— Еще бы, — согласился Олег, — тебя вот за хвост ухватить. Синичка завертелась на месте, заглядывая себе за спину. — Нет у меня хвоста… Куда? Вот, опять. Кошка зашипела на Невзора, вырвалась от девчушки и шмыгнула под крыльцо. Тот невесело усмехнулся. — Пойду я пройдусь. Тебе помощь нужна будет? — спросил он Олега. Середин отвел его к плетню. — В полночь к колодцу приходи. Может статься, что лишняя пара глаз не повредит. Особенно таких, как у тебя. — Приду, — обещал Невзор. Подойдя к старосте, закрывавшему на ночь хлев, Середин попросил несколько связок лука. Вместе с мужиком они проследовали в светелку. Воздух здесь посвежел, глаза Белославы были открыты, она скосила их на вошедших, вздохнула и отвернулась к стене. — Вот всегда под вечер вроде как легчает ей, а с утра будто и неживая, — пробормотал хозяин. — Что ж вы ее бросили? — спросил Олег. — Как бросили, — обиделся мужик, — чай своя, не чужая. Баба, считай, днюет и ночует с ней. А в репнице конь не валялся, капустка… — Ты вот что, хозяин, — перебил причитания Олег, — привяжи над окошком связку лука и над дверью тоже. Кстати, вот над печью еще надо. Да лучину принеси. Что это здесь темно, как в погребе? Вдвоем они пристроили связки желтого и красного лука. Белослава лежала, не обращая на них внимания, будто и не слышала. — Эх, беда-то какая… — Оживет. Как луна новая зародится — можете лук убрать. Это я на всякий случай, не повредит. Повечеряем — спать ложитесь. Я сам все сделаю. Утром будет ваша девка, как новенькая. — Ты только вылечи, а уж я… — Разберемся, — оборвал старосту Олег, — вот что сказать хочу: дочка твоя малая, похоже, хорошей знахаркой стать может. Ты не мешай, у нее глаз добрый, и видит она больше, чем другие. — Вот еще напасть, — проворчал мужик. — Не напасть, — поправил Середин, — а радость. Редкий это дар, его беречь надо. В горнице на столе Вторуша с помощью хозяйки заготавливал рыбу: обрубали голову, вскрывали брюхо по всей длине и, пересыпав солью, плотно заворачивали в мокрую холстину. Купец, хмуро глянув на Олега, пояснил, что в дороге сгодится — и похлебку сварить, и закоптить на костре. Наконец Вторуша освободил стол, вынес потроха на улицу, а хозяйка сноровисто стала выставлять угощение. Староста достал из подклети кувшин с медом. Повеселевший купец сыпал прибаутками, пытаясь расшевелить хозяев, но на его шутки отзывалась только Синичка. Невзор посидел, выпил молока и, поблагодарив хозяев, вышел из горницы. Староста угрюмо молчал, его жена, украдкой смахивая слезу, косилась на Олега. Наконец тот не выдержал: — Да что вы, как при покойнике? Я же сказал — все хорошо будет. Следить за девкой надо… — Да как же следить-то, — возразил хозяин, — не малая уже. Что ж ее, взаперти держать? Так не можно. — Не можно, — проворчал Середин, — вы бы хоть спросили, с кем любится. — Придет время — сама скажет, — поддержала мужа хозяйка. Олег вздохнул, поднялся из-за стола. — Эх, славяне! Воля пуще жизни, — пробормотал он. — Все, спать ложитесь. На двор ни ногой, тебя, купец, тоже касается. — А меня? — встряла Синичка. — И тебя тоже. — Середин сделал страшные глаза, и девчонка прыснула в ладошку. * * * Встававшая из-за леса на другой стороне реки луна залила серебром спящую деревню. Земля, видно, давно не знавшая дождя, впитала влагу, будто прокаленный зноем песок. Олег прошел к телегам, достал серебряный кистень, прицепил к поясу. Перевязь с саблей сунул под мешки с товаром, вернулся к дому и, присев на завалинку возле крыльца, прислонился спиной к шершавым бревнам. Рядом хрустела рыбьей головой кошка, сверчки заливались, как в последний раз, возле коновязи переступали лошади. Темная фигура возникла рядом неслышно, словно выросла из мрака. — Слышь, Олег, кого встречать будем? — тихо спросил Невзор. — Не знаю еще, — нехотя признался Середин, — но, похоже, без драки обойдемся. Ты чего есть не