О щедром подарке москвичам от банка «Эверест» уже неделю шумели телевидение и газеты. С экранов сдержанный, седой голливудообразный председатель правления банка что-то твердил о времени собирать камни, о том, что пора бы и об Отечестве помыслить. Об Отечестве «Эверест» помыслил, передав сорок килограммов золота на позолоту куполов реставрирующихся московских храмов. Председатель забыл упомянуть, что кроме помыслов об Отечестве он не забывал мыслить и о собственном благосостоянии. Взамен «бескорыстного» дара банку на год дали право крутить зарплату учителей и медицинских работников Москвы. Передача золота столичному правительству должна была состояться в пятницу в бизнес-центре. Уже расставлялась мебель и готовились декорации для этого представления. Охлаждалось шампанское и загружались в холодильники икорка и осетринка. Готовились речи о том, как всем миром надобно заботиться о процветании нашей дорогой столицы, золотой Москвы. Были выписаны пригласительные билеты, заказаны дежурные политики, шуты и деятели искусства. Гладились смокинги и крахмалились белые рубашки. Все обещало пройти со вкусом, пристойно и сытно. И никто еще не знал, что чья-то рука уже поставила на предстоящем фуршете жирный крест. Хранилище банка в те дни находилось под усиленной охраной. Конечно, ничего не случится, но мало ли… Вооруженные бойцы могли отстреляться от роты противника, а толстые стены с трудом взяла бы даже артиллерия. Подступы просматривались видеокамерами. Так бы все и было нормально, если бы… Ох эти «если бы». Если бы кто поинтересовался, где же провел свой недавний отпуск заместитель руководителя охранной структуры банка. Если бы кто спросил, почему он выглядит таким странным. Но кому интересно, где проводят отпуска сотрудники? Кого удивят странности в человеке, который десять лет отдал профессиональному рингу? Впрочем, даже если бы и поинтересовались, вряд ли бы узнали что-то интересное и никогда бы не заподозрили неладное. Заместитель шефа охранной структуры был своим, не раз проверенным в делах человеком, облеченным доверием. Он-то и отключил охрану банка. После этого впустил грабителей, которые как орешки расщелкали сейфы с золотом. После этого исчез вместе с подельниками. И с сорока килограммами золота для московских куполов. * * * Очнулся я сразу, будто меня включили в электрическую сеть, и сознание моментально загрузилось, как компьютер «Пентиум-три». Прямо перед моими глазами маячил лепной потолок… Нет, не перед глазами. Потолок находился там, где ему и положено быть, просто зрение сыграло со мной неумную шутку. Скосив глаза, я подумал, что из меня готовят киборга. От меня шли разноцветные провода… Ох, чушь какая мерещится. Просто я лежу на больничной койке, облепленный датчиками, под двумя капельницами – и все дела. Странно, но я чувствовал себя совершенно отдохнувшим. И однозначно живым. Голова была легкая и пустая, как воздушный шарик с изображением Микки-Мауса. – Привет, Пятачок, – услышал я озабоченно-насмешливый голос. Кто это? Ну конечно же мой шеф. Кто еще будет говорить цитатами из мультфильма рядом с человеком, находящимся почти на смертном одре. Я чуть больше скосил глаза и увидел-таки моего начальника. Сидит на стуле в белом халате, лицо участливое, в руках пакет с бананами – как я понял, передачка. – Где я? – прошептал я. – В Склифе, – ответил шеф. – А кто я? – спросил я. – Гм, – озабоченно ответствовал шеф. – Шучу. Я в порядке, – слова давались мне пока еще туговато. Легкость в речи и в движениях сильно уступала легкости в голове. – Кто тебя, Георгий, так отделал? – Я ее не знаю… Тетка с авоськой. – Чего ты расшутковался? Тебя находят бездыханным во дворе дома у метро «ВДНХ». Врачи говорят, что ты накачан наркотиками. Теперь управление собственной безопасности стоит в боевой позе. Интересуются, все ли мои опера колются или лишь некоторые. – В меня выстрелила тетка с авоськой… Из игрушечного пистолета. – Смехопанорама, – вздохнул шеф. По-моему, он мне не поверил. – Информация у Донатаса Стаценко из РУБОПа. Как выкликнул. Донатас появился на пороге палаты с сумкой, тоже загруженной бананами. Заботливые все! Шеф с Донатасом начали о чем-то шушукаться. Но о чем – я не слышал. Предметы стали утрачивать четкость. Потом возник ангел небесный, на поверку оказавшийся медсестрой в хрустящем белом халате. Мне вкатили что-то горячее в руку. И я снова провалился в черную дыру. Следующее мое возвращение на грешную землю приветствовала Клара. Увидев, что я очнулся, она начала поливать слезами мою обклеенную датчиками грудь. – Гоша, милый, ты даже не можешь себе представить, как я испугалась. Ты, и вдруг в больнице… Представляешь, на днях черное платье купила. С блестками такое, почти вечернее, плечики, длина до туфель. Сейчас полный отпад считается. И фирма несусветная… Так смотрю я на него и думаю – неужели по такому поводу пригодится? Ну как траур, ты понимаешь. Ох, типун тебе на язык. Кто же полусмертельно больному такие вещи говорит? – Не пригодилось… Ох, ты не