— Значит так, выслушай меня, а потом скажешь своё решение, я не обижусь и ни на чём не настаиваю. Потому что дело серьёзное и рискованное. Понимаешь, Лёха, ты мне нужен на две, а то и на три недели. У меня гибнет дело, или, как сейчас принято говорить, бизнес. Не так давно я открыл свою небольшую авиатранспортную компанию, которая сейчас на стадии формирования. Цель фирмы — выполнять частные перевозки, но сейчас не в этом главное. В Киеве я приобрёл выработавший ресурс самолёт Ан-26, но он ещё в хорошем состоянии. Так вот, мне нужны лётчики, чтобы перегнать его к месту работы. Командира корабля я нашёл там же, в Киеве, тоже среди списанных летчиков. А вот правака, как говорят у вас в авиации, не могу найти. Точнее, могу, но это стоит немалых денег, которых у меня на данный момент нет. Поэтому не окажешь ли ты мне услугу — перегнать самолёт к месту назначения? После чего вернёшься домой. Кстати, наваришь денежки, которые потом тебе не помешают. Вот всё. Жду твоего «да» или «нет». Я не настаиваю. — Конечно, да! — сразу ответил Алексей. — В одном проблема, Яша. Я ведь не лётчик, а вертолётчик, а это принципиальная разница. — Да хоть пулемётчик, — радостно вздохнул Портель. — Я же тебе уже сказал, что командир экипажа есть, который и поведёт самолёт, ты же нужен только в качестве запасного пилота, иначе просто не допустят к перелёту. — Когда нужно ехать? — Завтра вечером мы должны быть в Киеве. Если с Портелем всё решилось гладко, то с Людмилой пришлось долго объясняться. Она ни в какую не хотела оставаться одна, зная, что скоро из больницы выходит её бывший муж, с которым она развелась пару недель назад. — Как тебе не стыдно, Алексей, — чуть не плача говорила Людмила. — Ты обо мне подумал, уезжая черт зная куда и не известно на сколько? Что мог ответить Алексей? Он был между двух огней. С одной стороны, как можно оставить женщину одну, без поддержки, после произошедшего несчастья? С другой стороны, как он мог отказать человеку, который буквально вытащил его из петли? Это было бы по меньшей мере подло. Несмотря на все заверения Алексея в скором возвращении, Людмила категорически отказалась жить у себя дома, опасаясь возвращения бывшего мужа-изверга и возможных разборок. Что оставалось делать? Но всё же выход был найден. На радость Пашке и его бабушки, Людмила временно поселилась у них до возвращения Алексея. Проводы были грустными. Алексей всё время старался шутить и улыбаться, хотя на душе скребли кошки. — Людочка, дорогая моя, милая, это вынужденный отъезд, я скоро вернусь. Постараемся управиться за две недели. Но ни за две, ни даже за четыре управиться не удалось в силу непредвиденных обстоятельств. Тем не менее через полтора месяца всё славно закончилось. На Портеля Алексей был не в обиде за вынужденную задержку, потому что видел его титанические старания по устранению неудач и просчётов в силу неопытности как коммерсанта. Всё это время не было никакой связи с домом. По окончании Яков тепло простился с Алексеем и вручил ему внушительную сумму из вырученных денег по перевозке груза и перегонке самолёта. Провожая в аэропорту, Портель предложил Алексею продолжить работу в его фирме в качестве второго пилота, если он по каким-то обстоятельствам не найдёт лётную работу. Но предупредил, что больше месяца ждать не будет. Прибыв в Омск, Алексей с замиранием сердца летел к своей ненаглядной Людочке. На пороге квартиры его встретил несказанно обрадованный Пашка. — Привет, дядя Лёш! Наконец-то вы приехали, а то мы все соскучились. — Пашенька, а где тётя Люда? — спросил Алексей, перестав его кружить. Мальчуган отвёл взгляд и тихо произнёс: — Пропала. — Что значит пропала? — оторопел Алексей. — Она что, вещь какая? Пропала. А ну, давай рассказывай, что произошло. — Да