– Да неужели к нам пожаловал сам Длинноногий Дэш Сильвер![63] – засмеялся он. – Лили сказала, что с глазом беда, но… ничего себе, ты выглядишь так, будто проиграл битву с осьминогом. Надеюсь, хоть чуток его покромсал? – Оставил его без нескольких щупалец. Как вы? – Здоров как бык! Правда, на котором восемьдесят четыре года пахали. Но который все еще не боится плуга! – Дедушка Лили медленно, но уверенно поднялся. – Ну а теперь оставлю вас поболтать наедине. Инга там уже подает канапе, а ради ее канапе я готов в сам Канарси съездить. Только когда он, шаркая, покинул кухню, Лили произнесла: – Мне так от этого грустно. – Знаю. Но так ему же будет лучше. И он сам на это согласен. Так что твоя грусть несколько неуместна. На лице Лили отразился шок. Ее реакция заставила меня осознать, насколько ужасно прозвучали мои слова. – Твой дедушка и миссис Бэзил мудрые люди, – поспешно добавил я. – Они знают, что делают. – По-твоему, я не знаю, что делаю? – раздраженно бросила она. – Нет! Я не о том! Лили вскочила со стула. – ПРОСТО ДАЙТЕ МНЕ ПОГРУСТИТЬ! Почему мне не дают погрустить?! Я ответил, тщательно подбирая слова: – Лили, тебе не нужно разрешение на грусть. Грусти. Радуйся. Досадуй. Веселись. Но не забывай о других. Ни в счастье, ни в печали. – Что ж, прости, если ты чувствуешь себя оставленным без внимания… – Я не о том! – Ты не понимаешь. В моем доме больше никто не будет жить, Дэш. Никто! – Но они будут жить в другом месте. Они все будут рядом. – Знаю, но… – Лили не договорила. – Но?.. – побудил я ее продолжить. – Мне это не нравится, ясно? Мне не нравится то, как все меняется. Ребенком ты считаешь такие вещи, как праздники, особенными и неизменными, ведь ты празднуешь их из года в год. Но чем старше ты становишься, тем сильнее осознаешь, что да, подобные вещи связывают тебя с прошлым – ты поздравляешь теми же самыми словами и поешь те же самые песни, – но каждый раз что-то меняется, и ты должен примириться с этими изменениями. Каждый день ты можешь их не замечать, но в такие дни, как этот, обязательно заметишь. И я понимаю, что должна сейчас примириться с ними, но не уверена, что у меня это получится. Вот мы с тобой, Дэш. Посмотри на нас. Поначалу для нас не существовало такого понятия, как «время». Мы жили одним настоящим, не задумываясь о будущем. Жили узнаванием друг друга, но знали-то мало. Все было ярко, насыщенно и сиюминутно. И я думала: так всегда, когда ты влюблен. А потом: так всегда, когда любишь. Но затем стало сказываться время. И все стало не таким уж сиюминутным, не таким уж насыщенным, и почему-то возникло ощущение какой-то потери. Так случается, когда кто-то переезжает. Или его просто больше нет рядом. Может, тебя такая потеря не страшит, Дэш. Может, тебе все равно. Но мне не все равно, Дэш. Я ощущаю эту потерю всем сердцем. Мне очень больно, и я понятия не имею, что с этим делать. – Как и я! Я месяцами пытался понять, как все исправить и улучшить. И единственное, что я могу тебе сейчас сказать: есть вещи, которые от нас не зависят, и время возглавляет их список. Под вторым номером идут действия других людей. Я был свидетелем того, как мой отец разрушал мою мать – в прямом смысле этого слова. И как они оба разрушали свой брак и то единение, что я в то время понимал под названием «семья». Знаю, мне тогда всего восемь было, но даже если бы было восемнадцать, то я никак бы не смог от этого защититься. Я готов был на все, лишь бы чем-то помочь, но со временем осознал – от меня тут ничего не зависит. Даже сейчас. Я не могу изменить отца. А хочу! Безумно хочу. И наконец признаюсь тебе: одна из причин, почему я так сильно хочу изменить отца, в том, что мне кажется, если я исправлю плохие черты в нем, то смогу исправить их и в себе. Пугающе желать этого, правда? Но также совершенно естественно. – Ты никогда мне этого не говорил. – Но говорю сейчас! Говорю тебе все это сейчас, поскольку знаю: ты никак не можешь изменить то, что кажется тебе неправильным. Ты не можешь остановить время. Не можешь сделать кого-то здоровым или заставить