Бирн резко перевернул его на спину и припечатал к полу, упираясь тяжелой рукой на грудь. Рядом легла рука Галларда. Им хватило нескольких мгновений, чтобы уловить мысли Викрама, и читать их, как открытую книгу. Переглянувшись, они понимающе кивнули друг другу, и отошли от него. Боль немного отпустила Вика. Поняв, что его тайна раскрыта, от злости на самого себя он ударил кулаками об пол и прохрипел: «Добейте меня, предателю — собачья смерть». Но его подняли, усадили на стул и влили в рот виски. Вик поперхнулся и закашлял. Глава клана слегка похлопал его плечу и снисходительно произнес, усаживаясь обратно в свое кресло: — Все, успокойся. У тебя не было шанса устоять перед нами. И не вини себя в предательстве, ты просто искажаешь действительность. — Что взять с мафара? У него совсем другое восприятие. И все наше обучение бессильно сделать его друидом, — презрительно отметил Бирн, присаживаясь рядом с Галлардом, и нехотя поинтересовался: — Что с ним теперь делать? Не убивать же, в самом деле. — Тем более в моем кабинете. Он не стоит испорченного ковра, — с черным юмором ответил глава клана. Вик сидел с безучастным видом смертника, получившего небольшую отсрочку перед казнью. Из губы и носа сочилась кровь. Макбрайд смочил салфетку виски и ткнул ему в руку. Викрам вздрогнул от неожиданности и посмотрел на него замутненным взглядом. — Утри сопли, парень, тоже мне предатель нашелся. Они не делали того, о чем ты постоянно думаешь, и что грызет твои скудные мозги. Там не было инцеста, вдолби это в свою тупую башку. Да, Лаки видела своего брата голым, когда обрабатывала ему раны. А теперь ты напряги свои мозгишки и ответь, как они могли заниматься преступной любовью, если ты так старательно разбил ему яйца? Самому сейчас сильно хочется секса? — издевательски поинтересовался Бирн и сурово предупредил: — Забудь о Саманте навсегда. Я не желаю, чтобы ты прикасался к ней своими грязными лапами, так что лучше не зли меня. — Я расскажу, как занимался с Самантой сексом. Может, тогда вы убьете меня, — монотонно забубнил Вик. — Ага, и стану врагом Лаки и Стивена, — с сарказмом закончил Бирн. — Слишком большая честь для тебя. Пошел вон, придурок. Иди, проси у них прощения, они ведь любят тебя, правда, никак не могу понять, за что. Викрам ошеломленно посмотрел на Макбрайда, а затем перевел взгляд на главу клана. Тот равнодушно спросил: — А почему ты не на уроке, Ольсен? Тебя никто не освобождал от обязанностей преподавателя. Я распоряжусь, чтобы из твоего жалования вычли оплату за этот день. На полусогнутых ногах и с болью во всем теле Викрам вошел в лифт, и вскоре оказался в коридоре, который покинул полчаса назад в состоянии полного уныния. Сейчас же у него появилась робкая надежда на примирение с братом и сестрой, и расправив плечи, он направился обратно в аудиторию. — Где он взялся на нашу голову, испортил весь просмотр, — недовольно проворчал Галлард, включая монитор. — Хотя, думаю, что после его выходки Лаки прекратила урок. Кстати, а не слишком ли много ты всегда берешь на себя, когда дело касается моей правнучки? Как ты мог дать ей книгу в таком возрасте? Не знаю, что уже и думать о тебе. С одной девчонкой с двенадцати лет обсуждал вопросы секса, на другой женился, едва ей исполнилось семнадцать. Может, ты болен на всю голову, и представляешь опасность для наших учениц? Ядовитые слова острыми стрелами впивались в Макбрайда. Памятуя, что лучшая защита — это нападение, он сам излил поток обвинений на друга. — Мариока была совершеннолетней, когда выходила замуж. И ты не имеешь права вмешиваться в нашу семейную жизнь. Почему мы постоянно должны оправдываться в том, что счастливы? Завидуете нам, так завидуйте молча. — Посмотрите, как он разошелся, — недовольно скривил губы Галлард. — Ты мне зубы не заговаривай! Лаки уж точно была несовершеннолетней, когда ты подсунул «Друидскую любовь». Я не хотел давать разрешения, когда ей было шестнадцать, и уступил только по настоянию Совета. А оказывается, господин Бирн уже четыре года обучал свою ученицу, когда невинным голосом предлагал поверхностно ознакомить наследницу главы клана с содержанием трактата чисто из-за соображений престижа. — Я помогал девочке выжить среди шакалов, — тихо ответил Бирн. — Сколько подонков покушалось