С местными ребятишками шутки плохи. 3.06 дня Джеффри расхаживал по крошечной камере в одних трусах и футболке. И по-прежнему в одной кроссовке и одном носке. И это было единственное, что он мог контролировать. Благодаря похмелью Толливер немного поспал, но теперь полностью проснулся и находился в ужасе. Клаустрофобия до сих пор никогда его не волновала. Во рту пересохло, сердце трепетало в груди, точно камертон, он отчаянно потел, несмотря на холод, пробиравшийся в камеру сквозь зарешеченное окно с одним стеклом. Десять часов назад Джеффри попросил шефа полиции позвонить в Силакогу шерифу Госсу Холлистеру, чтобы тот за него поручился. Он знал, что прошло десять часов, потому что на стене напротив камеры, над пустым письменным столом, на котором стояли телефон, факс и компьютер размером с собачий гроб – для корги, а не маламута – с огромным монитором. Последние десять часов он прислушивался к тиканью часов, следил за движением минутной стрелки и размышлял о том, что теперь знает, каково это, когда китайцы пытают своих пленников водой. Иногда Джеффри слышал голоса в соседнем помещении, но никто так и не появился возле его камеры, никто не сел за стол, и никто не пришел проверить, всё ли у него в порядке. Время от времени унитаз из нержавеющей стали начинал булькать, или урчало у него в животе, но, кроме тиканья часов и этих звуков, больше ничего не нарушало тишины. Телефон ни разу не зазвонил. Компьютер оставался выключенным. Джеффри сел на узкую металлическую кровать без матраса, подушки и одеяла. У него забрали шнурок из единственной кроссовки. Он обхватил колени руками, умоляя свой мозг начать функционировать. Имелась мертвая женщина. Нора. Кто-то ее убил. Но она заслуживала справедливости. Признания того, что ее жизнь значила больше, чем те несколько секунд в конце. В мозгу у Джеффри то и дело вспыхивали обрывки воспоминаний. Бармен стал наливать немного больше в его стакан, когда появилась Нора. Номер, в который она его привела, недавно убрали, в нем не было туалетных принадлежностей или чемодана, говоривших о том, что в нем кто-то остановился. Как это называется? Улики? Самое настоящее кидалово, в конце которого все пошло не так. Нора осталась на ночь – как ему хотелось думать, из-за того, что он хорош в постели, а не потому, что она слишком много выпила, а он – чуть меньше. Не вызывало сомнений, что она была из тех женщин, которые хватают все подряд и смываются с места преступления, а потом встречаются в переулке с тем, кто возьмет у нее машину, чтобы потом разобрать ее на детали. Только угнала она не ту машину. Еще был старый голубой пикап и двое мужчин в кабине. Черный парень в бейсболке «Кливленд индианс». Мозг Джеффри выдавал каждое воспоминание, каждую деталь, точно зубило, выбивающее рисунок на каменной табличке. Он назвал шефу полиции номер домашнего телефона Госса, потому что был близок с ним всю жизнь. Более того, именно из-за Госса он пошел работать в полицию. И вообще, тот заменил Джеффри отца, не позволял впутываться в неприятности, а когда требовалось, давал хорошего пинка под зад. Он гораздо лучше отреагировал бы на возникшее недопонимание, чем его лейтенант из Алабамы, который, повесив трубку, тут же отправил бы по факсу письмо об увольнении. Но если шеф полиции города Хелен и поговорил с Госсом, если он понял, что Джеффри на самом деле не убийца, не торговец кокаином и вообще не наркодилер-янки из Кливленда, но честный, богобоязненный, законопослушный молодой южанин, он никак не дал Джеффри об этом знать. Толливер встал и снова принялся расхаживать по камере. Носок, кроссовка, носок, кроссовка. Тик-так, тик-так. Если шеф полиции городка Хелен не стал звонить, значит ли это, что он собирается сфабриковать против него дело? По закону он имеет право задержать подозреваемого на сорок восемь часов, а потом должен предъявить обвинение. Или отпустить. Выходные. Суды будут закрыты два дня – возможно, больше, если снежная буря разыграется не на шутку. Они должны разрешить ему сделать телефонный звонок, но за прошедшие десять часов не появился никто, кому он мог бы напомнить о своих правах. Прошел почти год с тех пор, как оправдали копов, которых обвинили в жестоком избиении Родни Кинга. Если шеф местной полиции решит перевести его в окружную тюрьму, его жизнь будет стоить не больше кучки собачьего дерьма. – Эй, привет, красавчик! В комнату вошла высокая жилистая чернокожая женщина в сшитой на заказ форме. В руках она держала поднос с кашей, яйцами, беконом и – благодаря тому, что