кого-то любить. Просто не можешь. Но мы можем повлиять на то, что происходит между нами, между мной и тобой. Ведь это как раз-таки зависит только от нас двоих. Иногда мне кажется, что все зависит только от тебя. И, я уверен, иногда тебе тоже кажется, что все зависит только от меня. Но мы должны двигаться вперед так, словно все зависит от нас двоих. Знаю, между нами все не настолько насыщенно и сиюминутно, как раньше, но это лишь означает то, что вместо одного настоящего у нас теперь одновременно есть прошлое, настоящее и будущее. Лили смягчилась. Это видно. Она не сдалась. Лили не из тех, кто опускает руки. Но она поняла: я чувствую то же, что и она. Почему мы никогда не говорили об этом раньше? Возможно, потому, что раньше не были готовы к этому разговору. – Это несправедливо, – произнесла Лили и, подойдя, прильнула ко мне. – В любви нам больше всего не хватает времени, и мы отчаянно его желаем. Но нас также пугает то, что любовь со временем проходит. Получается, мы желаем и боимся одного и того же. Рано или поздно наше время истечет. Пока же… у нас его с лихвой. Лили обняла меня, и я обнял ее в ответ. И мы бы, наверное, простояли так вечность, если бы в этот самый момент на кухню не вошла повар Инга. – Клянусь, я не подслушивала, – сказала она, явно подслушивая. – Мне просто нужно достать из духовки сырные палочки до того, как они превратятся в сырные огарочки. В коридоре, по дороге в гостиную, я объяснил Лили Бумеровскую Теорию Моргания. Она ей понравилась. – Мы с тобой тоже моргнули. – Ага. – И теперь наши глаза открыты. – Или глаз. – Или глаз. – И когда-нибудь мы непременно… – Снова моргнем. – И это хорошо. – Поскольку после этого все лишь только прояснится. – Точно. Мы подошли к двери гостиной. Перед нами были друзья, родные и незнакомцы. Разговоры звучали музыкой – своеобразной симфонией прекрасной компании. Я взял Лили за руку. Наши пальцы переплелись. – Давай сделаем это, – сказал я. – Сделаем все возможное. Глава 14. Лили Подарок в виде Лили-подарка 25 декабря, четверг Какое странное чувство – щемящая грусть, которая еще долго не отпустит, смешанная с радостью от самого лучшего Рождества в моей жизни. Все мои любимые люди собрались в моем любимом доме в мой самый любимый день в году. Они смеются. Болтают. Дарят подарки. Празднуют. Пьют эгг-ног. Эдгар Тибо в углу возглавляет сидящую вокруг него группку и тасует колоду карт. Он увлеченно обучает малолетних гостей вечеринки покеру. – Ты пригласила Эдгара Тибо? – удивился Дэш. – Дедушка. На самом деле точными словами дедули были: «Ты ведь не пригласила Эдгара Тибо? Этот разбойник в реабилитационном центре дал мне «пять», заявив, что мы увидимся с ним на рождественской вечеринке моей сестры, где соберемся вокруг очага и разделим фляжку какого-нибудь пойла с распутными мамашками». Меня передернуло от воспоминания того, как дедушка повторил грубые слова Тибо. Однако лгать Дэшу я не могла, поэтому пришлось объяс- ниться: – Ну, то есть пригласила-то я. Но по просьбе дедушки. Он пожалел Эдгара. Тому не с кем праздновать Рождество. – По вполне понятной причине. – Мы должны открывать сердца отверженным страдальцам. И пройдохам. – Я мягко сжала руку Дэша. – В Рождество. – Вы ведь не вручили Эдгару Список? Я открыла рот, чтобы возмутиться: «Нееет!», но Дэш не дал мне ответить. Он наклонился ко мне и шепнул: – Мне стоит начать волноваться из-за твоего увлечения Эдгаром Тибо? Надеюсь, глядя на этого нелепого шута, ты не думаешь о том, каково бы было его поцеловать? – На губах Дэша играла легкая улыбка, не скрытая повязкой бровь изогнулась. Он меня поддразнивал. – Думаю, – призналась я. – Примерно так же, как каково бы было целоваться с орангутангом, которого прихватила диарея. – Ну спасибо. Теперь я потерял аппетит и не хочу канапе Инги. Я на секунду накрыла его губы своими. – Поцелуй же лучше всяких канапе? – Слаще. Как имбирный пряник. Умеет же мой парень взволновать меня словами. Я просто обязана обменяться словом-подарком с мужчиной, обожающим словесность: – Эдгар – сикофантофил.