на нее, а она сумела сохранить честь. Я учил ее защищаться, чтобы никогда не стать жертвой мужской похоти. Но это было первой причиной. А вторая заключается в том, что я хотел научить Лаки быть счастливой. Детская травма и плохая наследственность от матери могли навсегда отвратит ее от секса. Поэтому, я старался внушить, что секс — основа существования всего живого на Земле. Надо просто понять его биологический механизм, чтобы перестать бояться и стать счастливым. — Странное заявление для хранителя учения. Ты все сводишь к механическому воздействию, а в трактате ведь говорится, что, только научившись любить, можно стать счастливым, — сардонически усмехнулся Галлард. — Любить, к сожалению, Лаки не научилась. И виновата в этом не только жизнь, но и ты со своим суровым воспитанием. Она в пять лет потеряла родителей, а в детстве так хочется ласки, объятий и подарков на день рождения. За что ты лишил всего этого свою правнучку, Галл? За грехи ее отца? Но разве девочка виновна в том, что он поссорился с тобой? А ведь ты мог познакомить ее с бабушкой и дедушкой, и Лаки не чувствовала бы себя одинокой бродяжкой. Чед и Бетани души бы в ней не чаяли, любили бы и баловали. Но вместо любящих родственников, у нее были только эти братья. Вот тебе и результат. В своем возрасте Лаки должна быть любящей и любимой девушкой, а не все знающей и никому не верящей женщиной. По сравнению с ней ее ученики — зеленые мальчишки. — Не упрекай, я все делал правильно. Только один раз промахнулся, когда пошел тебе на поводу и разрешил Стивену стать ее братом. Ты хотел, чтобы он баловал Лаки, а, заодно, обо всем тебе докладывал. А у него пробудилась совсем не братская любовь. Если бы мы не связали их клятвой, то Стивен вполне смог бы завоевать Лаки, они ведь всегда хорошо понимали друг друга. И вся эта истории имела бы совсем другой финал. — Сейчас я тоже жалею о том, что связал их братскими узами. Но тогда нам и в голову не могло прийти рассматривать Стивена в качестве возлюбленного Лаки, ведь на избранника должен был указать амулет. Правда, неясно было, каким образом. А теперь все понятно, только без толку. Стивен сказал, что он обычный парень, красивый, правда, но ведь красотой Лаки не подкупишь. Так что амулет ошибся, избранник из него не получился. Бирн не скрывал своего презрения к Алану и демонстративно не называл его по имени. Узнав, что самый старший правнук жив, он воспрянул духом. Если бы между Аланом и его дорогой девочкой вспыхнула любовь, то ее дети были бы его законными наследниками. Но парень оказался размазней и совершенно не заинтересовал Лаки. — Иногда такие амулеты дарят не любовь, а жизнь, — тихо напомнил Галлард. — Сначала Алан выручил Лаки, потом она его. Амулет выполнил свое предназначение и больше их не связывает. Но вспомни свое пророчество о том, что в любви ей поможет один из твоих правнуков. Так что посмотрим, как дальше сложатся события. Глава клана тяжело вздохнул, вспоминая другое предсказание, сделанное несколько лет назад Кэтлин Хьюз. Не следует забывать о том, как часто любовь и смерть идут, взявшись за руки, и еще неизвестно, в чем именно поможет Лаки правнук Бирна. Знать бы еще точно, который из них. И меняя грустную тему, Галлард предложил другу: — Давай посмотрим, что происходит в аудитории, если они еще все не разбежались. А потом вернемся к моменту, на котором нас прервал Ольсен. ГЛАВА 7. ВТОРОЙ УРОК ЛАКИ. АНГЕЛ ВЕРНУЛСЯ — Тогда продолжим наш урок и поговорим о серьезных вещах. Но сначала я спрошу, кто будет отмечать Бельтайн по-взрослому? Все молчали, никто не хотел говорить на эту тему. — Вы забыли, что через три дня Бельтайн? — искренне удивилась Лаки. — Ну, хорошо, тогда кто напомнит, что это за праздник и как его отмечают? — Я напомню. История наших праздников была моим любимым предметом, — вызвался Стивен, подозревая, что от учеников не дождешься активности, и бойким голосом зубрилки выдал: — Бельтайн — один из восьми основных праздников, и он посвящается богу солнца и плодородия Беленусу. Второе название праздника — Майский Канун, ведь его отмечают в последнюю ночь апреля. В былые времена на вершине холма устанавливали Майское дерево, украшали его «лентами желаний», пели и танцевали вокруг него, а потом парни и девушки уходили в лес