Девица произнесла «тама», что не представляло собой ничего страшного, особенно для того, кто родился в Алабаме, но от ее тона у него свело челюсти. – Собираюсь принять душ, – ответил Джеффри. И, прежде чем она успела предложить ему составить компанию, забрался за обвислую занавеску и включил воду. Он стоял посреди крошечной ванной комнаты с закрытыми глазами, и похмелье постукивало по его переносице, точно обвиняющий во всех грехах палец. Сколько еще он сможет продолжать в том же духе? Он ведь уже не мальчик; пройдет совсем немного времени, и его юношеские шалости превратятся в серьезные, непоправимые ошибки… Джеффри открыл глаза. И склонил голову набок, услышав какой-то звук. Не в ванной комнате, а в номере. Точнее, не в самом номере, но в коридоре, потому что он мог бы поклясться, что слышал, как щелкнул замок, закрывавший дверь. Джеффри перекрыл воду в душе, вышел и включил свет. Девушки в кровати не было. А также его бумажника, пейджера и ключей. Она даже забрала гигиеническую помаду. – Проклятье. Со своего места Джеффри прекрасно видел номер и все его углы, однако проверил другую сторону кровати, заглянул под нее, надеясь найти хоть что-нибудь, а главное, свои брюки. Обнаружил правую кроссовку под столом и засунул в нее ногу по дороге к двери. Которая закрылась у него за спиной. Джеффри похлопал по карманам в поисках ключей, только вот карманов у него не было. Где-то неподалеку открылась дверь на ржавых петлях. Он посмотрел в конец коридора, который ответвлялся в две стороны – к лифтам и на лестницу запасного выхода. Дверь туда закрылась с гулким металлическим звуком. Джеффри помчался по коридору, прихрамывая на одну ногу, и каждый шаг впечатывал в его похмельную голову новый кусочек истины. Он постепенно осознавал, что на нем мокрые оранжевые боксеры, мокрая белая футболка, один носок, одна кроссовка и полное отсутствие бумажника, пейджера, документов, ключей от машины, даже чертовой гигиенической помады, будь она проклята. Он завернул за угол, упираясь ногой в кроссовке, рифленая подошва которой вырвала клок из ковра на полу, плечом распахнул дверь пожарного выхода и ухватился за металлические перила лестницы, чтобы съехать по ней, держась за них ладонями. Четвертый этаж; значит, на уровне второго топочет девушка, которую зовут не Шейна. Джеффри заглянул вниз и увидел сразу две вещи: ее руку на перилах и свои джинсы, болтавшиеся на ней, когда она неслась вниз. – Стой! Джеффри пролетел над площадкой, точно мартышка из фильма про Тарзана. – Стой! – снова заорал он голосом, который должен был так же эффективно сработать с местными ворами, как и в Бирмингеме. Не-Шейна выскочила на площадку первого этажа, и он увидел, как дверь закрылась в тот момент, когда его нога в носке заскользила по площадке, однако он успел восстановить равновесие, прежде чем покатился вниз по лестнице. Джеффри слетел с последней ступеньки, выскочил в вестибюль, приготовившись и дальше преследовать девушку, куда бы она ни побежала, но дорогу ему преградила группа миссионеров. Точнее, он решил, что они миссионеры, потому что на их голубых футболках было написано: «Спросите меня, как стать миссионером нашего Иисуса». – Иисус, – пробормотал Джеффри, поскольку только это слово застряло у него в мозгу. Их было по меньшей мере около тридцати человек; они заполонили вестибюль, все светловолосые, с голубыми глазами под цвет футболок, все до одного подростки, юноши и девушки, со щеками херувимов, раскрасневшимися от страстного желания служить Господу. Джеффри попытался заглянуть поверх их голов, чтобы решить, в какую сторону бежать дальше, но не увидел распахнутых дверей или светящихся стрелок, указывающих верный путь. – Боже праведный, мистер, – выдохнул один из миссионеров. – Вы в нижнем белье. – Это шорты для бега, – заявил Джеффри, отчаянно сражаясь с желанием прикрыться. – Я готовлюсь к марафону. – В одной кроссовке? – К половине