Я увидел, как дрогнули ее плечи, как она услышала мои шаги, как поняла, что это я… я услышал ее легкую ослепительную улыбку и невероятно свободный выдох облегчения. И все же она продолжала сидеть, бесстрашно болтая ножками на охренительной высоте, несмотря на свою лютую фобию. Я, конечно, понимал, что она сидит очень удобно и все же поднял ее на руки и отнес подальше от обрыва, усаживая к себе на колени, располагаясь на высоком валуне. — Привет, малая. Что читаешь? — Привет, волчонок. Да нашла какую-то дурацкую единственную книжонку в номере, кто-то видимо даже забирать не стал. Так вот затянуло так, что не могу оторваться. Ее губы задрожали, и крупные градины полились из ее сияющих глаз. — Про вампиров… Книга скатилась на камни, и моя малышка крепко обняла меня за шею, прижимаясь и содрогаясь всем телом. А я уткнулся в ее хрупкое плечо, которое тут же пропиталось моими горячими слезами. — Маленькая моя… — Джеймс… родной мой… живой… Я обнял ее лицо ладонями, упираясь в ее влажный холодный лобик таким же своим, и выдохнул в ее трепещущие распухающие от слез горящие губки. — Ты — моя жизнь… И обрушился на ее широкую улыбку глубоким безбрежным проникновенным поцелуем, поднимаясь вместе с ней, держа ее на руках. Я так скучал по этим сладким устам, по таким соленым бархатным щечкам. С огромным трудом, но все-таки, я оторвался от нее, потому что мне было дико интересно спросить кое-что. — А ты что больше не боишься высоты, моя горная пума? — Боюсь, все также безумно, но отсюда лучший обзор на весь каньон, высшая точка… и я подумала, вдруг ты появишься и увидишь меня… или я тебя… — я опять она поджала свои губки, почему-то виновато улыбаясь, и я понял, как вовремя успел к ней сейчас. Глядя в любимые глаза цвета солнца, я произнес со всей своей любовью и трепетом. — Я люблю тебя, моя орлица. — А я люблю тебя, мой грифон. * * * Мы вернулись в Нью-Йорк, и первым делом я отправился к Феликсу, ибо мои головные боли усилились, а постоянное головокружение и чувство тошноты преследовали меня повсеместно. Мы сегодня встречались не в лаборатории, не в процедурном кабинете, а просто в его кабинете, что насторожило меня еще больше, чем его следующее заявление. — Ну что там, док? — Джеймс, я не знаю, как тебе сказать… — запнулся мой лечащий врач. «Да твою ж мать…» — Но ты абсолютно здоров, малыш. «Малыш⁈» — рассмеялся я, и непонимающе уточнил. — Феликс, не могли бы вы разъяснить? Доктор дал мне в руки результаты исследований тканей костного мозга, УЗИ, анализы, и прочую хренотень, которую я сдавал каждые три года перед терапией. Я пробежал их округляющимися глазами. — Но как это возможно⁈ — воскликнул я, а Феликс вырвал из моих рук мою проклятую карту и швырнул в стену, и бесконечный ворох шелестящей кипы рассыпался по деревянному паркету бумажным листопадом. — Это просто чудо, Джеймс! Болезнь не просто на стадии ремиссии. Ее нет, как ты говоришь «от слова совсем». Она ушла, не оставив даже намека и надежды на ее существование. — Но что тогда со мной? — Джеймс, у тебя обычное сотрясение. Ты случайно ни откуда не падал с высоты? — взглянул он на меня с подозрением. — Да, с лестницы упал тут на днях… — искусно соврал я, второй раз в своей жизни, а мой вечный спаситель широкого улыбнулся. — Видимо хорошо упал, раз вся дурь вылетела из тебя. Прощай же, сынок. Надеюсь, больше не увидимся. * * * Месяц я не мог решиться… Четыре недели я ходил и сиял, как диско шар, но не говорил ей… Я готовил ей сюрприз. Я хотел наконец донести до нее свои чувства, но не словами. И вот в один прекрасный вечер я попросил приехать ее ко мне на работу, когда офис совсем опустел. Я услышал тихий стук в дверь. — Войдите. Сначала вошли ее острые длинные коготки, царапая дверной наличник, а потом и она сама, поджимающая нижнюю губу и искрящаяся словно бенгальский огонек. «Что задумали эти хитрые глазки?» — Я вам не помешаю, мистер Гриф? — маняще промурлыкала моя пума. По ее голым ногам под коротеньким пальто, я сразу понял, что под ним скрывается нечто крышесносное, но когда она скинула верх, то я просто молча поставил локти на стол и упал лицом в ладони. «Ну вот как… КАК для этой девушки можно делать сюрпризы⁈» — Что-то не так, мой спартанец? Почему ты не смотришь на меня? — еще более эротично произнесла Мили. А я не смотрел, потому что еще один только взгляд, и все пойдет насмарку, весь потрясающий идеально выверенный план. Я улыбался своему столу, не поднимая глаз на свою безудержную дикую пантеру. — Посмотри на меня, Гриф. А грифон уже бился своими крыльями, издавая пронзительный клёкот, и рыл когтями ход к своей чаровнице. — Нет. «Точно Горгона.» Она была уже совсем близко, и ее дурманящий, сносящий мозги ко всем хренам, аромат заставил меня оторвать взгляд от зеркальной столешницы. Я взглянул на нее мимолетно, одним краешком глаза, и этого хватило. «Ммм… придется Сэму подождать. Ох, девочка моя, держись.» — Да-а-а… иди ко мне… Пиджак и галстук улетели на диван вместе с брюками, а платье Мили опустилось с груди и задралось на пояс, когда я неистово терзал ее губы и изворотливый язык, пока крошка умело расстегивала мою рубашку. «Гррррр… моя дикарка…» Я впился в ее трепещущую венку на шее, посылая миллионы импульсов в то место, где блуждали мои руки, раскрывая такую чувственную страстную малышку, и Мили издала свой первый вскрик… — Ох… Джеймс… Одной рукой я держал кисти над ее головой, а второй сжимал покачивающееся влажное бедро, ускоряясь и вбиваясь до тех пор, пока картины не начали сыпаться с гипсокартонных стен. Я безудержно упивался своей малышкой, пока окна в помещении не запотели, а мой телефон не зазвонил, наверное, в тридцатый раз. — Говори. — Гриф, имейте совесть, на улице уже октябрь, — стучащими от холода зубами прорычал Сэм. — Прости, друг, будь готов. Сейчас. Моя малышка сидела на моем столе, поправляя свои распушившиеся кудряшки, все еще вызывающе поглядывая в мою сторону, пока я надевал пиджак. — Мили… хватит! Я так никогда не сделаю то, зачем тебя сюда позвал. — Ладно-ладно. Я вся во внимании, — спрыгнула на шпильки красавица. — Только оденься, нам надо выйти на балкон. — Заинтриговали вы меня, мистер Уайлд. — Идем… Я взял ее за руку и вывел наружу. Сегодня было удивительно чистое звездное небо, и полная луна дополняла этот потрясающий своим великолепием черно-синий небосвод. Мили жадно сканировала небеса, а я не мог наглядеться ее красотой. C небольшой лоджии открывался потрясающий вид на бескрайний залив, плавно перетекающий в океан. Я повернул малышку в нужную сторону, на вид стены соседнего здания, где красовалась шелковая ткань. — Что там такое? Признание в любви?