вы не волнуйтесь, дядя Лёша, — переминаясь с ноги на ногу, произнёс Павел. — Дней десять назад она ездила в свой дом на Северных. А приехала вся взволнованная и ничего нам с бабушкой не говорила. Молча ходила по дому и всё что-то причитала, причитала. Всю ночь она не спала и тоже всё ходила, ходила, а утром пропала, — не совсем оптимистично закончил Пашка. — Ну, а вы пробовали её искать или в милицию сообщить? — мрачно спросил Алексей, окончательно расстроившись. — Конечно, пробовали, я избегал все места, где жила и работала тётя Люда. Даже в больницу ходил, где она лежала, но нигде её не было. — Слушай, Пашка, а к ней не приходил её… этот… бывший муж, из-за которого она в больнице лежала? — Нет, не приходил. Пусть бы только попробовал, — расхорохорился пацан. — Ладно, теперь мне придется искать, — твёрдо произнёс Алексей и покинул дом, где жили Пашка с бабушкой, обронив по дороге, что вечером вновь зайдёт. Пробежавшись по тому же маршруту, что и Павел, он также нигде не нашёл свою возлюбленную. Его беспокойство возрастало с каждым часом. «Вот так съездил — вновь потерял свою любимую женщину. А ведь она меня, дурака, просила, чтоб не уезжал. Да и Портель особо не настаивал. Вот идиот-то». Так всю дорогу корил себя Алексей, бегая по знакомым и расспрашивая о Людмиле. Но всё было напрасно. Внезапно его осенила мысль, и он стремглав понёсся к дому, где проживал со своей матерью бывший муж Люды, Александр. Несмотря на то что встреча с ним для Алексея была крайне неприятна, он всё же встретился с ним. Александр после тяжёлой болезни и двух перенесённых операций чувствовал себя ещё очень плохо. Он очень долго шёл к калитке, а открыв её, не узнал Алексея. — Вам кого? — Тебя, тебя, — не церемонясь, произнёс Алексей. — Людмила пропала. Это твоих рук дело? — Да пошёл ты, козёл вонючий, — сплюнув, зло произнёс Александр, узнав Алексея. — Нужны вы мне теперь сто лет. Сволочи! И Александр, развернувшись, пошёл к дому, по дороге проклиная Алексея, Людмилу и ещё кого-то. На второй день поисков у Алексея нарисовалась кое-какая картина происшедшего. Знакомые посоветовали ему написать, а лучше слетать в Новосибирск, где проживали дальние родственники Людмилы. Возможно, у неё произошёл нервный срыв от постоянного ожидания мести Александра, и она, чтоб забыться, уехала к ним в Новосибирск. Кроме того, Людмила была давней подругой Верочки (первой любви Алексея) и могла остановиться у неё. Что оставалось делать? Конечно же ехать, а точнее лететь, потому что это была единственная зацепка в поиске таинственно исчезнувшей женщины. И в этом всецело был виноват Алексей, допустивший такое. Точный адрес её родственников знала давняя подруга Людмилы, Татьяна, которая проживала в Амурском посёлке, пригороде Омска. Рванув туда, Алексей уже через час разговаривал с ней. Давняя подруга Людмилы была крайне удивлена тем, что та не поставила её в известность, а уехала, ничего не сообщив. Татьяна доподлинно описала, как найти её родственников в Новосибирске, чтобы не мотаться попусту. Поблагодарив Татьяну, Алексей прямиком направился к автобусной остановке, чтобы уехать в аэропорт. А поскольку он шёл по своему родному «Амуру», то заодно решил свернуть на свою улицу, где когда-то прошли его детство и юность. Вновь защемило сердце, потому что каждый дом, каждый метр земли были знакомы до боли. Вот и его дом, хотя он уже давно был не его. Но всё равно в сердце Алексея он всегда оставался родным. Теперь в этом доме жили хорошие люди, и они всегда впускали внутрь. Но на данный момент Алексей ограничился тем, что просто постоял у родных окон, предаваясь приятным воспоминаниям прошлых лет. Рядом с его домом стоял покосившийся дом Сашки Арамцева, одним боком ушедший в землю. По всей вероятности, там