Белеющее лицо Рыжика выводит меня из ступора. Делаю шаг и рывком выхватываю из ее рук фото и метеором собираю все оставшиеся снимки и документы, разбросанные по полу перед кроватью. Стараюсь сам не смотреть на фотографии и мысленно взрываюсь от накрывающей меня злости. Какого хрена мама до сих пор не избавилась от этого? Я же просил! — Марк. Что это? Стискиваю зубы. Сгребаю все обратно в коробку. Хочу сорваться на грубость, чтобы у Лики не было и желания подходить к этому вопросу. Но молчу. Нельзя. Она не виновата, что увидела то, что не должна. На одном вдохе убираю все шкаф, даже забыв про это чертово одеяло, и намереваюсь толкнуть речь о том, что все это мимо неё. Но даже не успеваю обернуться, как чувствую: мой затылок буравится взглядом Лики, а предплечье сдавливается ее пальцами. — Я дождусь ответа? Почему у тебя в шкафу хранятся фото какой-то аварии, где все в крови? Повернувшись к Лике, попадают под ее испытывающий, грызущий взгляд. Она стоит перед моим носом и смотрит на меня в упор снизу вверх. Нервно сжимая кулаки, стараюсь не грубить, но ответить так, чтобы стало понятно: беседы не будет. — Я не хочу говорить об этом. — А я не спрашиваю твоего хочу, — цедит она. — Ты обязан мне рассказать, какого черта хранишь такие странные вещи. — Все это в прошлом и уже не имеет значения, — через зубы, но максимально терпеливо пытаюсь донести это до Лики. У меня получается лишь совершить бесполезную попытку отшагнуть в сторону, а она тут же зеркалит мое движение и хватается за ткань моей футболки. — Имеет! — Рыжая девчонка в смешной пижаме в цветочек, едва достающая мне макушкой до подбородка, разглядывает меня потемневшим океаном в глазах так, что я теряюсь. — У нас свадьба на носу, я сплю с тобой в одной постели и ношу под сердцем твоего ребёнка. Я имею право знать, что это за хрень только что увидела, Марк! Какие-то секунды между нами вьётся напряжённое молчание. Я не планировал вообще делиться с кем-либо этой информацией. Даже матери запретил и словом обмолвиться о том, где провёл прошедший год. Мне хватило того времени. Оно изводило и добивало. Я больше не хочу поднимать все то, осевшее, со дна. Но вижу в голубых глазах напротив как тает доверие. Понимаю, какие мысли и фантазии могут взрасти в этой рыжей голове, если вопросы ко мне так и останутся без ответов. Догадываюсь, как это все может выглядеть со стороны. Головой осознаю, что Лика где-то права. Она скоро станет частью моей семьи и жизни. Наверное, она уже ее часть... Но этот разговор не входит в мои планы. По крайней мере сейчас. Но это было глупо - ни разу не подумать, что когда-нибудь что-то да просочиться до ушей или взгляда рыжей. Наше молчание затягивается, пока губы Лики не произносят: — Марк, меня пугает то, что я увидела. По ее отголоскам страха в глазах понимаю: она не преувеличивает. С каменным сердцем в груди тру ладонями лицо и приземляюсь пятой точкой на кровать. Мне не по себе. Внутри мерзко и холодно. Я хрен его с чего начать. Да и надо ли? Даже толком не осознаю, зачем решаюсь произнести это вслух. Поэтому просто бросаю с ходу, пока меня слушается мой язык: — Это фото с места летального ДТП. И один из его участников - я. *Ты пахнешь клубникой (фр) Глава 27 Марк Лика молчит. А я уже жалею, что ляпнул. Все, что сейчас могу - это отвернуться. Теперь дать заднюю не выйдет. Остаётся только включать Нострадамуса и ждать реакции Лики И пока она нечитаема. Чувствую, как Рыжик присаживается рядом. — Что за авария? Когда это было? — Около