Арат набрал номер врача. Дипмиссии полагался свой доктор, обслуживавший еще и Генконсульство. Их врача звали Вася – отличный мужик. После десятиминутного разговора и попыток найти хотя бы градусник Арат вынужден был согласиться с Васей и оформить заявку на вызов. Позвонил лодочнику, договорился о доставке. Бросать Марину одну в таком состоянии было просто опасно. Она застонала. Тихо. Позвала кого-то. Наклонился к ее бледному лицу и обомлел от услышанного. Марина звала его. Выдыхая короткое имя, стиснув зубы, не открывая глаз. Это было так… чувственно, что в глазах потемнело. Отрезвил звонок. Алекс. – Да. Я у нее уже. Врача вызвал. – Если надо помочь, я оплачу. Арат усмехнулся. Имидж азиатского мальчика с улицы, похоже, к нему намертво прилип. Он не будет разочаровывать Алекса. Не теперь. – Спасибо. Если совсем прижмет, я воспользуюсь. – Ты не стесняйся. Если что вдруг – я сдеру с Георга. Сама-то она не попросит. От этого имени у монгола дернулся глаз. Георг – тот самый, на катере. Конечно, Марина будет умирать в болтанку посреди моря на этой его чертовой яхте, но помощи у этого своего… Георга не попросит. Очень уж она русская, эта Марина. Молча кивнул головой телефону, отгоняя мысли. Отключился. Услышал гул мотора катерка, вышел встречать. Василий был бывшим военным врачом и давно привык не задавать лишних вопросов. Яхта? Ну, значит, яхта. Не землянка на берегу – и отлично. Бегло осмотрел девушку, скорбно сжимая губы. Температура, низкое давление, хрипы в легких, общая картина морального и физического истощения. Быстро записал что-то, позвонил, открыл свой бездонный и многоэтажный чемодан. Арат вопросительно посмотрел на него, Вася лишь покачал головой: его помощь пока не требовалась. Вышел. Побрел на кухню, пафосно именуемую Мариной “камбузом”. Немытая посуда, полы залиты водой, натекшей из распахнутого иллюминатора. Вздохнул, пошел переоделся. Остаться тут придется не на один день. Будем обживаться. За полтора часа, проведенных доктором у постели Марины, Арат успел отмыть камбуз, приготовить ужин, убрать воду из гальюна и навести порядок на палубе. Он работал как сумасшедший. Это отрезвляло. Он злился сейчас на себя, на свою судьбу, на осенние шторма. Лишь на Марину злиться никак не получалось. Она там лежала сейчас, такая маленькая, такая беспомощная и хрупкая, словно ветка на морозе. И он ее чуть не сломал. Проклинал себя ежесекундно. До того момента, пока Арат не услышал свое имя в ее стоне, можно было говорить себе: "Ты ей не нужен". Просто приключение, просто шедший мимо человек. Но теперь вдруг все стало сложнее. Через девушку, зовущую его вот так, переступить Арат уже не сможет. – Рат, можно тебя? Он оказался рядом так быстро, что и сам не понял как. Она уже просто спала. Еще очень бледная, но заметно лучше дышала, лежа на боку, совершенно по-детски положив ладонь под щеку и согнув колени. Мучительно захотелось погладить по голове и укрыть потеплее. Малыш. Его Малыш. Кольнуло непривычное, снова и снова. Хотелось быть просто рядом, схватить на руки, прижать и закрыть от всего того плохого, что еще только вздумает с ней случиться. Немалых усилий ему стоило услышать слова доктора. – В принципе, ничего страшного. Уже. Если бы она была в нормальном состоянии – завтра бы встала. Уж не знаю, каким образом вы девушку умудрились… – он деликатно крякнул, – так за…мучать? Слово тут явно подразумевалось куда менее цензурное, но даже присутствие Марины-спящей сдерживало русского доктора Василия от более крепких выражений. – Уже не важно. Мои действия? – Покой, сон, еда, питье. Вот тут я оставляю тебе рецепт. Это по общей медицинской страховке, я спишу все на общие нужды. Антибиотик я ей уколол, нужно