стал? — Сыт я, — коротко ответил бывший дружинник. — Ты смотри, Невзор. Разговор наш у реки помнишь? Я второй раз предупреждать не стану, — процедил Середин. — Давай договоримся, Олег. Или ты мне веришь, или нет! Нет — так я уйду. Грешен, овцу я задрал, потому и от еды отказался. — Хоть не хозяйскую? — Нет. От стада отбилась на той стороне деревни, тут я ее и… — Охо-хо, — потянулся ведун, — ладно, все равно утром уйдем. Это даже лучше, что у тебя аппетит пропал. — Чего? — Тихо… — Олег прислушался. — Вроде, ходит кто в избе. Ты давай к колодцу. Раньше придешь — больше увидишь. А я скоро подойду и, кажется, не один. Невзор беззвучно исчез, словно ночь поглотила его. Ни травинка не шелохнулась, ни плетень не скрипнул. Середин замер. Кошка выглянула из-под крыльца, потерлась о его ноги, мяукнула. Он не погладил ее, не отводя глаз от двери. — Тихо, Мурка, похоже, свои. Мне бы твои глаза, ну, да придумаем что-нибудь. Глава 4 Без скрипа открылась дверь. Белослава, босая, но в нарядной рубахе, высоко подпоясанной под грудью, с узорами на оплечье, вороте и вдоль рукавов, шагнула на крыльцо. Рубаха была явно свадебная, в призрачном свете луны многоцветье узоров скрадывалось, приобретая нежные пастельные тона. Волосы девушки были распущены по плечам. Белослава оглядела улицу, скользнула пустыми равнодушными глазами по Олегу и, спустившись с крыльца, вышла со двора. Ведун направился следом, не скрываясь, но стараясь идти бесшумно. Спящие избы притаились в садах за плетнями, тишина давила, словно могильной плитой. Сруб колодца отбрасывал на вытоптанную землю короткую широкую тень. Девушка остановилась, протянула руки, словно обращаясь к кому-то, видимому только ей. Губы ее беззвучно шевелились, шепча то ли молитву, то ли заклинание. Крест на запястье нагрелся. Середин подошел ближе, с недоумением посмотрел вокруг. — Он прямо перед тобой, Олег. Разговаривает с ней, — раздался негромкий голос Невзора. Середин выругался, прикрыл глаза. — Ты, луна светлая, ты, ночь темная, вы, звезды ясные, не прогневайтесь просьбой малой: дайте мне глаз кошачий, слух волчий не для злого дела — ради истины, хочу видеть невидимое, слышать неслышимое, хочу правду открыть, хочу беду отвести. Ночь заиграла бледно-голубыми и зеленоватыми красками, словно вобрав в себя блеск звезд, серебро ущербного лунного диска. Прямо перед Белославой, окутанный легкими сполохами света, стоял стройный парень с тонкими чертами изнеженного лица. Несмотря на красоту, было в нем что-то капризное, как у пресыщенного подарками ребенка. — …разлучить нас, горлица моя, увести тебя, красоту твою спрятать, чтобы забыла ты меня, любушка… — Кончай базар, — рявкнул Середин, — не дури девке голову. Парень повел рукой, и Белослава застыла, как изваяние, с мольбой протягивая к нему руки. — О-о, — насмешливо протянул парень, — а я уж думал, сестренка ее жениха привела. Ты ведь не местный, да? Странник, путник. Так ступай дальше, что тебе до нее? Ты ведь, наверное, и не знаешь, кто я? — Невелика тайна, перелестник. Повторяю: оставь девку. Мало тебе русалок да бродниц? Они веселые, сговорчивые, иди с ними забавляйся. — Скучно мне с русалками, странник. А чего ты беспокоишься? Ну, поиграю с ней, так ведь не трону. Девкой была — девкой и останется. — То-то и оно. Ты натешишься разговорами, а она присохнет к тебе, на парней и смотреть не станет. Хорошо, если умом не тронется. Уходи добром. — А если не уйду, — перелестник опять ухмыльнулся, — что ты сделаешь? Кистенем вдаришь? Олег не спеша достал из-за пазухи узелок с заговоренной травой, развязал тесьму. — Ты меня совсем за дурачка держишь? Кистенем тебя не достать, а вот это… Тебе ведь до новой луны жить, так? Хочешь срок твой укорочу? — А у него не получится — так я попробую. — За плечом перелестника неслышно возник Невзор. Середину стало не по себе, когда он увидел желтый блеск его глаз.