никто не жил, и он находился в запущении. Алексей подошёл поближе. Воспоминания вновь вихрем унесли его в детство, когда это был ухоженный дом, с разукрашенными ставнями и резными наличниками. Алексей глянул на Сашкин тополь и изумился. Он не был голым, как в прошлый раз. Его ветви и кроны покрывала буйная растительность из тысяч ярко-зелёных листьев. Неожиданно возле Алексея остановился старичок, который, тяжело дыша, сбросил с плеч мешок с углём. — Дедуль, кто живёт в этом доме? — А ляд его знает, тут до своего бы доползти, — прохрипел дед, страдая одышкой. — Доселе тут когда-то проживали Арамцевы, да все умерли. — Знаю, знаю, дедушка. — Ну, а коль знаешь, то какого беса выспрашиваешь? Алексей хотел ответить деду, как вдруг с жутким скрипом отворилась дверь и со двора на улицу выкатилась инвалидная коляска. В коляске в белом костюме сидел… Сашка Арамцев. А сзади коляску катила… Людмила. Если бы не мешок с углём, Алексей рухнул бы на землю. Ноги у него подкосились, и он плавно сел на грязный мешок, от чего клубы чёрной пыли поднялись в воздух. Это была картина Репина «Не ждали». Увидев Алексея, Арамцев ничуть не изменился в лице. Оно оставалось каменным, с пустыми, выцветшими глазами. Зато Людмила засуетилась, а потом начала строчить как из пулемёта. — Прости меня, Лёшенька, прости, если сможешь, но иначе я не могла поступить. После того как ты уехал, я пошла к себе домой, и там обнаружила телеграмму из Москвы, из военного госпиталя. В ней было обращение к родственникам и знакомым Арамцева взять его на содержание как инвалида. Это сообщение было формальным, на авось, потому что так всегда делалось, но никогда не выполнялось. Я это знаю. Естественно, никто не откликнулся на эту просьбу, и ему пришлось бы заживо гнить в каком-нибудь трущобном доме инвалидов какого-нибудь районного городишки. От быстрого разговора Людмила поперхнулась и закашлялась. Алексей слушал и не слышал её. Он разговаривал с Сашкой глазами. Сашка вновь был ухоженный, как и много лет назад, только добавилось несколько морщин на лице, да взгляд стал какой-то потухший. Прокашлявшись, Людмила продолжила: — Ты знаешь, Лёшенька, я не предательница, но чувства оказались сильнее. Я любила этого человека и продолжаю любить, несмотря ни на что. Ты об этом прекрасно знал, но тогда все считали Сашу погибшим. Но, как видишь, он жив, и я ему нужна, как никогда. Да и он мне тоже. Я много переживала и взвешивала, чтобы решиться на это. Но любовь к нему победила. И я поехала в Москву за Сашей и там узнала, что моджахеды перебросили его через границу и оставили там умирать. Перед этим его пытали и били, да так, что у него оказалась парализованной нижняя часть тела. Но это не страшит меня, потому что всегда побеждает любовь, и я буду с ним до конца. Выплеснув всю боль души, Людмила закрыла лицо руками и разрыдалась. Алексей приподнялся с угольного мешка и подошёл к Арамцеву. У инвалидной коляски он опустился на колени и склонил свою голову на холодные безжизненные ноги. Сашка положил свои тёплые руки на его голову и тихо вымолвил: — Ну вот, Лёха, мы и встретились. Меня реабилитировали и простили. После того случая, когда я помог тебе уйти от моджахедов, они всё же пронюхали, какой ценой я это сделал. Ну и пошла раскрутка. Мне припомнили всё. И то, как я засветил ихнего агента в Союзе, и то, сколько офицеров и солдат я вытащил из плена таким образом. Сашка сделал паузу, а Алексей поднял голову с его колен и внимательно слушал. — Эти сволочи вновь стали пытать меня своими изощрёнными способами. Но, как ни странно, я тогда не цеплялся за жизнь, и мне было всё равно — погибну я или нет. Ничего не добившись, эти шакалы отстали от меня и, покалеченного, с перебитым позвоночником, перебросили через границу, как