– Ты изуродовал ему морду, чтобы тебе поверили, что это одна и та же собака? – спрашивал Нил. – Или в этом не было связи? Могу я предположить, что тот первый щенок попал под колеса грузовика не случайно? Тебе, наверное, захотелось посмотреть, как это будет? Любопытство мальчишки и все такое… Николас хотел бы ответить, что за всю жизнь у него была и есть только одна собака. Флайку уже минуло девятнадцать лет. Собаки редко доживают до такого почтенного возраста. А морда у его пса как у монстра – из-за той злосчастной аварии, где остаться в живых Флайку помогло чудо. Чудо… Если Николас начнет рассказывать о таких нематериальных вещах, как чудесах, и о гнолле, который воспитал его, кто знает, как далеко это зайдет. С юных лет у вороного депоса появилась полезная привычка молчать об этом. Пусть лучше Нил считает его садистом и гадает. Единственной правдоподобной информацией, которой психотерапевт обладал о его детстве, было то, что Николас Патнер – сирота. И даже фамилию ему, кажется, придумали, чтобы дать шанс на другую жизнь. Все погибли, отреклись? Какая разница! В метре от телефона, у стойки, единственное, что имело значение – он провел детство в приюте. В тетрадке дежурной медсестры, где были записаны номера, по которым пациенты могли совершать звонки, у него стоял жирный прочерк. Николас не смог бы сломить сопротивление ее “не положено”, если бы не додумался заявить, что его наказание не прошло даром – он желает извиниться перед напарником за драку на прогулке. Медсестра посчитала такой жест достойным поощрения: “Только недолго, я нарушаю правила”, под его диктовку набрала номер четвертого участка. Она передала трубку Николасу с подозрением, красноречивее слов давая понять, что не будет спускать с него глаз. – Полиция, слушаю, – после нескольких гудков раздался голос. Это был Ричи, новобранец, своими “великолепными” умственными способностями давно доказавший, что больше пригодился бы для разгрузки навоза на ферме. Нехватка кадров отражалась на одарской полиции не лучшим образом. И никого не удивляло, что Ричи до сих пор сажают отвечать на телефонные звонки. – Ричи, это Ник. Да, Ник Патнер… – Ник? – раздалось удивленно после нескольких секунд тишины. Быть может, даже телефон для этого парня был слишком сложной задачей. – Рассел на месте? Могу я с ним поговорить? – Кажется… Сейчас проверю. В трубке послышалась возня. Николас тут же представил офис четвертого участка. Столы, расставленные вдоль стен, захламленные бумагами, со старенькими компьютерами, обросшими пылью и соревнующиеся гудением с канализационными трубами. Его место возле окна, где лучи солнца бросали полосатые тени на гладкую спинку стола. Кипу папок, которые ждали его там ( и среди них – настолько крупная, что ее нельзя не заметить, выцарапанная надпись “НИПЬ”, Николас подозревал, кто был ее автором); Мориса за соседним столом, который наверняка уже успел подмешать тайный ингредиент в свой кофе, и сейчас по воздуху веяло едва уловимым ароматом виски, смешанным с запахом теплых булочек с колбасой, которые его сослуживцы таскали из ближайшей кофейни. Их обожал Флайк. Николас завидовал Ричи, которому посчастливилось находиться в офисе. Прижимая трубку к уху, вороной депос прислушивался к звукам того оставленного мира, когда-то ставшего ему вторым домом. Как же он скучал по нему. – Где сранглиец? – голосил Ричи на весь офис. – Эй, потише, – осадил его Энтони, их диспетчер, любящий коротать перерывы в обществе ребят. Его хрипловатый, вечно простуженный голос невозможно было ни с чьим спутать: – Не советовал бы тебе так его называть. – Ой, да брось, он не из обидчивых, – Ричи все-таки убавил громкость. – Так где его носит? – Там же, где теперь и всегда. – Черт! Я совсем забыл. Вы не представляете, это Ник Патнер. Он хочет с ним поговорить. – Ник? – раздался вопросительный возглас. Николас не без удовольствия представил, как все присутствующие оторвались от своих мониторов. Его там не хватает. Это точно. – Ники! – голос Мориса. Раздалось шуршание. Это пегий полицейский отбирал телефон у Ричи. – Ник, ты слышишь меня? – одержав победу, заголосил Морис так громко, что Николасу пришлось отодвинуть трубку от уха. – Да, привет! – Как ты там? О боже! Как же я счастлив тебя