за цветами и возвращались к рассвету. Те, кто находил себе пару, подходили к Майскому дереву и давали брачные клятвы. Считалось, что браки, заключенные на Бельтайн самые счастливые. А на восходе солнца устраивался пир, на котором все ели пироги и булочки, пили пиво, медовое вино и сладкое молоко, — с нескрываемой гордостью за себя закончил свой ответ Стивен. — Все правильно, — одобрительно кивнула Лаки. — Бельтайн еще называют праздником цветов. Хороший и веселый праздник, так почему вы не идете на него? Не любите сладкое молоко? Она продолжала разыгрывать наивное недоумение, хорошо зная, как раздражает этим своих учеников. А те упорно молчали. — Честно говоря, я его терпеть не могла в Школе Бардов, как, впрочем, и утренники, которые нам устраивали первого мая в Школе Оватов. А вот в Школе Друидов праздновать не довелось. Поэтому мне так интересно, как празднуют Бельтайн по-взрослому. Ну, расскажите, как все проходит. Наверно, очень романтично? — лукаво поинтересовалась Лаки. — Не вижу энтузиазма на лицах. Они у вас такие кислые, словно я веду речь о сдаче экзамена по нумерологии, — удивленно приподняла она брови и недоверчиво спросила: — Вы, действительно, не пойдете на праздник? Там наверняка будут девушки, желающие подарить вам цветы, но к их огорчению, вас не окажется в зале. Если не ошибаюсь, то среди них будет и твоя сестра, Олиф? Даже ради нее ты не пойдешь на праздник? Тебе не интересно узнать, кому она подарит свой цветок? — Лаки, вы же знаете, для чего они дарят парням цветы. Уж явно не для проведения брачного обряда, — хмуро ответил Килпатрик. — Отец запретил Кассандре идти на праздник, и приказал мне проследить за этим. — Конечно, Олиф, я знаю, — спокойно подтвердила Лаки. — Считается, что терять невинность надо обязательно в Бельтайн, на нашем пресловутом «празднике цветов», который был придуман в конце девятнадцатого века. Его сценарий бездарно скроили и нелепо сшили, смешав обычаи кельтов с ритуалами африканских племен. И такой своеобразный эрзац «праздника цветов» проходит у нас уже более ста лет. — Но вы ведь только сейчас сказали, что кельты называли Бельтайн праздником цветов. Получается, наш праздник не придуман, а восстановлен по старым традициям, — резонно заметил Фицджеральд. — Только старые традиции имели совсем другой смысл, — возразила ему девушка. — На празднике присутствовали все члены клана. Они пели и водили хороводы вокруг Майского дерева, а за три часа до рассвета объявлялся главный танец, на который парень приглашал девушку. Если она соглашалась, то пара выходила в круг, и это считалось помолвкой. Парень брал ответственность за девушку перед свидетелями, и в первую очередь перед ее родителями. Взявшись за руки, молодые люди шли в лес и предавались любви до рассвета. А с восходом солнца возвращались в дом девушки, и парень бросал к ногам ее отца нижнюю юбку, служившую доказательством того, что акт любви состоялся. И уже потом, в сопровождении родителей, пара шла к Майскому дереву, украшала его цветами и произносила брачные клятвы. Ты хочешь последовать такой славной традиции, Грэди? — сладким голоском поинтересовалась Лаки. — Не побоишься прийти на рассвете… — она специально сделала длинную паузу, словно размышляя, кого бы ей назвать, — ну, скажем, к Аластару Килпатрику, и бросить к его ногам доказательство состоявшего акта любви? Он ведь вполне может устроить тебе совсем другой обряд, а потом тихо закопать в саду, собственноручно или вместе со своим любимым сыном Олифом, и вряд ли они вспомнят о старых, добрых традициях Бельтайна. Я знаю только одного человека, посмевшего подобным образом объявить отцу девушки о своем намерении жениться на ней. Причем, он рискнул это сделать в присутствии главы клана. Олиф внимательно посмотрел на друга, а затем на свою преподавательницу: — Это был гипотетический пример? Или мне надо уже искать лопату? Грэди опустил глаза, а Лаки загадочно улыбнулась, предлагая Килпатрику самому решить, насколько пример был гипотетическим. — Вы сейчас говорили об одном смелом человеке, — иронично протянул Оскар Каллахан. — А почему же ему не быть таким смелым? Кто бы посмел ему отказать, а тем более, закопать? Мой отец? Сестра теперь почти не общается с родителями, ведь ради соблюдения традиции они