Тут опер слегка преувеличил. К осмотру квартиры они еще не приступали, беседовали в коридорчике и не могли знать, имеются следы крови в других помещениях или нет. Хотя в коридорчике крови было немало. Ею был пропитан и небольшой коврик, лежавший на полу, и кучи каких-то тряпок, которыми, по-видимому, пытались зажать рану и остановить кровотечение. Но забросить крючок никогда не мешает. Вот он и забросил… На всякий случай. — Не знаю, — сквозь слезы проговорила женщина. — Странно, — отреагировал Фролов. — Может, вы не знаете, как вас зовут? Вопрос был провокационный. Заставлял резче отреагировать на него женщину, а заодно убедиться в ее нормальности. Немало было случаев, когда обрушившееся горе «взламывало» психику человека, и «ехала крыша». Женщина действительно на мгновение притихла, словно анализируя услышанное. — Говорю, что не знаю, значит, не знаю. Он домой с улицы пришел с перерезанным горлом. А зовут меня Мальвиной. Мальвиной Васильевной, — уточнила она на всякий случай, чтобы сотрудники милиции не подумали, что действительно умом тронулась. И опять затряслась, мелко-мелко, по-собачьи, с жалобным безысходным воем. Её ответ и удивил, и ошеломил членов СОГ. Поначалу, когда услышали, что потерпевшего забрала бригада «Скорой помощи», подумали, что рана несерьезная, и, как высказывался отделовский эксперт-криминалист, одним йодом вылечат. Обрадовались. Потом, видя безутешный плач Мальвины и услышав приговор врачей, что с такими ранами не живут, сникли. А тут еще, по-прежнему, одна неизвестность в вопросе: кто порезал?.. — Мальвина Васильевна, мы сочувствуем вашему горю, — вмешалась Подаркова. — Но вы, пожалуйста, соберитесь и ответьте на наши вопросы. Мы постараемся быстро. Но без некоторых уточнений нам этого не сделать. Поймите нас. Пожалуйста. Повисла минута молчания. Мальвина Васильевна собирала силы и нервы в кулак, чтобы более толково ответить на вопросы. — Спрашивайте, — тихо произнесла она. — Значит, муж порезан не в квартире? — Да. — Что да? — вновь взял инициативу опер. — Не в квартире. — А ссора у вас была? — не отставал Фролов, несмотря на осуждающий взгляд Подарковой. — Да не то, чтобы ссора, а… — женщина замялась подыскивая определение супружеской размолвки. — Не обязательно ссора, может какой-нибудь конфликт, которому вы не придали значение, — смягчила Марина Юрьевна вопрос оперативника, заданный слишком резко и прямолинейно. — Была, но еще вечером. — И чем закончилась? — Помирились. — Вот и хорошо, — порадовалась за Смирнову Подаркова, одновременно вызывая у последней доверие к себе и подталкивая на продолжение беседы. — С соседями он не ссорился? — Нет. — Был трезв или пьян? — Трезвый был, — после секундной заминки прозвучал неуверенный ответ. — Так трезвый или нет? — нажала Марина Юрьевна, уловив заминку. — Говорил, что немного выпил с какими-то ребятами возле подъезда, грамм пятьдесят. Те его угостили. Но это было еще в девятнадцать часов. — Так, так… — подбадривала Подаркова. — Я его за это отругала. Он извинился, попросил прощения, и я его простила. Так что, не думайте, никакого скандала не было. Следователь поощрительно кивала головой, предлагая собеседнице продолжать разговор. Опер и участковый внимательно слушали, но когда дело дошло до просьб о прощении, Фролов, хоть на секунду, но не удержался от неудовлетворительной, если, вообще, не презрительной гримасы. Не любил опер, когда мужчины просили прощения у женщин. — Потом мы поужинали… Затем я пошла принимать ванну, а Артем, то есть, муж мой стал смотреть телевизор. — И что дальше? — Около двадцати двух часов он погнал наш автомобиль в гараж. И почему-то его долго не было. Я легла в постель. Жду его, а его все нет и нет. Опять разозлилась. Время за двенадцать ночи, а его все нет! — всхлипнула она. Всхлипнула коротко, надрывно. — Это я виновата. Я… Опер насторожился. Как огромный черный мастифф сделал стойку, рассчитывая на признания. — Это я виновата, — повторила Мальвина. — Я!.. Он так не хотел ехать, так не хотел отгонять автомобиль в гараж… Словно чувствовал! Все просил возле дома оставить на ночь… Говорил: «Ничего с ним, с автомобилем, не случится, если одну ночь на улице перед домом постоит!» А я его не слушала, все гнала и гнала, все поторапливала… Это я виновата! Я! Опер расслабился, поняв, что речь идет совсем не о признаниях. Что это лишь очередной выплеск горя и эмоций. — Потом, примерно в половину второго вдруг слышу, что будто кто-то скребется в нашу дверь. Сначала не придала этому значения, но затем подумала, что Артем водки нажрался и не может дверь сам открыть… Члены СОГ слушали, не перебивая. Женщина, увлекшись рассказом, перестала плакать, только похлюпывала изредка носиком. Все боялись неосторожным вмешательством сбить ее с мысли и возвратить в омут горя и плача. Вопросы могут подождать. — Встала, открыла дверь, — продолжала Мальвина. — Он лежит возле порога. Освещение у нас, сами, наверное, видели, тусклое, поэтому сразу не разобралась, что он ранен. В сердцах накричала на него, что такой, сякой, нажрался. А в ответ только какой-то хрип, да мычание… Слезы вновь покатились из голубых, подернутых туманной пленкой, глаз на щечки с ямочками. Разгладившееся лицо женщины вновь сделалось скукоженным, плаксиво-некрасивым. Подаркова стала