года назад, — смотрю перед собой в одну точку. — Это произошло, когда ты учился в Канаде? — вкрадчиво, немного напугана интересуется она. — Ты поэтому всегда избегал любых разговоров об этом? Несколько секунд молчу. Облокотившись на свои колени, Мну лицо вспотевшими ладоням и набираю полную грудь воздуха. Да к черту! — Потому что рассказывать не о чем. Я не был ни в какой Канаде. Почти год провёл здесь. В доме у мамы. Напрягаюсь всем телом так, что тормозиться и мое сердцебиение. Выжидаю реакцию Лики. И почему-то это становится чуть ли не важнее собственного дыхания. — Марк, что тогда случилось? Ты кого-то сбил? — Ее голос жутковато спокойный. Я даже не знаю... Радоваться этому или сейчас зарываю сам себя все глубже. Поверил ли мне она, если даже моя мама не может ответить мне на этот вопрос до сих пор. — Нет. Все гораздо сложнее. Я просто вляпался. — Расскажи, — твердо озвучивает Лика. И ее такая первая требовательная эмоция заставляет к ней провернуться. Рыжик струной сидит на краю кровати, выжидательно сложив ладони на голых коленях. Обеспокоенно хмурит брови и жжет меня уверенным взглядом. Во рту сушит до тошноты. Но понимаю, что «А» я уже сказал, а замалчивать «Б» -теперь тупо. Проталкиваю в себя холодный ком и решаюсь говорить: — Зожником я не был до прошлого года. Бухло. Трава. И на одной из постоянных тусовок у кого-то на квартире я угасился так, что даже на ногах не стоял. В какой-то момент решил, что пора валить домой, но был без машины и Поляка в тот вечер со мной не было. Я толком не помню, откуда взялся этот тип. Вроде как тоже отвисал в общей толпе, и мы даже курили с ним на балконе. Он был за рулем, не пил, ну и предложил меня докинуть до города. Я безо всякого сел к нему в тачку, назвал адрес и мгновенно отрубился на пассажирском. А потом помню лишь жёсткий удар, боль и визг тормозов. Очнулся, когда меня вытаскивали из машины менты, но уже с водительского места. Потом вообще все было, как в дыму. Скорая, мигалки, меня запихнули в другую тачку, а окончательно я пришёл в себя вот здесь. На этой кровати, — хлопаю по ней ладонью. — Я сутки не мог одуплиться и понять, почему мама рыдает напропалую, а в ее доме отцовская охрана, пока он не приехал сам вот с этим. — указываю подбородком на распахнутый шкаф и его содержимое. — Папа орал так, что поднималась крыша. И тогда я понял в чем прикол. Воздух в легких исчезает. Каждое слово тяжелеет на языке. Но покорное молчание Лики рядом все же заставляет говорить дальше. — В общем, парень, что сидел за рулем в ту ночь, задел на встречке другую машину. Его внедорожник отделался вмятинами, а то авто оказалось перевертышем с двумя трупами. Молодые ребята, наши ровесники. — Мой голос становится сиплым, а перед глазами всплывают те самые фото искореженной машины. Морщусь и снова сажусь вполоборота от Лики. Прячу свое лицо. — От удара я вообще отключился, а этой твари хоть бы что. Он просто перетащил меня на водительское сиденье и скрылся. И позже вызвал ментов и накатал заяву об угоне. Короче, он все решил скинуть на меня. Я замолкаю. Неровно и часто дышу. Лика первая, кому я рассказал то, о чем отец взял с меня клятву чуть ли не на крови о моем молчании. Врать приходилось всем. Даже лучшему другу. А сейчас слова так и рвутся из меня... — Но ведь можно же было как-то доказать, что виновник аварии не ты? — Лика первая боязливо нарушает молчание. Я отрицательно трясу головой: — У отца повод не верить, что в этот раз я белый и пушистый, реально был. Он уже ловил