марафона. Джеффри пробрался сквозь толпу голубых футболок, перешагивая через чемоданы и дорожные сумки, оглядывая пол в поисках признаков своих джинсов или бумажника, на случай если вдруг миссионеры каким-то чудом могли бы его спасти. Женщина за стойкой регистрации поджала губы, когда он подошел к ней. Джеффри никогда не встречал ее прежде, но она сказала: – Снова вы. – Снова я, – повторил Джеффри так, что его слова можно было трактовать как вопрос или заявление. Уголок ее губ дрогнул, но не как у симпатичной пожилой леди, а как у питбуля перед тем, как тот решит отгрызть твою мошонку своими жуткими зубами. – И что вы тут снова делаете в одном нижнем белье? – поинтересовалась она. Джеффри решил не обращать внимания на слово «снова» и спросил: – Вы видели женщину, с которой я сюда пришел? – Вы имеете в виду мою дочь? Джеффри потребовалась целая минута, чтобы собраться с мыслями. Он не раз принимал заявления от придурков, которых ограбили женщины. По крайней мере, Не-Шейна не была проституткой, хотя… он же занимался с ней сексом, и она забрала все его деньги. С другой стороны, будучи копом, он совершенно точно знал, что ни один полицейский в мире не поверит парню в боксерах, если тот скажет, что его ограбила женщина, которая не является проституткой. Но, проклятье, он еще ни разу в жизни не платил за секс. Он играл в университете в футбол целых два года и имел гарантированный секс, пока его не отвезли на инвалидном кресле в дом престарелых. Но даже и тогда он нисколько не сомневался, что обязательно найдутся какие-нибудь «Тигрицы», которые позаботятся о его «Боевом Орле». И хотя ему было больно в этом признаваться, сейчас футбол не имел ни малейшего значения. Половину успеха в работе полицейского обеспечивает умение предотвратить угрозу. Джеффри знал, что сможет отговориться в этой сложной ситуации. Он уже открыл рот, когда услышал характерный гортанный рев «Мустанга» 1968 года выпуска, с дырой в карбюраторе и бечевкой, которая удерживала на месте глушитель. – Вот дерьмо. Джеффри повернулся к входной двери. Миссионеры расступились, точно Красное море перед любым желающим, кроме Моисея, – иными словами, даже не пошевелились. Он помчался к двери, расталкивая их и не обращая внимания на возмущенные возгласы, с такой скоростью, какой никогда не развивал на футбольном поле, что, видимо, и являлось причиной того, что он играл в университетской команде лишь два года. Джеффри пронесся через парковку, изо всех сил работая руками и ногами в сиянии уходящей луны. Однако у «Мустанга» была заметная фора, и он уже сворачивал направо, на главную дорогу. Джеффри продолжал бежать, несмотря на то что понял сразу три вещи. Первое: бессмысленно преследовать машину, даже если ты очень быстро бегаешь и у тебя на ногах полный комплект обуви. Второе доходило до него дольше и заключалось в том, что температура воздуха сильно понизилась по сравнению с предыдущим днем. Это не стало откровением – скорее, серией неприятных последствий. Мышцы ног начало сводить судорогой. А еще брюшной пресс и руки. Другие части тела тоже принялись съеживаться от холода. Но ничего из этого не помешало откровению номер три, которое оказалось совершенно убийственным. Тот «Мустанг» – не его «Мустанг». Скорее всего, тоже 68-го года, так же точно давно забывший, какого цвета он был при рождении, но его автомобиль мирно стоял на том самом месте, где он оставил его накануне вечером. Каким-то непостижимым образом Не-Шейна угнала не ту машину. Джеффри побежал медленнее. Не-его-«Мустанг» снова свернул, на сей раз на соседнюю парковку около другого «альпийского» отеля с немецким названием. Джеффри оглянулся через плечо. Луна, прищурившись, смотрела на одинокий горный пик, и синее утреннее небо разбросало угрожающие тени по заполненной машинами парковке. Каждый вдох окутывал облачком пара его лицо. «Мустанг» сбросил скорость перед тем, как въехать на соседнюю