– Поговори со мной, родная. Ты такая из-за переезда Лэнгстона? Или нашего с отцом? Или дедушкиного? Ты ведь понимаешь, что люди после инфаркта часто при восстановлении удручены или злы? Дедушка сейчас сам не свой. – Я расстроена изо всего в кучу. Но дело не в этом. – Значит, мы больше не являемся центром твоей жизни? – мягко спросила мама. – В каком-то смысле, да, – призналась я. – Ааа, – понятливо протянула она. – Дэшил. Мама всегда все понимает. – Я пыталась расстаться с ним. Он отказался. – Правда? Удивительно. Ее удивило то, что я хотела расстаться с ним или что он не захотел расстаться со мной? – Что ты ему сказала? – «Я думаю, нам нужно расстаться». – По-моему, прозвучало неубедительно. Что Дэш ответил? – Сказал: «нет» и что я все неправильно поняла. Но ничего не объяснил. – Не понимаю. Почему ты вообще решила расстаться с ним? Мужчины в нашей семье изо всех сил пытаются подавить в себе симпатию к нему, но, как по мне, он замечательный. И верен тебе. – В том-то и проблема! – На глазах выступили злые холодные слезы. Пусть замерзают на щеках, мне уже все равно. Мне надо выплакаться. – Я нравлюсь Дэшу. Но я его… люблю. – О, милая. – Мама вытерла мои слезы и притянула к себе. – Ты сказала ему о своей любви? – Попыталась. Однажды. Он словно не услышал меня. И ничего не ответил. Так больно любить того, кто не любит тебя! – Какое облегчение – сказать эти слова вслух. Мне даже стало чуточку легче, хотя сердце ужасно саднило. – Милая, я понимаю, тебе больно. Но подумай вот о чем: разве отношения определяют слова «я люблю тебя»? О любви говорят действия, а не слова. – Но Дэш – человек слов! На лице мамы отразилась горькая правда. – Это точно, – согласилась она. – Но как ты можешь быть уверена в том, что он не питает к тебе тех же чувств, что и ты – к нему? Может, он думает, что ты уже и так знаешь о его любви. Ведь всем вокруг это и так очевидно. Я понимала, что мама просто хочет меня утешить. Приятно. И я была благодарна ей за слова утешения, пусть они и являлись заблуждением. – Я не могу спросить его об этом прямо! – Почему? Он – твой парень. Я не понимаю. Мгновение я колебалась, а потом наконец призналась до конца: – Потому что тогда он увидит, какая я замороченная и неуверенная в себе прилипала. – Вот уж никогда бы тебя такой не назвала. * * * – Но именно такой я себя и ощущаю! Когда-то я жалела девчонок, которые, обзаведясь бойфрендами, превращались в дурочек. А теперь сама стала такой! Той, кому нужно слышать от него слова любви, чтобы не сходить с ума от неизвестности, а быть уверенной: его чувства ко мне столь же сильны, как мои – к нему. Ненавижу это! – Не знаю, что на меня нашло. Я никогда не открывалась так маме. Наверное, пьяные Санты заразили меня своей несдержанностью. Мама рассмеялась. – Ничего смешного в этом нет, – насупилась я. – Знаю. – Мама посерьезнела, убрав с губ улыбку. – Просто ты напомнила мне меня, когда я только начала встречаться с твоим отцом и ощутила к нему глубокие и сильные чувства. Я тогда на пустом месте стала холодна с ним, а потом и вовсе порвала отношения. Не хотела подпускать его к себе настолько близко. – Да и семейка у тебя – еще тот багаж, – заметила я. Еще один мой страх относительно Дэша: моя семья. Его семья. – Вот-вот, – согласилась мама. – Я лишь на Рождество решила познакомить его со всеми моими тетями, дядями, двоюродными братьями и сестрами. Он до сих пор шокирован численностью нашей родни. – Семья Дэша – тлетворна. – Но не он сам. – Знаю. Но неприятно видеть ужасное отношение его родителей друг к другу. А если окажется, что он такой же, как его отец? – Как бы я ни была не готова к твоим отношениям с мальчиками, но одно могу сказать точно: Дэш ничуть не похож на своего отца. Если только цветом глаз. – Но они у него такие красивые! – К горлу снова подступили рыдания. – Что ты хочешь от меня, Лили? Чтобы я убедила тебя продолжить отношения или чтобы убедила порвать их? – Я хочу, чтобы