– Пожалуйста, позвольте мне рассказать небольшую историю, которая ответит на все ваши вопросы. – Ладно, рассказывайте. – Девять недель назад, навещая родственников в Мехико, я увидел на почте ваше объявление с предложением награды и вскоре после этого написал песню о пропавшей женщине. – Вы написали песню о моих сестрах? – Да. Лицо ковбоя полыхнуло гневом. Джентльмен положил руку на плечо своему спутнику. – Прошу прощения, если огорчил вас, – сказал Умберто. Не в силах выдавить ни звука, ковбой молча кипел. – Почему вы написали песню о них? – спросил джентльмен. – Их история тронула меня. Хотя гринго-тексиканцы убили моего отца и отняли землю, по праву принадлежавшую Мексике, я думал об этих прекрасных и невинных женщинах, и… – Умберто покачал головой. – Я проникся сочувствием к ним. У меня самого две дочери… и я разозлился на мир, в котором не ценят, а похищают и оскверняют красоту. – Он подумал о своей роскошной красавице-кузине, Елене, исчезнувшей двадцать лет назад и считавшейся умершей. – Ваши сестры – не единственные женщины, пропавшие в этой стране. Ковбой выразительно кивнул. Лезвие пронзило правый глаз нарисованного голубым мелком медведя. Умберто взглянул на пьяного метателя ножа и снова повернулся к гринго. – Балладу я писал с тяжелым сердцем. По-английски ее название звучит так: «То, что нельзя украсть». – Он указал на футляр. – У меня особенная гитара, с четырьмя струнами. Я играю в таких вот барах и на улице. «То, что нельзя украсть» я исполнял много раз. Ближе к концу баллады есть строки с описанием одной из женщин в… – Откуда вы узнали, как они выглядят? – спросил джентльмен. – В объявлении были их фотографии. – Продолжайте, – сказал ковбой. – Ближе к концу баллады есть строки описания одной из женщин в подробностях. Нарисовав портрет, я зову ее по имени. – Умберто вдохнул и душераздирающе пропел вибрирующим голосом: – Иветта! По лицу ковбоя катились слезы. – В заключительном пассаже, детально описав вторую женщину, я тоже зову ее по имени: Долорес! Ковбой вытер слезы полями шляпы. – Я исполнял эту песню много раз – в городах, деревнях и дважды в поезде. И везде она трогала людские сердца. (Умберто не стал говорить, что баллада оказалась одной из самых прибыльных его песен.) А несколько недель назад я вернулся домой, в Нуэва-Вида. И вот одиннадцать дней назад, когда я исполнял «То, что нельзя украсть» на городской площади, двое мужчин повели себя очень необычно. Они побледнели. Глаза их повлажнели. Они испугались. Уверен – они знают одну или даже обеих женщин из песни. – Кто они? – Слова ковбоя упали тяжело, как падает тупой топор. На мгновение Умберто заколебался. – Вы должны пообещать, что джентльмен будет разговаривать с ними культурно, как подобает. Они… – Не ставь мне условий, – рявкнул ковбой. – Я заплатил за информацию. – Он ткнул пальцем в кошель с золотом. – Возможно, эти люди и не догадываются о несчастной доле, выпавшей вашим сестрам. – Вы этого не знаете наверняка. – Правильно, – согласился Умберто. – Я не знаю, откуда им известно о ваших сестрах. Но люди они важные и для города сделали много хорошего. Вы должны пообещать, что не сделаете им ничего плохого, не станете их убивать. – Что понадобится, то и сделаем, – мрачно ответил Брент. Музыкант затянул завязки и толкнул кошель через стол. – Можете забрать ваше золото и возвращаться в Америку. Ковбой посмотрел на него с нескрываемой ненавистью. Умберто отпил вина из стакана. Ковбой взял себя в руки и, немного успокоившись, сказал: – А если эти добрые люди не так уж и добры? – Если кто-либо из этих джентльменов пострадает или будет убит, я назову имена Джона Лоуренса Плагфорда и Брента Плагфорда действительно плохим мексиканцам. – Умберто произнес угрозу, на мгновение приподнявшись со стула. – А если я случайно отрежу себе голову или по невнимательности двадцать девять раз ударю себя ножом в печень, найдутся другие разговорчивые люди, которые донесут эту информацию до бандитов. – Дьявол. – Брент по-лошадиному фыркнул. – Хитрый мексиканец. – Один из многих миллионов. Ковбой задумался. – Что же касается тех, кто удерживает ваших сестер… – Умберто пожал плечами. Убийство людей, похитивших женщин и надругавшихся над ними, артиста не беспокоило. Ковбой толкнул золото обратно. – Мы не тронем тех, с кем вы нас свяжете. Мое слово твердое. – Bueno. – Хотя Умберто не испытывал симпатии к ковбою, в его верности слову он не сомневался. – Я знаю место, куда эти два джентльмена ходят играть и выпивать. Это приличное заведение. – Артист посмотрел на высокого светловолосого гринго. – Вам нужно пойти туда. – А почему бы вам самому не поговорить с ними? – спросил джентльмен. – Не желаю участвовать в этом напрямую. – Умберто не стал бы участвовать вообще, но совесть не позволяла молчать, да и деньги семье не помешали бы. – Сядьте играть с одним из них, угостите выпивкой. Когда он расслабится, расскажите, что за женщину вы ищете. Он и поведает, куда идти и где искать. ?Comprendes?[38] – Понимаю, – с сомнением сказал джентльмен. – Es muy facil[39], – заверил Кальес. – Думаете, сестер держат в городе? – спросил ковбой. – В Нуэва-Вида такого рода борделя нет, разве что это какое-то тайное место, подвальная темница. Может быть, они в другом городе или в какой-нибудь пещере в горах. Джентльмен побледнел. – Вам заплатили за неделю, – напомнил спутнику ковбой. – Я не забыл. Брент посмотрел на Умберто. – Приходилось ли вам слышать об испанце по имени Грис? Одноглазом? – Нет. – Ладно. – В голосе ковбоя послышалось разочарование. – Теперь расскажите нам об этих джентльменах. Глава 9. Пустые черепа Стромлер откинул болтавшуюся у входа клетчатую занавесь и окунулся в ночь. Воздух снаружи оказался намного холоднее того, что был заключен внутри, и пот на лбу и шее джентльмена мгновенно остыл, как чуть раньше это сделали кишки. Брент на выходе сунул револьвер в кобуру и, миновав занавесь и переступив порог, дотронулся до шляпы, что было сигналом невидимке на противоположной стороне улицы, и шепнул: – Не оглядывайтесь. – Я и не оглядываюсь. Ковбой взял спутника за правое плечо и подтолкнул вперед. Натаниэль прошел мимо лачуги, обнимающейся парочки, привязанного к ржавеющему якорю осла, четырех пирамид кирпича, коим предстояло стать неким строением, и двух повизгивающих щенков-терьеров в брошенной детской коляске. Компаньоны перешли через улицу, обогнули открытый полуприцеп (где лежали четыре человека – всего лишь спящих, а вовсе не разлагающихся, убедил себя джентльмен) и повернули на восток, к окраине Нуэва-Вида. За одним из домов от теней отделилась и исчезла в переулке темная фигура. Натаниэлю показалось, что по спине у него ползет трескучая искорка. – Не останавливайтесь. – Брент положил правую руку на рукоятку револьвера.