парковку. Не-Шейна выглядела рассеянной, что его вполне устраивало, потому что он бежал параллельно машине, низко опустив голову и прячась за другими автомобилями. И в конце концов скорчился за передним колесом большого школьного автобуса голубого цвета, который, судя по надписи на боку: «Спросите меня, как стать миссионером нашего Иисуса», принадлежал миссионерам. «Мустанг» свернул в третий раз и покатил по переулку, разделявшему отели «Гора Шлюссель» и «Шлосс Линдерхоф»; последний выглядел так, будто кучу картонных коробок побросали на обычный мотель. Джеффри услышал шаги. Молодой чернокожий мужчина со стаканчиком дымящегося кофе в руке вышел из вестибюля «Линдерхофа», коснулся козырька кепки с символом «Кливленд индианс»[32], приветствуя Джеффри, и зашагал по тротуару. В Хелене совсем не много болельщиков «Кливленда» и тем более чернокожих. Джеффри кивнул в ответ, как будто в том, чтобы сидеть в городе, построенном как альпийская деревня, скорчившись, на парковке, да еще в одном носке, одной кроссовке и оранжевых боксерах, нет ничего ненормального. Он подождал, когда мужчина скроется из вида, затем, пригнувшись, обогнул сзади отель «Шлюссель», находившийся на противоположной стороне улочки. Без парковочных огней Джеффри видел только на несколько ярдов перед собой. Он отчаянно дрожал от холода. Трава была мокрой, потому что была мокрой, и его единственный носок превратился в кусок льда, когда он пробирался к задней части здания. Джеффри уже видел нос «Мустанга», выглядывавший из переулка, примерно в пятидесяти ярдах от него. Тротуар начал уходить вниз, к трем мусорным контейнерам, стоявшим на страже порядка. Все вокруг заливал свет ксеноновых ламп у него над головой. Он почувствовал, что прислушивается к звукам вокруг, и подумал, что Дарвин все-таки был прав. Из переулка послышались знакомые звуки, но не открывающаяся или закрывающаяся дверца машины, а легкий стук металлической цепочки для ключей по задней части машины, когда ключ со щелчком вошел в замок багажника; потом еще один щелчок и еще. По какой-то неизвестной причине ключ от его «Мустанга» подошел к зажиганию не-его-«Мустанга», но он не сомневался, что с багажником ничего не получится. Однако получилось. Багажник открылся под такой же, как и у его машины, скрип петель. Джеффри сорвался с места, потому что единственное, чем он располагал, – это элемент неожиданности. Он не беспокоился о том, что в него кто-нибудь выстрелит. В мире существовали вещи и похуже – намного. Он уже три месяца носил значок детектива – золотой щит, – три месяца ходил на работу в костюмах и галстуках вместо формы из полиэстера с коротким рукавом и с шестьюдесятью фунтами снаряжения на поясе, которое колотило его по бедрам и животу, точно молот для забивания свай, всякий раз, когда он преследовал какого-нибудь придурка по улицам Бирмингема. Он обожал свой «золотой щит» детектива больше, чем любую женщину. И гораздо лучше о нем заботился. Его начальник-лейтенант не хотел, чтобы Джеффри его получил, поскольку не доверял ему, и Джеффри тоже ему не доверял, потому что он был настоящей задницей. Сорок ярдов. Он услышал, как закрывается тяжелая крышка багажника, и поскакал вперед на одной ноге в кроссовке и другой в мокром носке, холод от которого пробирался наверх, точно мерзкий питон. До восхода солнца оставалось чуть меньше двух часов, но температура воздуха, казалось, все больше падала с каждой проходившей минутой. Как такое вообще возможно? Два дня назад градусник показывал двадцать один градус, но сейчас у Джеффри было ощущение, будто он находится внутри промышленного холодильника. Тридцать ярдов. Неожиданно он рухнул на землю, лицом вниз, прижимая ладони к асфальту. Мышечная память. Тело отреагировало быстрее, чем мозг сумел обработать звук выстрела, прогремевшего, точно гром, в холодном, разреженном воздухе. Неужели Не-Шейна нашла его пистолет? И нечаянно выстрелила?