слышать! Мы с ребятами приезжали к тебе. Эти сволочи в голубых халатах сказали, что после того, что ты натворил, мы не сможем тебя увидеть. – Вам не стоило беспокоиться. Наверняка Николас угадал насчет тайного ингредиента, и Морис уже его принял. Вороному депосу показалось, что голос старика звучит так, словно он вот-вот разрыдается. – Когда ты вернешься? – Поэтому я и звоню. Мне нужен Рассел. С ним все в порядке? Пауза, а потом голос Мориса резко изменился, сделавшись жестким: – С ним все лучше, чем когда-либо. Что он сказал тебе, Ник? – Не понял. – Что такого этот жирный ублюдок сказал тебе, что ты ему врезал? Что он… Шорох и возня, трубка опять заговорила голосом Ричи: – Ник? – Я здесь. – Рассел занят. – Ты сказал ему, что это я? – Он свяжется с тобой, как только сможет. Давай, удачи тебе. – Ричи, постой! – Николас поймал взгляд медсестры, которая чуть не подскочила от его криков. – Передай ему, что я извиняюсь. Мне не стоило так себя вести. – Ага, ага, – повторял Ричи, он явно думал о чем-то своем. Николас надеялся, что этот тупоголовый новобранец не забудет того, что он сказал. – Расс должен приехать за мной в ближайшее время! Мне нужно выйти из дела. Ответом стали короткие гудки. – Проклятье! – выругался Николас и сжал телефон в руках так, что трубка треснула. Он выронил ее на пол – клубок проводов и пластмассы повис, как растерзанный червяк. Медсестра с ужасом переводила взгляд с того, что осталось от телефона, на депоса, стоящего перед ней. Огромного как скала, со вздыбленной шерстью. – Я знала, что пожалею об этом, мистер Патнер, – сказала она холодно и сделала пометку в журнале. Сегодня ему будет о чем поговорить с Нилом на сеансе. Николас сказал, что средства на новый телефон они могут вычесть из тех, которые нашли в его трусах, а про себя добавил – он не виноват, что на звонки сажают отвечать таких идиотов. Как он ни пытался отвлечься, у него не получалось. Тревога уже заползла в душу, поселилась там, подпитываемая происходящими событиями и разрастаясь с приходом ночи. На его вызовы по рации так никто и не откликнулся. И на следующий день, и на день позже. Единственным собеседником был шорох в трубке. Николас сильно рисковал, появляясь возле тайного места так часто. Пациенты начали интересоваться, куда он ходит и почему не хочет побыть в их компании. Его едва не застукали санитары. Если бы не густые заросли ежевики, за которыми вороной депос успел спрятаться, распластавшись на земле, у него могли бы возникнуть большие проблемы. Звонить еще раз в офис он не собирался, вести переговоры с тупоголовым Ричи не имело смысла. Но главное – Николас сильно сомневался, что после случившегося медсестра позволит ему воспользоваться телефоном. Наверняка в его деле теперь появилась пометка: “Не только личные встречи с сослуживцами, но и телефонные разговоры вызывают у него вспышки агрессии”. Николас готов был воспользоваться любой возможностью, чтобы взять ситуацию под контроль. Он не был наивен, когда попытался расторгнуть контракт с “Голосом лесов” и уехать домой. Как вороной депос и ожидал, ему во всех подробностях разъяснили, что он сам подписался под тем, что позволяет делать с ним все, что они посчитают нужным, в том числе колоть ему дурь и устраивать веселые ночки в изоляторе, но главное – принимать решение о его окончательном выздоровлении. Такими темпами он мог проторчать тут год, и два, и все десять. Пока не докажет, что не псих или не достучится до Рассела. Говорить, что он подсадной полицейский, Николас не стал. Его, наверное, отпустили бы, и проблемы начались бы только у Дженны, пославшей его сюда. Но был еще один вариант, более страшный. Что, если ему не поверят? На сеансах психотерапии Николас рассказал о себе слишком много, некоторые из этих историй, в особенности связанные с потерей Лейн, были чистой правдой. Он убедительно сыграл приступ агрессии и понес наказание. Единственные доказательства – пистолет в дупле и рация. Мало ли что мог протащить с собой сошедший с ума полицейский в отставке, тем более от рации теперь не было толка. Самое безобидное, что с ним сделали бы – добавили новых таблеток в меню. Он не знал, что случилось с Расселом и почему тот не отвечает. Сомнения набрасывались стаей голодных