Но Лика отчаянно пытается вывернуться из моих ладоней. Зажмурившись, вертит головой, а ее руки с синими следами от капельниц, упираются мне в плечи. — Уйди. Не трогай. — шипит она. Я силой удерживаю ее перед собой. У Лики истерика. Слёзы потоком рвутся по ее лицу и жгут мне пальцы. Тянусь к ней. Касаюсь губами лба, каждого миллиметра солёных веснушек на щеках. Прижимаю к себе, и Лика просто взрывается рыданиями. Подхватив ее на руки, бережно укладываю на кровать и сам располагаюсь рядом. К моей груди жмётся хрустально рыжая девочка. Мне страшно дышать возле нее. Хочется с корнем выдрать себе сердце. Наживую. Вряд ли это будет больнее, чем-то, что чувствую сейчас. Это полный треш. Никогда в жизни я не ощущал себя настолько беспомощным. & & & Каждый день я провожу с Ликой. Просто нахожусь с ней рядом. Глажу по рыжим волосам, когда она плачет, свернувшись калачиком у меня на руках. Заставляю есть, буквально кормя чуть ли не из ложки. Иногда мне кажется, что и дышать ее заставляю. Мы много молчим, почти не разговариваем. А нам и не нужно. Мне хватает одного взгляда пустой бездны голубых глаз Лики, чтобы точно знать - я нужен ей. Она спрашивает лишь единожды, зачем я здесь? Зачем прихожу? Что теперь заставляет меня быть рядом. Мой ответ самый простой и понятный. — Я тебя люблю. — И ты меня не бросишь? После всего... Ты просто очень нужен мне сейчас... — вижу, как в этот момент Лика нервно теребит обручальное кольцо у себя на пальце. — Рыжик, что бы ни случилось, мы же теперь - семья. Забыла, как в загсе давали согласие на «и в горе, и радости», — кладу свою ладонь на ее ладонь. Стараюсь улыбнуться изо всех сил. И неважно, что в загсе я даже не слышал, что бубнила эта тетка. Пусть этих слов и не было. Значит, Лика должна поверить, что это было. Она должна поверить - я буду рядом. Теперь возле неё меня держит не указ отца жениться, и даже незапланированная беременность. Я с ней, потому что меня с головой накрыло чувство, что без неё сдохну сам. Врачи разрешают Рыжику выписаться через неделю. И я планирую привезти ее в совершенно другой дом. Хочу максимально оградить Лику от любых воспоминаний. Поэтому снимаю небольшую квартиру в самом спокойном районе города. Сам перевожу вещи из дома отца, оставляя все воспоминания там. — И куда намылился? — отец появляется передо мной как черт из табакерки, когда я в гараже гружу в багажник машины последний коробок с пожитками. — Не видишь? Перевожу наши с Ликой вещи. — Я думал, ты решишь оставить всю эту историю в прошлом, — мой родитель, ряженый, как обычно, в самый дорогущий костюм, с недовольным лицом засовывает ладони в карманы брюк. — Вот и оставляю, — захлопываю багажник и одергиваю манжеты свитера вниз. — Хочу, чтобы было без лишних триггеров и воспоминаний. Отец хмурится: — Я тебе про эту девчонку. Зачем ты тянешь это дальше? Все же само решилось. — Решилось что? — Ребёнок. Ты больше ничем ей не обязан. — Я не понимаю к чему сейчас клонишь? — прохожусь по отцу взглядом. Скрестив перед собой руки, я прислоняюсь спиной к багажнику. Смотрю на папу в упор, и разговор этот мне уже не нравится. Отец отвечает мне тем же. Глаза в глаза. И это выражение лица: губы в нитку и сдвинутые брови. Я знаю. Сейчас отца что-то подбешивает. — К тому, что как ты связался с этой девочкой, стало слишком много проблем, — хмыкает он. — Все время что-то происходит и... — Говори прямо, — грубо обрываю его, вздернув подбородком. — Ты хочешь, чтобы я ее бросил? — Не бросил. Просто так бывает. Вы оба молоды, импульсивны, а эта история лишь стала точкой в ваших отношениях... Можно разойтись и мирно, если уж на то пошло. — У нас нет никакой точки, папа. — отрицательно веду головой, а потом прищуриваюсь. Мои догадки весьма гадки. — Или это ты уже придумал версию для журналюг? — Марк, — он сквозь зубы повышает голос, — а я смотрю, с появлением Лики ты вдруг осмелел. Это она тобой так вертит? Какого-то черта сам решаешь, какие квартиры покупать, продавать, куда съезжать, а за твоими косяками по-прежнему буду подтирать я? То