меня пьяным за рулем. Да и любое разбирательство повлекло за собой огласку. И со всех щелей бы лезло, что сын будущего губернатора угнал тачку и стал виновником смертельной аварии. А это крах губернаторской карьеры. Лика тянет вздох. Боковым зрением замечаю, что она нервно трет щеки ладонями. — А тот парень? Что с ним после этого? — Через пару дней после аварии я сбежал отсюда, нашел его и избил. И после этого отец озверел вообще. Эти стены стали моей тюрьмой... — И все это время ты был как бы за границей. — тихо подытоживает Лика. — Выбора особо не было. Мы ждали, пока все успокоится, — снова опираюсь локтями на колени и грубо запускаю пальцы в волосы. — Предки того парня сами при бабле. Они отваливали за то, чтобы виновным сделать меня, а мой отец тут же все перекрывал, чтобы мое и его имя нигде не всплыло. И началась уже просто гонка сумм, которые платились, всем кто знал про эту аварию. Каких бы адвокатов родственники тех ребят ни нанимали, в какие бы суды ни обращались, чтобы выяснить подробности той ночи - все перекупалось. Это продолжалось около года. Они так и не узнали, кто виноват. Официальная версия -водитель перевернутой машины просто не справился с управлением. И. Опять осекаюсь. Желание смотреть не на цветастый коврик у кровати, а на ту, которая мышкой притаилась рядом, пересиливает. Резко оборачиваюсь и всей душой ныряю в синеву ее глаз напротив: — Лика, я клянусь, что в той проклятой аварии не виноват. Жизни тех ребят я не забирал. Ты мне веришь? Меньше всего мне хочется видеть ее растерянность. Но Рыжик лишь внимательно рассматривает каждый миллиметр моего лица. И я даже не хочу предполагать, какие мысли в ее голове. Самое поганое, что не доверять и сомневаться Лика имеет права на все сто. У меня нет никаких для неё аргументов, чтобы переубедить. Ее доверие я похерил где-то в тот момент, когда ей, рыдающей, предложил вызвать такси... Не отрывая взгляда, Лика неожиданно касается своими пальчиками моей руки. — Да. Мне жаль, что так вышло. — Ну... отцу нужно было лишь спасти свою репутацию. — У меня в груди грохочет сердце, когда хрупкая ладонь находит мою и робко сжимает ее. — И поэтому ты не можешь отказаться от нашей свадьбы? Этот вопрос - удар ниже пояса. Он чертовски неприятен. В нем горечи через край настолько, что хочется скривиться. Тоненькие пальчики, все ещё вцепившиеся мне в ладонь, перестают быть такими тёплыми. И это становится моей последней каплей. Тяну Рыжика к себе. Ладонями обхватываю ее личико, украшенное созвездиями веснушек, и соединяю нас лбами. Не ожидав, она даже не пытается дать отпор. Слышу ее резкий вдох и под своими пальцами ощущаю огонь на ее щеках. — Нет, все не так, — закрываю глаза и сам почти не дышу. Одно лишнее движение опасно. — Все не так? — удивленно шепчет Лика И слегка ведёт головой, кончиком своего носа касаясь моего. Теперь ее дыхание смешивается с моим. Оно тёплое и так охренительно приятно ощущается у меня на губах. Облизываю их, а пальцами зарываюсь в мягкую рыжую копну локонов. Я позволяю себе зависнуть в этом моменте. И на бешеной скорости меня накрывает лавина всех секунд близости с Ликой. Я больше не хочу это прекращать. Тянусь к ее губам. Тянусь к Лике весь. И больше не чувствую сопротивления. — Теперь все будет не так... Одна чертова секунда, которая должна была все действительно сделать не так, но стук в спальню рушит все на хрен. Лика рывком рвётся из моих рук, а дверь комнаты распахивается. Но твою ж мать! Точнее, мою мать! — Марк, можно?