— Марк, я задала вопрос, на который есть только два ответа: да или нет. — Мама, я не знаю, — повторяю уже как мантру, повышая голос. И все еще мучаю свое лицо ладонями, выдыхая в них хоть что-то логичное и похожее на ответ. — Мне кажется, я не готов. Не понимаю, что от меня нужно, но... — Но? — строго вопрошает мама. — Но Лика - она хорошая. Добрая, нежная, искренняя. была. А сейчас. — на секунду с усмешкой на губах замолкаю. Какая она сейчас? Доводящая до нервного тика? Или до желания гипнотизировать эти рыжие локоны? — Она невыносимая. К ней не подойти. Как кактус. Отгородилась своими колючками. — Марк, она просто испуганная, обиженная беременная девочка. — Испуганная? — скептически кошусь на маму и выставляю вперед руки, показательно тряся ладонями. — Да она доводит меня до трясучки. Я ей слово, а она тонну яда в ответ. Мама недовольно закатывает глаза: — Кошмар. Вы оба как дети. И кому-то из вас придётся повзрослеть первым. Но свадьба просто по залету ничего не решит. — Ты скажи это моему отцу, — усмехаюсь я. — И скажу. Хочешь, я поговорю с ним? — Мама придвигается ближе и касается моего плеча пальцами. — Не ломай жизнь ни себе, ни Лике, если у тебя нет чувств к этой девочке. Только ты подумай хорошо. Всегда можно исправить. Хотя бы попытаться. И тогда у моего внука или внучки будет шанс расти в полной, настоящей семье, а не там, где его родители друг друга ненавидят. Темно-карие глаза мамы выжидающе всматриваются в мое лицо. Офигенно было бы в них увидеть ответы на все вопросы. Хочется, как в детстве, прижаться к маминому плечу лбом, а она потреплет ладонью мне волосы и просто скажет, что все будет хорошо. Это ведь всегда прокатывало. Какой-то волшебный ритуал, решающий все проблемы. И я даже тянусь к маме. к ее плечу. но она обрывает все одной лишь фразой: — Марк, ты же не можешь всю жизнь идти на поводу у своего отца, лишь потому, что он уберег тебя от тюрьмы. Зашибись, поговорили! Меня бьет ледяным током. Одергиваюсь от маминых рук и подрываюсь с дивана, направляясь к лестнице: — Если бы отец захотел, то мог доказать, что я не виноват, — говорю так резко, что мой голос садится. — Марк... — слышу тяжелый выдох мамы за своей спиной. Черт! Это тот же самый вздох, как и когда отец привез меня сюда год назад. Поэтому я не оборачиваюсь. Видеть сейчас взгляд мамы я не хочу. Замираю на первой ступеньке и до боли в костяшках стискиваю перила. — Ты не веришь мне, — с обидой цежу я. — Как и отец. Вы оба так и не поверили. Спокойной ночи. Не дожидаясь ответа, поднимаюсь наверх в свою комнату. Хочется с размаху хлопнуть дверью. Но когда замечаю на кровати, завернутое в кокон, рыжеволосое одеяло, заставляю свое эго закрыть ее бесшумно и на цыпочках. Нервно стягиваю с себя худи, джинсы и укладываюсь рядом прямо в одних боксерах. Закидываю руки за голову, прикрываю глаза и выдыхаю. В топку разговор с мамой, что я такой хреновый. Сейчас начнется еще один... Раз. Два. Три. — Вали с кровати, — шипит одеяло под моим боком. — Это тебе не отцовские хоромы, — демонстративно ерзаю на матрасе, укладываясь поудобнее. — Свободных спальных мест больше нет. — Внизу есть диван. — Вот и иди туда сама. Кто бы, блин, сомневался! Говорящий кокон дергается, но я оказываюсь проворнее. Рывком переворачиваюсь набок, закидывая ногу и руку на выпендривающуюся Лику, и припечатываю ее к кровати. — Спи уже, — рычу в рыжий пучок волос на голове, торчащий из-под края одеяла. Мне эти дебильные концерты с беготней друг от друга перед моей мамой сейчас нафиг не сдались. И я вообще уже заколебался бегать. Но вместо очередного едкого ответа получаю тихий всхлип. Я моментально напрягаюсь. Плачет? И какого хрена? На языке вертится этот вопрос, но я молчу. Какова вероятность того, что мы снова разругаемся, стоит открыть рот хоть кому-то из нас двоих? Я стискиваю руку вокруг сопливого кокона сильнее, чтобы не было и ни единой возможности вырваться. И зубы свои стискиваю до скрипа в ушах. Буду молчать и спрашивать ничего не собираюсь. А эти слезы-сопли спишу на ее гормоны. Так и лежу молча и неподвижно, обвив рукой и ногой Лику, завернутую в одеяло. Это странно, но год назад в него с головой скрывался и я. Каждую гребаную ночь вот так же. Прятался и мечтал, чтобы все происходящее вокруг перестало быть таким конченым и таким реальным. А о чем сейчас думает рыжая? Может, мне лучше и не