концерт на этой чертовой свадьбе, то та авария. — Так не подтирай, пап, — развожу руками. — Оставь мои косяки моими. — Мне кажется, ты не понимаешь. — его тон приобретает угрожающие нотки. — Нет. Как раз я понимаю, — зло выплевываю я. — У тебя умер внук, а ты все печешься о своей депутатской заднице. Все предельно ясно. Ты даже не спросил, как я? — Марк, у тебя ещё будут дети. Если так случилось, значит, так надо. Ты все равно был не готов, а Лика вообще ребенок. Может, это и к лучшему. Зато теперь хоть предохраняться научишься. Я не верю собственным ушам. В горле першит от омерзения. Сжимаю кулаки и смотрю на отца, а в нем ни одной эмоции. Холодна каждая мышца его лица. И я должен злиться на него сейчас. А мне почему-то вдруг становится слишком легко. Я так долго обижался, что отец ушёл от нас с мамой, а теперь. даже благодарен. Усмехаюсь этой мысли и, обогнув его, сажусь за руль. — Марк, я тебя не отпускал, — слышу грозный оклик, перед тем как захлопнуть дверь машины. В боковое зеркало вижу, как отец решительно направляется к водительскому месту, но я оказываюсь проворнее. Жду одновременно и на педаль газа и на кнопку автоматических ворот. Машина стрелой выруливает за пределы этого особняка. Теперь ясно понимаю, что для меня действительно будет лучше. Не появляться на пороге этого дома. «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети» — Блин! — недовольно ругаясь, засовываю телефон в карман куртки и паркуюсь перед центральным входом в клинику. Все-таки Лика забыла зарядить телефон. Ещё вчера я видел на нем красный значок батарейки. Благо о времени ее выписки был предупреждён ещё вчера. Правда, я опоздал минут на пятнадцать, хоть и выехал за час. Чертовы пробки! Вчера, привезя вещи в нашу с Ликой новую квартиру, я максимально подготовил все к ее приезду. Забил холодильник едой под завязку и относительно прилично прибрался. Рыжик даже прислала улыбающийся смайлик в ответ на мой фоторапорт о проделанной работе. Это ее первая улыбка за прошедшее время. Правда, вот такая вот электронная, но уже хоть что-то. Я должен сделать все, чтобы вернуть ту солнечную рыжую девочку. Надо будет, и костьми лягу. Очутившись в опостылевшем холле, уверенно направляюсь к лестнице на второй этаж, надеясь, что Лика не сильно обиделась за мое опоздание. — Марк Викторович, — окликают меня с ресепшн, — а... вы куда? Обернувшись на первой ступени, удивлённо веду бровями. Что за глупый вопрос? — К своей жене. Администраторша хлопает наращёнными ресницами и явно в замешательстве: — Но ее выписали. — Знаю. Поэтому и приехал за ней. — Так ее забрали уже, — глаза девицы округляются. Теперь хлопаю ресницами я. Причём обескураженно. — В смысле? — схожу со ступенек и медленно двигаюсь в сторону стойки ресепшн. — Кто? — Женщина какая-то. — Какая на хрен женщина? Вы чего мелете? — невольно процеживаю через зубы. Что за цирк тут происходит? — Где Громова? Администратор нервно сглатывает под натиском моего взгляда, начиная мямлить. — Женщина представилась ее матерью. Мы позвонили в палату к вашей жене, она разрешила ее пропустить. А потом они вместе и уехали отсюда. Мотнув головой, взъерошиваю волосы ладонью. Ничего не понимаю. Какая мать? Моя мама точно сейчас находится у себя дома. — Подождите, — ещё больше впиваюсь взглядом в девушку с ресепшн. Борюсь с желанием грубануть по полной. — А женщина такая, — руками изображаю волосы над своей головой, — рыжая? И одного утвердительного кивка администраторши хватает, чтобы мне взорваться. Сука! Да что за хрень происходит? — Куда они поехали? — рычу, сцепив зубы, и лезу снова за мобильным в карман куртки. — Марк Викторович, я не знаю, — растерянно пожимает плечами девушка, а из-под стола стойки достаёт самый обычный бумажный конверт. — Но нам сказали, что вы приедете за этим.. .вот... Она протягивает его мне, пока мне в ухо опять летит «Абонент не абонент». С нехорошим, грызущим чувством забираю конверт. В груди все костенеет, когда ощущаю в нем вес. Я вот сейчас абсолютно не готов к ещё одним гребаным сюрпризам.