Бог все-таки есть на небесах, – большой кружкой кофе. – Ты, должно быть, тот самый гроза исподнего. Джеффри попытался наградить ее улыбкой, от которой обычно таяли женщины. – Я ни разу в жизни не убил ни одной пары трусов. Она фыркнула, поставила поднос на полку около камеры и окинула взглядом его боксеры. – Ты болельщик Оберна? – Да, мэм. – Джеффри скрестил на груди руки, он с первого взгляда умел распознавать футбольных болельщиков. – Играл там два года. – Правда? – Она начала перебирать ключи на связке, висевшей у нее на поясе. – И на какой позиции? – Полузащитник, – ответил он. – Как О. Джей[37], но без его физических данных и многообещающего будущего. Полицейская снова фыркнула, и Джеффри решил, что это хорошо. – Представляю, как ты несешься по аэропорту с чемоданом в руке. Она нашла ключ. Джеффри смотрел, как открылась дверь камеры, и сладкий армат свободы немного согрел его, несмотря на то что женщина стояла с подносом в руках и загораживала собой дверь. – Ты похож на парня, который рано или поздно должен попасть на обложку «СЕК мансли». – На самом деле меня уже снимали для их обложки. – Ври больше, задница. Она уронила поднос на пол. Кофе взорвался и превратился в лужу, совсем как его эго. Джеффри с трудом справился с почти непреодолимым желанием опуститься на колени и слизать его с грязного бетонного пола и сел на металлическую кровать. Холод начал проникать в его кости, заполняя их, и он подумал, что, похоже, от погоды ждать хорошего не стоит. Он почти чувствовал, как температура воздуха падает с каждой проходящей секундой. Женщина уселась за стол, открыла ящик, достала табличку с именем и поставила ее на край. Сержант А. Фуллер. Затем она потянулась куда-то назад и включила компьютер, и его громкое жужжание на время заглушило тиканье часов. Джеффри потер руки, он отчаянно замерз и одновременно вспотел. В голове у него проносились слова, которые он мог бы сказать сержанту Фуллер. Я тоже коп, сука. Твой шеф позвонил шерифу, как я его просил? Почему я в камере? В каком преступлении меня обвиняют? Я требую адвоката. Джеффри протянул руку и взял с подноса бисквит, жесткий, точно камень, и холодный, как его левая нога. Потом он засунул в рот давно остывшие яйца и покрывшийся жиром бекон. В этот момент зазвонил телефон. А. Фуллер взяла трубку. – Да. – Потом еще раз: – Да. Ее взгляд переместился к Джеффри, когда она хрипло пробормотала: – Хм-м-м… да. Женщина встала из-за стола, взяла телефонный аппарат и, протянув провод через всю комнату, поднесла трубку к прутьям. Джеффри уперся руками в колени и встал. Ковыляя в одном носке и одной кроссовке, подошел к решетке и протянул руку. Она слегка отвела трубку в сторону, чтобы он не смог до нее достать, но потом все-таки отдала. Джеффри откашлялся и сказал: – Джеффри Толливер. – Привет, Балбес, – услышал он голос Госса. Джеффри едва не разрыдался от радости. – У тебя было достаточно времени, чтобы подумать о своих многочисленных проступках? Толливер изо всех сил сжимал трубку, слушая, как смеется Госс. Судя по всему, шеф полиции все-таки позвонил шерифу Силакоги и они решили, что ему будет полезно в качестве наказания провести за решеткой часов десять. – Ты сказал им, чтобы они меня заперли? – Ну-ну, не позволяй гордости мешать тебе жить. Полагаю, я оказал тебе услугу, учитывая, что тебя поймали мокрым, в состоянии похмелья, над телом мертвой женщины, с упаковкой кокаина и незарегистрированными пистолетами в багажнике. – У той женщины было имя. – Ты уже помнишь их имена? – Госс помолчал, и Джеффри представил, как тот хмурится, держа трубку в руке. – Скажи-ка мне, Балбес, вот что: не староват ли ты уже для подобных развлечений? – Эта мысль приходила мне в голову сегодня днем. – Нет ничего плохого в том, чтобы остепениться. – В голосе Госса появилось разочарование, что было гораздо хуже гнева. – Правда, я знаю, что будет в таком случае. Ты встретишь какую-нибудь потрясающую красотку, которая окажется умнее тебя, что совсем не трудно, будешь лезть из кожи вон, чтобы заполучить ее, а потом тебя снова потянет на сторону, и ты все испортишь. – Госс закашлялся, что бывает после сорока лет курения сигар. – Но есть и положительный момент – она станет для тебя отличным оправданием тому, чтобы не заводить серьезных отношений со всеми, кто будет после нее. Девушка, которая сбежала. Твоя маленькая подружка с рыжими локонами, если говорить словами Чарли Брауна. Джеффри прислонился головой к прутьям. – Я усвоил урок, Госс. Ты выпустишь меня отсюда или нет?