бы в насмешку. Три дня я лежал неподвижно и медленно умирал, пока меня не обнаружили пограничники. Ну а дальше прокуратура, госпитали и прочее, и прочее. В итоге меня реабилитировали и простили. Сашка надолго замолк, а затем оптимистично произнёс: — Посмотри, как разросся мой тополь, а стало быть, и я ещё поживу. Я самый счастливый человек на всём белом свете, потому что со мной моя Люсечка, к которой я шёл всю свою бесшабашную и бестолковую жизнь. Она мой цветочек аленький, моя живительная влага, без которой я просто засохну. Встав с колен, Алексей тихо обратился к плачущей Людмиле: — Будьте счастливы! Заботься о нём, Люда. Алексей Артосов брёл по родной улице, а навстречу ему шли люди. Завидев его, они шарахались в сторону и говорили что-то вслед о перепачканном углём костюме. Лицо у Алексея также было испачкано угольной пылью, но он не замечал этого. Алексей шептал: — Вот такие они, бабы, — непостоянные и непредсказуемые. Жизнь вновь нужно было начинать с чистого листа. Но теперь у него был Пашка. Его сынок. Глава 17 Сразу после разговора с Израилем к Петру Дарьянову в его убогое жилище заглянул Эдуард Львович. — Ну всё, капитан, побаловались и хватит. У меня к тебе будет серьёзный разговор и дельное предложение. Скажу тебе прямо. Было бы смешно, если бы и в самом деле наша фирма занималась попрошайничеством. Мы к тебе пригляделись, испытали и хотим предложить настоящее дело. Курить будешь? — Я не курю. — Весьма похвально и достойно, а вот я не могу бросить. И даже пристрастился к сигарам. Так вот, к чему это я? Ах да, вспомнил. В мире сейчас очень неспокойно: идёт передел сфер влияния и власти, поэтому есть определённые круги, вернее, люди, которые заинтересованы в нашей сфере деятельности, а точнее — в предоставлении наших услуг. Каких — ты узнаешь позже. Ты нам подходишь по всем категориям, несмотря на твою физическую ущербность, которую, кстати, со временем можно исправить. Более того, та сумма, которую ты будешь получать, позволит тебе жить состоятельно и даже богато. Если ты согласишься, то в скором времени мы более обстоятельно посвятим тебя в сферу будущей деятельности. Хотя, как человек военный, познавший ужасы боя не понаслышке, ты должен догадываться, о чём идёт речь и с каким риском это сопряжено. В этих случаях третьего не дано. Пан или пропал. Посему не тороплю тебя, капитан, подумай. — А тут и думать нечего. Хоть вы и ходите вокруг да около, тем не менее я сразу догадался, о чём идёт речь. Вы предлагаете мне стать киллером или ещё что-то в этом роде. — Я этого не говорил, но предположим, что возможно и это. — Это хорошо, что вы не говорили, во избежание всяких неприятностей. Так вот, Эдуард Львович, я ни при каких обстоятельствах не хочу и не буду сотрудничать с вашей фирмой. И именно в силу того, что я боевой офицер с горьким военным опытом. Это испытание войной высветило для меня одну извечную истину: на свете нет более омерзительного преступления, чем убийство людей, какой бы идеологической моралью оно ни прикрывалось. Я не хочу быть паном, запачканным в крови. — Но после посвящения в деятельность нашей фирмы обратной дороги нет, как ты понимаешь. Карты раскрыты, капитан. — Эдуард Львович, посмотрите на меня. Разве я из тех, кто может испугаться ваших слов? Я прекрасно понимаю, куда вы клоните, и скажу прямо, чтобы вы не теряли время. Вы можете расписать меня прямо здесь и сейчас, я готов к этому. И где-то даже буду рад, что избавите меня от никчёмного инвалидного прозябания. Вот только вы вряд ли получите удовлетворение от моей ликвидации и вряд ли что выиграете. Что касается разглашения тайны вашей фирмы, так я уже сказал, что вы мне ничего не говорили, а я ничего не слышал. А то, что я вам высказал, так это моё личное мнение.