представляешь, как же я перепугалась. Я даже отказалась снова сниматься для журнала «Лайф». И от кинопроб отказалась. Такой видный режиссер хотел предложить мне главную роли в кинобоевике. Представляешь, отказалась. – Зря, – прошептал я, уверенный, что Клара привычно «преувеличивала». – Конечно, зря… Я слышала, от переживаний появляются морщины. Это правда, дорогой? – Неправда. – Хорошо. А то я боялась… Ох, как же я за тебя переживала. Я даже хотела ночевать как сиделка у твоего изголовья. Представляешь! – Не надо. – Как скажешь, – поспешно произнесла Клара. – Я вот тебе бананов принесла… Она еще немного поорошала меня слезами и поопутывала словесами. Медсестра еле оттащила ее от меня. Но посетители продолжали идти гурьбой. Как приемный день в районной префектуре! После Клары появился профессор Дульсинский со своим голубоглазым зомби. Зомби тащил в руке полиэтиленовый пакет, конечно же, с бананами. Они все меня что, за макаку держат? Профессор бегло осмотрел меня, потребовал показать язык, поводил перед глазами пальцем, при этом не забыл сощелкнуть пушинку с одеяла. Результатами осмотра он остался доволен. – Прекрасно, – проворковал он. – Вам тут особенно делать нечего. Вы и так уже достаточно отдохнули. – Отдохнул? – возмутился я, уже привыкший к роли сотрудника, пострадавшего на боевом посту. – Язык еле ворочается. – Скоро пройдет. Я ознакомился с вашей историей болезни, мой юный друг. Насчет моей юности можно было бы и поспорить, но я не стал. – Вам впрыснули какое-то непонятное вещество. Действие похоже и на наркотическое, и на транквилизатор. – И мгновенное, заметьте, – добавил я. – Хотелось бы увидеться с человеком, у которого имеется запас этого вещества, – сказал профессор. – Кто он, если, конечно, не государственная тайна? – Не государственная. Я не знаю. Я ничего не знаю! – во мне вскипел праведный гнев. – Как связался с этими психами, все не как у людей. Угодил в какую-то паутину. Барахтаюсь в ней, не могу нащупать опору, ухватиться за что-нибудь. И чувствую на затылке чей-то изучающий цепкий взор. И жду, когда из тьмы появится паук и впрыснет мне яд, чтобы высосать потом все соки. – Почему вы считаете, что сия неприятная история связана с душевнобольными? – осведомился профессор с интересом. Я помолчал, прикидывая ситуацию. Потом решился. – Что тут думать. Ваш бывший пациент Шлагбаум организовал базарный митинг, после столкновений с милицией попытался скрыться. Я увязался за ним. Тут меня и достали… – Все зашло слишком далеко, – задумчиво произнес профессор. – Шлагбаум. Исчезновения больных… Может, тут и есть какая-то связь. – Может? Она точно есть! Шлагбаум способен стоять во главе всей этой кутерьмы? – Вряд ли, – отрицательно покачал головой профессор. – Завести толпу, сцепиться с милицией – может. Но на долгую конструктивную деятельность неспособен. – Тогда его используют. Может, такой же псих, заразивший его своим бредом. Профессор только улыбнулся, намекая на мою наивность. – Дормидонт Тихонович, помогите мне, – взмолился я. – Вы знаете этих людей. Со многими сталкивались лично. Какими качествами нужно обладать, чтобы заварить такую кашу? Настоящих буйных мало, вот и нету вожаков – так пел Высоцкий. Может, вы знаете такого вожака. Нужна хоть какая-то зацепка. – Надо подумать, – задумчиво произнес профессор, поправляя на груди халат. – Возможно, я дам вам одного кандидата. Не забивайте себе пока голову. Лечитесь. Я вот тут вам бананов принес… В больнице я провалялся еще денек, после чего в ультимативной форме потребовал выписки. На улице слегка штормило, мостовая под моими ногами чувствовала себя неуверенно и ходила ходуном. Но воздух свободы сделал свое дело, я пришел в чувство. В нашей поликлинике невропатолог выдал мне на неделю больничный, пообещав продлить его на сколько хочешь. Но попользоваться им всласть я не смог. Дома меня ждал сюрприз в виде нового микрофона, подсоединенного к моему новому телефонному аппарату. Снова повторение пройденного. Вызов техников. Вытянувшиеся от удивления лица. Подозрительные взоры, бросаемые в мою сторону. – Не работает микрофон, – заключил техник. – Гоша, ты их не на свалке находишь, чтобы нам потом голову морочить? Ты не развлекаешься? – Это со мной развлекаются… Утром по святому праву больного я прогулял оперативку, но на работу пришел. – Зеленый, как овощ из Чиполлино, – оглядев меня с ног до головы, отметил шеф. – Бананами объелся, – ответил я. – Лечись, Георгий. Я не могу тебя потерять во цвете лет. – Правильно. Никого больше на эту должность не найдете, – колко заметил я. – Зачем лечиться? Вкалывать надо… И я начал вкалывать. Перво-наперво я покопался в памяти и извлек с пыльной полки завалявшийся там номерочек автомобиля. Того самого сиреневого «БМВ», из которого как-то выпорхнула Клара и направилась в валютный кабак на Тверской. Тут меня стерег сюрприз номер два. Эх, кто, спрашивается, мешал мне преподнести его себе раньше? Владельцем машины оказался Вячеслав Вячеславович Грасский. Тот самый. С «Завалинки». * * *