принудили ее стать женой старика. — Зря ты так пренебрежительно отзываешься об отце, Оскар, — неодобрительно заметила девушка. — Он не побоялся бросить в лицо члену Совета четырех обвинение в изнасиловании и потребовать у главы клана наказать обидчика его дочери. И для господина Галларда решающим было слово твоей сестры, а не Макбрайда. В тот момент господин Бирн балансировал над пропастью. Если бы Мариока проявила малодушие или растерянность, то он лишился бы не только членства в Совете, но и с позором был бы изгнан из Дармунда, несмотря на все привилегии и личную дружбу с главой клана. В таких вопросах господин Галлард однозначен и категоричен. Для него все члены клана равны. Судьбу Макбрайда определили слова Мариоки: «Я его люблю». И это правда. Я точно знаю, ведь мы с ней дружили и откровенничали друг с другом. Жаль, что ей не удалось убедить в этом родителей. Мариока до сих пор в обиде за то, что они отказались присутствовать на ее свадьбе, поэтому так прохладно и общается с ними. В ответ Оскар лишь неопределенно пожал плечами. За четыре года он так и не смирился с тем, что сестра связала свою судьбу со стариком. Слова Лаки пошатнули его твердую уверенность в том, что Мариока вышла замуж только под давлением отца. И он впервые задумался над тем, что сестра, действительно, может быть счастливой в браке. Но главным для Оскара стало открытие, что отец достойно повел себя в той ситуации, а не проявил трусость и бесхребетность, как он думал все эти годы, не считая больше его авторитетом для себя. — Как видишь, Грэди, следование традициям иногда весьма опасное занятие, — возвратилась к прерванной теме Лаки. — Но устроители первых «праздников цветов» и не думали их придерживаться. Они позаимствовали из них только один момент — девушка выбирала парня, а все остальное полностью отбросили. Но ведь по традиции выбирался не просто партнер, а спутник жизни, и после проведенной ночи следовал брачный обряд. Это была ночь любви, и наши предки считали ее магическим ритуалом, помогающим возродиться природе. А магические ритуалы нынешних «праздников цветов» явно позаимствованы у других народов. У нас прямо, как в Тибете, считается неприличным выйти замуж девственницей. Только там невесте надо не только отдаться нескольким мужчинам, но еще и доказать это, предъявив полученные от них подарки. А у нас и доказывать ничего не надо, партнеров выбирают на глазах у всех. И чем их больше, тем лучше. Скоро мы будем уже наравне с африканскими племенами, где по обычаям с девушкой до замужества развлекается все племя. Да что там говорить, у нас даже кадеберизы имеются, чтобы помочь девочке в первый раз. Кем-то же придумано, что она просто обязана потерять невинность в Бельтайн. — А кто такие кадеберизы? — несмело поинтересовался Тиббот Бор, услышав непонятное слово. — В древней Индии девушку лишал невинности специально обученный человек — кадебериз, которого приглашала ее мать или жених. У нас в Дармунде эту роль исполняют так называемые «наездники», а в простонародье просто «трахальщики». Именно к ним обращается большинство девчонок на этих дурацких «праздниках цветов». — Ты имеешь в виду нас с Виком? — тихо спросил Стивен. — Вы были классическими кадеберизами и хорошо выполняли свое дело, не нанося травм ни моральных, ни физических. А сейчас здесь заправляют совсем другие «наездники» — Дракула и Люцифер, с весьма сомнительной репутацией. На подходе заслужить «почетное» звание «трахальщика» еще один парень. Вот их троих и поделят девочки, ожидающие испытать восторг от первой взрослой ночи. Ведь парни такие красивые, а главное — опытные. Они откроют им волшебный мир любви и подарят райское наслаждение, — с нескрываемым сарказмом произнесла Лаки. — И наивные простушки выстраиваются в очередь к таким парням, а затем для них наступает время четырех «С» — сомнение, страх, стыд и слезы от разочарования. Через некоторое время они успокаиваются, начинают встречаться с парнями и каждый раз надеются, что следующий будет лучше предыдущего. А спустя год снова приходят на праздник и уже со знанием дела выбирают себе партнеров. Кто-то из этих девочек потом выйдет замуж за кого-то из вас. И через несколько лет придет, например, Кассандра в гости к Трише, и между ними состоится примерно такой