Дэш знал, что говорить и что делать! Хочу, чтобы он сводил меня на «Корги и Бесс» и сделал это свидание особенным. Хочу, чтобы он не просто подарил мне елку, а задержался и побыл со мной. – Я вдруг словно заговорила не с мамой, а с Дэшем: – Мне нужны слова, а не только действия. Скажи, что любишь меня, или порви со мной, избавив от мучительного желания отдать тебе свое сердце, в то время как ты такой: «Оу, какое милое сердечко ты столь наивно протягиваешь мне. Не против, если я его растопчу?» Мама молчала, наверное, сдерживая смех. Но лицо сделала такое, будто пытается сформулировать подходящий ответ. Наконец она произнесла: – Во-первых, нечестно ожидать от Дэша исполнения твоих желаний, когда ты их не озвучила. Он не телепат. Во-вторых, и, поверь мне, это касается не только Дэша, но и любого другого парня, с которым ты еще будешь встречаться: несуществует ни одного мужчины, способного автоматически осуществить все мечты из твоего женского списка желаний. Мужскому полу это просто не свойственно. Поэтому крайне подозрительно, если подобное случается. В-третьих, если у тебя к Дэшу настолько глубокие чувства, то ты сама должна быть честна с ним, а не ждать, когда он скажет тебе то, чего не знает, что ты хочешь услышать. – А если Дэш не любит меня так же сильно, как я его? – Придется рискнуть. В такие мгновения, как это, ты решаешь, кем станешь. Это как неудобный и неприятный скачок роста, который тем не менее задаст тебе верное направление. Ты станешь той, кто отвечает за свои чувства и действия, даже если при этом испытаешь боль или станешь той, кто вечно страдает, поскольку не озвучивает желаемого. – По мне, оба варианта фиговы. Мама больше не выглядела так, словно сдерживает смех, и очень серьезно сказала: – Теперь я вижу вред нашей гиперопеки. Она научила тебя гиперопекать свое сердце. – Мне страшно. – И правильно. Нет ничего более пугающего, чем настоящая близость. – Мам! – Я смутилась дальше некуда. – Я не это имела в виду! – Я тоже. Я говорила об эмоциональной близости, а не физической. О понимании своих истинных чувств и себя самой. Об открытии своей души другому человеку. Нет ничего более пугающего. А я, между прочим, была в Вудбери[23] в Черную пятницу! Так что кое-что знаю о страхе. Я молча обдумывала сказанное мамой. И тут она добавила: – Но раз уж ты сама подняла эту тему… – У нас ничего не было! – выпалила я и поерзала на сиденье. – Он даже никогда не возражал против вашего правила открытой двери в мою спальню, когда мы остаемся с ним наедине. – Это правило твоего папы, а не мое, но тут я Дэша понимаю. Кто захочет пошалить с тобой в твоей комнате, если за дверью поджидает с десяток родственников, готовых скрутить его, если он попытается сделать большее, чем подержать тебя за руку. Меня чуть не передернуло от слов «пошалить с тобой» в отношении меня и Дэша, но пришелся по нраву подтекст. – То есть мне можно уединяться с Дэшем за закрытой дверью? – Если он осмелится? Конечно. Я не согласна с этим правилом папы и отменяю его. Дэш – хороший парень, и если ты готова говорить о близости со мной, то я верю: в нужное время ты примешь верное решение и возьмешь на себя всю ответственность. Но, мне кажется, остаться с тобой наедине Дэш предпочел бы в других местах. Я бы не принимала его безразличие к открытой двери в твою спальню за нежелание тебя самой. * * * Наш час вышел. Издалека доносился гул приближающегося поезда, отправляющегося в Манхэттен в 14.37. – Вы правда переезжаете сюда? – Еще не решили. Однако, признаюсь, не ожидала, что мне тут настолько понравится. Сложно мотаться на работу в местный колледж каждый день для обучения студентов, нуждающихся в дополнительных баллах по литературе, но совершенно не интересующихся великими сонетами. Лучше уж быть здесь безработной поэтессой. – Но вся твоя семья – в городе. – Папа хочет жить здесь. Мне придется рискнуть. Выбрать его. У стариков вроде нас тоже есть тяжелые скачки роста.