знать... Поэтому я лишь присушиваюсь к всхлипам, которые с каждой минутой затихают. Отмираю уже, когда чувствую ровное и спокойное дыхание, доносящееся из-под его края. Лика уснула. Осторожно отодвигаюсь от этой шаурмы из холлофайбера. Почувствовав свободу, Лика что-то бормочет во сне и, дергая ногами, стягивает с себя одеяло. Подложив свои ладони себе под голову, она переворачивается и прижимается носом к моему плечу. Жар ее тела, накопленный под одеялом, волной проходится по мне. Хочется придвинуться к ней еще ближе. Согреться. Я, в конце концов, лежу на кровати в одних трусах. И за окном не май. Но мое настырное любопытство берет свое. Задравшийся край пижамной футболки оголяет живот Лики. И все, что я себе безнаказанно позволяю - провести по нему тыльной стороной ладони. Очень осторожно. Любое лишнее движение чревато размахом локтя мне в челюсть. Лика и так прячет свой живот даже от моего мимолетного взгляда. Зависаю на странном ощущении, что мои пальцы помнят, каким он был плоским. Помнят, как гладили и исследовали каждый миллиметр бархатной кожи в ту охрененную первую ночь. А сейчас под моей ладонью что-то теплое и округло-твердое. Как будто Лика проглотила шарик... Как придурошный усмехаюсь этой мысли. А потом улыбка стекает с моего лица. Я идиот. Шарик! Это мой ребенок. Глава 26 Марк Утро начинается не с кофе, а с ощущения пустоты рядом. И оно очень яркое. Ведь вся ночь прошла в тесноте да не в обиде. На полуторной кровати мне и Лике особо не было где развернуться. Спали нос к носу. Да и не только. Руками, ногами, телами, дыханием. Лика до утра щекотала им мне место между лопаток, уткнувшись лбом в мою спину. А сейчас ничего. Я лениво разлепляю глаза и понимаю, что пространство в кровати полностью принадлежит мне. Лики рядом нет. Приподнимаю руку и смарт часы на запястье демонстрируют половину седьмого утра. И куда унесло рыжую в такую рань? На завтрак с моей матерью? Поднимаюсь с кровати, натягиваю джинсы и прислушиваюсь к звукам в доме. Подозрительно тихо. Не похоже, что вообще кто-то еще здесь проснулся кроме меня. Сонно потираю глаза и тащусь в коридор. В доме по-прежнему ни звука, но понимаю, что далеко Лика уйти не могла: либо первый этаж, либо... Дергаю ручку двери в ванную. Не заперто и никаких гневных возгласов «занято». Но картинка перед глазами заставляет застыть. А заодно и похолодеть кровь в венах. Подтянув ноги к груди и обхватив их руками, Лика в пижаме сидит прямо на коврике у унитаза. Изможденное лицо жмется к плитке на стене, длинные рыжие локоны хаотично рассыпаны по голым плечам. — Ты чего? — испуганно хриплю я и осторожно протискиваюсь в ванную, прикрывая за собой дверь, а в голову уже толпой и в очередь выстроились дичайшие догадки. — Боже, когда этот чёртов токсикоз закончится? — Шепчет Лика, облизывая белые губы. — Тебя опять тошнит? — Я уже не могу. Ну почему он такой вредина? — Слегка покачиваясь, бормочет она и прикладывает ладонь к животу. Глаза Лики прикрыты и я даже не понимаю, игнорируется ли мое появление здесь или нет. Но по лицу цвета побелки и дрожащему голосу могу предположить что ей не особо интерес диалог со мной. — Уйди, — Лика вдруг громко стонет и, рывком открыв крышку унитаза, усаживается на колени перед ним. Волосы рыжей завесой летят на лицо, а худенькая фигурка буквально скручивается над белым фаянсом так, что вижу, как долбит дрожь по тонким пальцам, впивающиеся в его края. Жуть. Хочется тут же отвернуться. Что я и делаю. Поворачиваюсь и собираюсь выйти. Но изнутри меня что-то одергивает. Туплю на дверь и понимаю, что могу только шагнуть назад. Двигаться вперед тело отказывается. И я подчиняюсь этому порыву. Просто сажусь на пол позади Лики и аккуратно касаюсь ее волос, собирая их у нее за спиной. Молча держу рыжие локоны, пока она дрожит над унитазом. И этот треш продолжается еще несколько минут. Затем Лика оседает с колен на пятую точку и наваливается на меня. Обхватываю рыжую руками, чтобы та не полетела прямо к полу. Я не чувствую ее веса. Лишь ощущаю, что к моей голой груди жмётся хрупкое и обмякшее тело. — Жесть, — не выдерживаю и резко выдыхаю свои впечатления. — Скоро должно пройти, — слабо проговаривает Лика. — По крайней мере, когда рожу -точно, — и даже пытается шутить. А мне не смешно. Мне дико. — Я думаю, что так быть не должно, — хмуро подытоживаю я. — А ты врач, чтобы умничать?