разговор: «Как дела? — Да неплохо, только Килпатрик совсем замучил — ревнует к каждому столбу. — Фицджеральд тоже не может забыть моих кавалеров. — Мой муженек при каждой ссоре предъявляет перечень моих бывших, а я ему списочек его подружек в ответ. — И чего мы искали на тех «праздниках»? Безумной любви и неземного удовольствия? Вот дурочки! Знать бы раньше, чем нам это обернется. — Да все мужики одинаковые, все козлы. — Но, это ведь наши козлы, и мы их любим. — А толку, все равно они нам не верят». — Тогда зачем они ходят на эти «праздники» и перебирают парнями? — с неожиданной злостью спросил Грэди. — Почему сразу не выбрать того, кто тебе нравится? Да того же Фицджеральда, например. — Скажи, ты готов назвать имя девочки, с которой хочешь переспать? — вкрадчиво спросила Лаки. — Конечно, нет! Не по-мужски трепать имя девчонки. — Тебе двадцать три года, и ты считаешь себя смелым, но признаться нам — твоим друзьям и преподавателям категорически отказываешься. А семнадцатилетней девочке предлагаешь объявить во всеуслышание, что ей очень нравится Фицджеральд, и именно с ним она хочет потерять невинность. Да она никогда этого не сделает. Ей легче выбрать общепризнанного «трахальщика», например, того же Викрама. К нему не стыдно обратиться, ведь так поступает большинство девчонок. Вот так у «наездников» и создается репутация великих умельцев, а вовсе не потому, что они владеют какими-то особыми секретами. Хотя, по сути, мальчики, они делают вам всем большое одолжение, беря на себя весь негатив, получаемый при дефлорации. — Хорошенький негатив, всем бы такой! — засмеялся Риган Дафф. — Столько симпатичных девчонок жаждет тебя, занимайся делом и радуйся! — Сразу видно, что у тебя никогда не было девственницы, — прокомментировала Лаки слова мгновенно покрасневшего парня. — Как, вероятно, и у всех остальных, кроме Стивена, — она обвела учеников цепким взглядом и добавила: — Извините, еще у двоих они были. Парни с любопытством переглянулись, пытаясь догадаться, у кого же из них были девственницы, и как преподавательница это определила. — Представь, Риган, тебе подарили пять белых цветков, и заниматься радостным делом предстоит пять раз, — душевно продолжила Лаки. — Правда, надо еще постараться уложиться в три-четыре часа, ведь в шесть утра начинается тренировка. А Макбрайд лично присутствует на ней после Бельтайна, чтобы погонять вас, как следует. Он ведь такой яростный противник «праздника цветов», — насмешливо протянула девушка. — Теперь. А в свое время был популярен в Бельтайн, похлещи нынешних «наездников». Так вот, Риган, лежишь ты на смятой постели в своей комнате, из которой с боем прогнал Келли, и пять раз подряд, как заезженная пластинка, бубнишь одно и то же: «Крошка, подними ножку, опусти ножку, не бойся, сейчас будет больно, но так надо, а потом будет классно. Ах, не было классно, ну, ничего, в следующий раз обязательно будет». Времени мало, а все девочки хотят особого внимания, ведь для них это в первый раз. Они боятся, стесняются, иногда даже плачут. А тебе после каждой надо еще быстро восстановить силу, чтобы был хороший «стоячок», ведь иначе не пробьешь. От столь откровенных слов у учеников запылали уши, а их преподавательница, как ни в чем не бывало, спокойно продолжила: — Очень привлекательная картина, не правда ли? Жаль, что здесь нет Викрама, возможно, он поспорил бы со мной. — В данном случае не стану спорить, в жизни все еще утомительней, — раздался протяжный голос Вика. — Утром думаешь: «Как же вы все мне надоели. Ну, что здесь сложного? Пришла, легла, встала и пошла. Так нет, ты еще их выслушивай и сопли вытирай. Кто бы меня пожалел». Все так внимательно слушали Лаки, что никто, кроме нее и не заметил, как он вошел в аудиторию. — Не понял, а почему ты снова здесь, да еще с побитой физиономией? — недоуменно спросил Стивен, выражая общее удивление от неожиданного возвращения Викрама. — Неужели это господин Галлард так разукрасил тебя, брат? Или уже не брат? — И господин Галлард тоже. Я хотел отказаться быть преподавателем, но мне дали по физиономии и велели возвращаться обратно. И ты, брат, если захочешь соскочить с должности, тоже схлопочешь. Так что, сестра, тебе от нас не избавиться. Викрам прошел по аудитории и сел рядом со Стивеном.