто упадет в обморок. Глупо и неприлично. Жорж вскочил в седло и кивнул Катрин, приглашая ее следовать за собой. Катрин подчинилась. Вся прогулка их заключалась в том, что они медленно ехали по берегу реки, Катрин немного впереди него, и молчали. Молчали они, когда Жорж остановил коня, и предложил Катрин спешиться и прогуляться около воды. Она безропотно оперлась рукой о его руку, и так они ходили долгое время, а Катрин многое отдала бы за то, чтобы узнать его мысли. Потом, совершенно внезапно, он остановился и резко притянул ее к себе. Вскрикнув от неожиданности, она уперлась руками ему в грудь и попыталась отстраниться, но сил ее было не достаточно. Жорж обнял ее и крепко прижал к себе. Катрин зажмурилась, испугавшись, что он последует примеру дАнтуалена, и сделает с ней ровно то же самое просто по праву сильного. Но он, увидев ее испуг, резко разжал руки. Катрин отскочила, врезавшись спиной в дерево, под которым они стояли. Ее всю трясло от ужаса и бессильной злобы. А он смотрел на нее, будто впервые увидел. — Почему вы боитесь меня? — спросил он, отступая на шаг, — я клянусь, что никогда не сделаю ничего, что вы бы сами не позволили мне. — Почему? — откликнулась она, безрезультатно пытаясь унять дрожь в голосе, — а почему я не должна вас бояться? Вы за все время прибывания в моем замке, где вы командуете, как в своем, ни разу не обратились ко мне, и впервые пригласили меня на прогулку! И, первое, что вы сделали, прибыв сюда, это насильно отобрали у меня письмо! Действительно, почему бы мне не полюбить вас после этого? Жорж выглядел совершенно растерянным. Он смотрел на нее так, будто впервые увидел. — Я был уверен, что вы не желаете никуда со мной ходить, — сказал он, — и, как видите, я был прав. Вы не желаете меня видеть, не желаете разговаривать со мной. Я не привык навязываться. Вы по какой-то непонятной для меня причине боитесь меня, но я ни разу не давал вам повода, кроме этого проклятого письма. За что прошу прощения. Она смотрела на него во все глаза. Резкая перемена, произошедшая в нем, когда он за один миг превратился из тирана в просителя, выбила почву у нее из под ног.