успокаивать, поглаживая ладошкой Мальвину по плечу. — Когда увидела, что ранен, закричала, разбудила соседей. Вышли Олег Нехороших с женой и сестрой… Правда, соседка Лилия сейчас же возвратилась домой и больше из квартиры не выглядывала. Еще вышел сосед Лухин Михаил… из двадцать второй квартиры. Кто-то еще… Затащили мужа в коридор, пытались остановить кровотечение. Тут и кровью все перемазались. Кто-то из соседей, кажется, Ира Нехороших в «скорую» позвонила. Быстро приехали, минут через пять. Забрали. Сказали, что не жилец… но они постараются, сделают все возможное. А там, как Бог даст… Мальвина вновь зарыдала. Общими усилиями кое-как успокоили Смирнову. — Александр Анатольевич, — обратилась Подаркова к участковому, — пригласите двух понятых. Приступим к осмотру места происшествия. — А где я их возьму? — Не знаю. Разбудите соседей. После такого шума многие, возможно, не спят. — Попробую… — Вы не пробуйте, а делайте, что говорят. И побыстрее! — проявила она жесткость. Умела следователь Подаркова и улыбнуться, и шутку поддержать, и настойчивость проявить, когда это требовалось. Без крика, без шума, без матерщины, которой грешат некоторые начальствующие мужи. Эксперт-криминалист, не дожидаясь команды, молча расчехлял фотоаппарат, раскрыл свой чемоданчик, вынимая оттуда пеналы с кисточками, баночки с дактилоскопическими порошками, марлевые тампоны для изъятия образцов бурого вещества. — Готовься, — одобрила его действия Подаркова. — Сейчас Клыков доставит понятых, и приступим. Тот кивнул, соглашаясь. — А вы, Анатолий Александрович, — обратилась она к оперативнику, — потихонечку поподробней опросите Мальвину Васильевну и запишите ее показания на протокол допроса свидетеля, чтобы зря время не терять — я возбуждаю уголовное дело по статье 111 УК РФ. По факту причинения тяжкого вреда здоровью. И, пресекая возможные вопросы оперуполномоченного о наличии оснований для возбуждения уголовного дела, добавила: — Состав преступления налицо. — Понятно, — ответил опер, который традиционно не любил никакой писанины, — однако я еще немного побеседую с Мальвиной Васильевной, а потом и решим что делать: ее допрашивать или другой работой заниматься… Хочу выяснить: имеются ли у Артема недоброжелатели — это раз; во-вторых, с кем он выпивал… да еще кое-что надо уточнить. Кстати, не садилась ли и она на стол, как некоторые, ища заднице место, а голове приключений, — не удержался опер от очередной шпильки. — Не возражаете, товарищ следователь? — И добавил только для Подарковой что-то из очередного анекдота: — Вообще-то, все нормальные баба садятся на… попку, и только Баба Яга садилась на метлу. Поэтому у нее и детей не было. Ха-ха-ха! В голосе и убежденность в своей правоте и небольшой «шип» в адрес следователя. — Уймись, — недовольно одернула опера Подаркова, — поимей совесть, хоть тут! — А я что? Я ничего, — прошептал опер почти так, как у самого на допросе бывшие зэки. — Я не вслух, а между нами… Разговор следователя и оперативника происходил в присутствии Мальвины, и та, услышав слова опера о недоброжелателях, вспомнила о Крюке и о Цыбине. — Это его Крюк порезал, — сквозь всхлипы воскликнула она, обращая слова Фролову. В колоритном и крупногабаритном опере чисто по-женски интуитивно чувствовала силу. Потому и обратилась к нему, слезно заглядывая в его холодные, подстать мартовскому дню, серые глаза. Для чего даже по-детски запрокинула взлохмаченную головку. — Это он, Крюк проклятый, зарезал мужа! Да, он! Или Цыбин… — неуверенно окончила она, — больше некому… — И, опережая вопросы опера и следователя, добавила, поясняя: — Давно грозились «рассчитаться», вот и рассчитались! — Кто такой этот Крюк? И кто Цыбин? — начал выяснять подробности опер, что-то помечая на листке бумаги. Фролов с самого прибытия на место происшествия в свой список «подозреваемых» первым номер включил саму Мальвину. В силу привычки, а также и в связи с тем, что одежда и обувь Смирновой были в крови. Руки и лицо она могла вымыть. Сколько раз уж такое бывало! Однако он не пропустил мимо ушей и слова Мальвины, указывающие, возможно, на новых подозреваемых. В это время возвратился участковый Клыков, который доставил понятых. Одним из понятых оказался Нехороших Олег. Вторым был, как и стоило того ожидать, Лухин Михаил. Оба не успели уснуть после поднятого Мальвиной шума и поднявшейся затем кутерьмой по оказанию помощи Артему. Оба были в спортивных костюмах, самом удобном виде одежды: и одеваться быстро, и одет прилично. Подаркова в нескольких словах разъяснила понятым их права и обязанности, предусмотренные статьей 135 УПК РСФСР. (Страна изменилась, и давно уже не было РСФСР, но УПК оставался старый). И собралась приступить к производству осмотра места происшествия, подключив к этому действию присутствующих. Но к ней подошел опер. — Надо пошептаться, — сказал он и стал что-то тихонько пояснять следователю. — Хорошо, бери участкового, и поезжайте. Но сначала позвоните в дежурную часть и доложите ситуацию. Там теперь Кулинич весь, как на иголках сидит… — Лишь бы не на игле, — сострил тихо опер. Фролов, к слову сказать, квалифицировался на работе по борьбе с незаконным оборотом наркотиков. Отпустив очередную шутку, уже в полный голос спросил у Мальвины разрешение на звонок по телефону.