птиц. По ночам Николас видел сны, такие яркие, в них он терял своего напарника в толпе студентов во время забастовки на площади. Все происходило в точности как два года назад, с одним отличием – во сне он не успевал прийти вовремя. Во сне он находил Рассела Лэйона мертвым. Просыпаясь, Николас тут же гнал от себя эти кошмары. Если бы с напарником что-нибудь случилось, ему бы сообщили в первую очередь. Скорее всего, этот бездельник запрятал куда-то рацию и не слышит вызовы; Дженна загрузила его работой, она специально не дает Расселу выйти на связь. Нет. Быть такого не может, даже исходя из логики – Дженна была бы рада насолить Николасу, но творить месть в ущерб его здоровью – это уже слишком, даже для нее. Он и Рассел – лучшие полицейские в участке, да и в самой Одаре. Но если Николас свихнется здесь по-настоящему – некому будет сместить ее с должности? Николас воевал с этими мыслями, как борются с назойливой мухой, считающей, что она имеет полное право не давать спать по ночам. А она все не хотела улетать. Он вспоминал голос Мориса, то, как тот едва сдерживал слезы, когда говорил с ним. Старик мог быть просто пьян. Морис обозвал Рассела “жирным ублюдком”. Какое это имеет значение? Морис всегда его ненавидел, как и многие в офисе. Они невзлюбили Рассела только за то, что им не удалось найти с ним общий язык. Они издевались над ним. Конечно, если ты не гуляешь с ними по кабакам и не обсуждаешь девок, то не кто иной, как изгой… Или “жирный ублюдок?” “Я дозвонюсь до Рассела, буду пытаться, пока не добьюсь своего”, – перед тем, как снотворное наконец начало действовать, к нему пришла спокойная уверенность. Вместе с ней Николас уснул. Глава 10 – Ну наконец-то! Какого черта ты не отвечал на вызовы? – Николас не мог поверить. С третьего раза! Интонацией вороной депос пытался показать, что он в ярости, но не смог скрыть облегчения – с сердца свалился здоровенный камень. – Я был занят, – ответил из рации голос со странглиевским акцентом. – Разве ребята в офисе не сообщили тебе, что я звонил? Мне интересно, какие такие дела могут быть важнее напарника, отбывающего срок в психушке? Николаса так и подмывало рассказать обо всех тех ужасах, которые ему пришлось испытать из-за их нелепой драки, но он решил отложить эти истории на потом, когда сядет в машину к Расселу и сможет отчитать этого бездельника по полной программе. А сейчас… Время прогулки не резиновое, в любой момент из кустов может выскочить санитар или Бэнко, да кто угодно, способный помешать разговору, которого Николас ждал так долго. По странной иронии сегодняшний день походил на прошлую пятницу, когда Рассел приезжал его навестить. В воздухе стоял запах жухлой травы, а солнце, окрашивая золотом листву, пекло во всю силу. У Николаса вспотела спина, он убеждал себя, что это только из-за жары. – У меня были дела по работе. Я еще работаю, если ты не забыл, – ответил Рассел, проговаривая каждое слово. Он нервничал, тревога проскальзывала в его мягкой и убаюкивающей речи, несмотря на все попытки сохранить спокойствие. Николасу не понравился этот тон. Он заставлял подозрения вопить безумными голосами. Но вороной депос не придавал им значения. – Не ты один, я бы тоже рад, но дело встало. Драка была ужасной идеей. У меня изъяли деньги. Они пичкают меня лекарствами, я не могу избавляться от них, вводят насильно, как больной собаке. Я уже трясусь словно стая эпилептиков. А Еромана вообще не вижу. С меня довольно, я выхожу из дела. Нам остается приложить все усилия, чтобы вызволить его из психушки. Молчание в трубке. – Рассел? – Я слушаю. – У тебя все в порядке? – У меня все прекрасно, Николас. Хотелось, чтобы то же самое можно было сказать и о тебе. Вороной депос, собрав в кучку остатки оптимизма, хохотнул в трубку: – Впервые это признаю, но сейчас все в твоих руках. Так когда ты приедешь меня спасти? Пауза, а потом голос, доносящийся сквозь шелест, как из другой реальности или кошмарного сна. Николасу было бы проще поверить в последнее – что он просто не расслышал произнесенных слов. – Я не смогу приехать. В ближайшее время точно. Твой психотерапевт говорит, что у тебя глубокая форма депрессии. Тебе необходимо пройти этот курс лечения, а личные встречи только провоцируют тебя на агрессию.