Лицо Мальвины покрылось краской гнева. — Я такого не говорил. И, вообще, имел в виду другое… Старший следователь хотел объяснить, но она перебила, не желая слушать объяснений. — Не говорили, но думаете, — стала заводить себя Мальвина. — Все вы тут только и видите во всех людях подозреваемых да обвиняемых! А я не подозреваемая! Я — потерпевшая! Вы не думайте, я законы знаю!!! — Это не важно, кто что думает… Важно, что делает. Возможно, я сейчас думаю, какая вы красивая, — сыграл Паромов на женском самолюбии, — но этого не скажу (все уже было сказано), а стану допрашивать вас в качестве свидетеля или же потерпевшей, и буду записывать ваши показания. Как не было горько и муторно на душе Мальвины Васильевны, но, услышав, что она красивая, она непроизвольно стала поправлять волосы и выпрямила стан. Такова уж женская психология. Женщины! Ах, женщины! Они и на смертном одре не забудут прихорашиваться, стоит лишь им напомнить, что они красивые… Паромов поднял трубку телефона внутренней связи. — Дежурный? — Он самый. Что надо? — У меня заявление гражданки о краже ее автомобиля. Подошли кого-нибудь забрать его для регистрации в КУП… Чуть позже мне понадобится дежурный автомобиль и следственная группа для выезда на осмотр места происшествия. Оперативному дежурному не хотелось брать на себя обязанности ставить начальника отдела в курс о новом неочевидном преступлении, и он сказал, что Паромов мог бы и сам доложить о заявлении. — Начальнику доложить? — возмутился беспардонностью дежурного старший следователь. — Вот ты и доложи! И зарегистрируй, как положено! В сердцах резко положил трубку. «Опять скулеж: начальнику неохота докладывать, транспорта нет… А мне какое дело! Я же не прошу следствие вместо меня проводить! — с неприязнью подумал о дежурной части Паромов. — Вечная песнь дежурного и помощника…» Потом достал бланки допроса свидетеля и стал подробно записывать показания Мальвины Васильевны, задавая время от времени уточняющие вопросы. С помощью уточняющих вопросов удалось выяснить, что между ней и ее соседом Нехороших Олегом давно существовали неприязненные отношения. Из-за отклоненных ею сексуальных домогательств последнего. — Даже так? — Даже так! — в тон следователю ответила Смирнова. — А как вы сами оцениваете показания Олега о том, что он слышал ваш скандал? — Формально, вроде бы, и верно… — постаралась быть объективной к соседу Мальвина. — Да, шумела, да, кричала… Но по существу — оговор! Преподнесено так, гражданин следователь, что это я в ходе ссоры убила мужа. Но это, видит Бог, не так! — Какой я вам гражданин, — перебил ее Паромов, — мы с вами по одну сторону баррикады. Наверное, товарищ… По старинке. До господ не доросли… по крайней мере — я. Так что, Мальвина Васильевна, товарищ! — А по имени-отечеству можно? — Не возражаю. Продолжим? — Продолжим. — На ваш взгляд, что заставляет Нехороших исподволь оговаривать вас? Не прямо, а именно, исподволь… — Не знаю. Возможно, так хочет сделать мне больно из-за того, что отказала ему в его сексуальных притязаниях? Возможно, искренне считает, что это дело моих рук? — А сам он не мог? — на всякий случай задал прямой вопрос Паромов. — Вряд ли. — Не задумываясь, ответила Мальвина, поправив сползавшую полу шубки на коленях. — Это почему же? — А когда я закричала в коридоре, то он из своей квартиры чуть ли не в трусах выскочил. И очень перепугался, когда увидел кровь. Правда, потом успокоился и помогал вносить Артема, мужа моего, в коридор квартиры. Кажется, «скорую» вызывал, или говорил, чтобы вызвали… Впрочем, товарищ следователь, мне не до того было, чтобы за реакцией его лица и мимики следить… — Да уж верю… — Так что, не думаю. Скорее всего, мужа порезал Крючков, наш сосед по гаражу, как и ваши, что приезжали ночью, — пояснила на всякий случай она, — его подозревают… — Это почему же? — высказал заинтересованность следователь. — Давно грозился. — Да у нас на каждом шагу грозятся… Я тоже собственной жене грожусь руки повыдергивать, когда стряпает как зря… на мой взгляд… Но это не значит, что убивают, режут… Не все то золото, что блестит… — Это вы к тому, что не все то дерьмо, что не тонет! — подыграла Мальвина. И грустно улыбнулась. Паромов пропустил ее реплику о дерьме без ответа. — Вы еще про Цыбина говорили. По-вашему, он тоже мог? — Может, и мог бы, но не знает, где мы живем… — Ну, это не такое уж трудное дело. Спросил одного, другого — и, пожалуйста, адресок готов… — Не знаю… Не знаю я ничего! — А еще какие-либо враги у вас имелись? — допытывался следователь, стараясь «очертить» круг возможных подозреваемых. — Да, нет, не было. Муж у меня тихий. Пьет в меру, с кем зря не водится… — А что это за ребята, с которыми супруг ваш немного спиртного выпил вечером, из-за чего ссора возникла между вами? — Вы уж скажете, ссора! Так, пустяшный конфликт… — А все же? — Да я не расспрашивала его… — Лучше бы вы расспросили, — посетовал старший следователь. — А мы бы их вычислили и, в свою очередь, расспросили… или допросили. — Возможно, я их и сама видела… — слегка задумалась Мальвина и пояснила: — Когда вчера шла домой после работы, то возле подъезда группу молодых парней и двух девушек видела… — Знакомых среди них не было? — Да один был… вроде бы, дружок моей соседки Ирины. Сестры Олега, — уточнила она. — Раньше несколько раз их вместе видела… Но, вот, в последнее время… Ирины на улице не вижу, ни с ним, ни одной. — А как его зовут, не знаете? — Чего не знаю, того не знаю… Знаете, товарищ следователь, не интересовалась… — Оно и понятно: подросток. Какой тут интерес. Вот, если бы накрученный «новый» русский, то возможно бы… и задержали свой взгляд. Он посмотрел в глаза Мальвины. — А глаза-то у вас, глаза! Колдовские. Вы случайно не ве… ведунья? — подобрал он более мягкое слово, чем ведьма. — В ваших глазах можно утонуть, как в синем озере! Мальвина улыбнулась. — Возможно… — Вот, видите, кое-что мы новенького и выяснили. — Вновь стал серьезным следователь. — А вы заверяли, что все уже давно рассказали… Память, она, брат Горацио, штука хитрая. Тонкая. — Тогда уж точно, не брат Гораций, а сестра или мать Тереза… Как никак, я женщина… сами соизволили только что заметить. — Остра была на язычок Мальвина, ох, остра. Даже в горе, за словом в карман не лезла. — Не спорю: симпатичная женщина. А о Горацио я к слову. Знаете, бывает, хочешь не хочешь, а слово само на язык вскочит… Прыг, и вылетело, как воробей. А вылетело — уже не поймаешь! — Да знаю, как у вас в милиции, слова просто так вылетают! Все-то тут с подтекстом, с подковыркой!.. Скажете — и следите за реакцией: как, мол, реагирует. Заглотала или только собирается заглотать крючок… Как пауки, из слов паутину вяжете, чтобы несчастную душу опутать и запутать! Наслышана… — Ну и скажете. Сплошное преувеличение! Но переубедить Мальвину Васильевну в том, что не всегда в милиции слова бывают со «смыслом», было не так-то просто. — Слышала. Знаю! По-видимому, все эти знания были почерпнуты из кинофильмов, где «мудрый» опер или следователь задают подозреваемому каверзные вопросы, а потом «ловят» его на противоречиях в ответе. Но времена меняются. На противоречиях уже многого не добьешься! Нужна система доказательств, чтобы кого-то в чем-то уличить. Кроме того, кто лишил права следователя задавать и простые вопросы, без подтекста? Никто. — Хорошо, не будем спорить. Лучше возвратимся к основной теме. Вы у мужа, ночью, когда оказывали помощь и ждали врачей, ключи от гаража нашли? — Не нашла. Хоть мне и было не до ключей, но их, точно, не было… как и ключей от квартиры! Да…