будет сделать еще два укола: завтра и послезавтра. Остальное по рецепту. Сам уколешь? Арат кивнул, пробегая глазами рецепт со внушительным списком лекарств. – Вась, что я тебе должен? Выходивший из каюты доктор Степанов лишь молча отвесил монголу символический подзатыльник, удаляясь к прибывшему с ним катеру. Арат догнал его, передал незаменимому лодочнику рецепт, кредитку и новый список продуктов. Его услуги обходились недешево, зато все доставлялось быстро, четко и точно по списку. Вернулся. Марина лежала на спине с открытыми глазами. И плакала?.. По лицу лились слезы. Всхлипывала, кусала губы, стараясь не разреветься в голос. – Ау! Мне доктор только что выписал рецепт на полный твой покой и хорошее настроение, Марина. Если ты собралась нарушать режим, мне придется работать клоуном. Ходить на руках, разрисовать лицо помадой и глупо шутить странным голосом. Ты точно хочешь этого? Она недоуменно на него воззрилась – с таким удивлением, что Арату очень сильно захотелось посмотреть на себя в зеркало. Что там опять не так? Рога? Так он не муж, это Георг пусть почесывает темечко. – Ты почему тут? – спросила очень тихо, с трудом растягивая губы. – Забыла? Я давно уж на тебе женился, у нас четверо детишек, пришел сказать тебе, что у старшего ветрянка, а ты не приготовила ужин и посуду не помыла. Как так, женушка, это после двадцати лет брака? Марина улыбнулась горько. Ни разу в жизни никто еще не собирался на ней жениться. Эта мысль вдруг пришла в голову и настроения не улучшила. – Прости, Малыш. Не грусти, это была глупая шутка. На самом деле я твой внебрачный брат. Буду кормить тебя ужином и поделю с тобой многомиллионное наследство от дедушки. Он говорил эти милые глупости, пытаясь ее развеселить. А она все не верила. Этого не могло быть. Он снова упал, словно с неба. Снова протянул руку и ее поднял. Почему? Не понимала. Монгол вышел на несколько минут, вернулся с халатом из душа. – Больше я ничего не нашел. Тебя нужно одеть. Доктор сказал, что через несколько часов будет кризис. Должна вспотеть, нужно будет сделать еще укол. А пока поесть. Я сам тебя покормлю. Только тут Марина вдруг заметила, что обнажена, и мучительно застеснялась. В таком виде он мог видеть ее лишь в минуты страсти, а тогда смотрят не глазами, а чувствами. А тут – все как есть: голенастая как цапля, нескладная. А этот мужчина ее еще и раздевал, освобождая от грязной и мокрой одежды. Чудовищно. Застонала и закрыла лицо руками. – А теперь-то что? Фантазерка! Я не умею одевать халат с препятствиями. И имей в виду – я держусь из последних сил. Не видел ничего сексуальнее голой, больной и беспомощной Марины, – он был серьезен. Дрогнувшей рукой провел по шее от волос и до плеча, заглянул в глаза. Этот его потемневший жадный взгляд она уже знала. Стало вдруг легче и теплее. Антибиотик помог, не иначе. 12. Строго следуя рецепту Всю ночь Арат был с нею рядом. Переодевал, обтирал, осторожно поил. Колол уколы, забавно хмуря брови и ругая ее за застенчивость. Вытирал со лба пот, переодевал. На руках носил в туалет и обратно. Все это он делал с невероятно трогательной нежностью, целуя в лоб, касаясь висков губами. Трепетными движениями переворачивая, ложился сзади, обнимал, закрывая собой как щитом от слабости, от болезни, от всех страхов ночи. Такое с ней было в последний раз в далеком детстве, где были мама, не отходящая от болевших дочерей ни на шаг, и отец, готовый за них с Лизой взять и разрушить весь этот мир. Лиза, кстати, звонила на телефон Марины еще вечером. В пылу яростной уборки Арат нашел на полу кухни разряженный аппарат и поставил его на зарядку. Включившийся экран продемонстрировал кучу звонков от Алекса и Лизы, один принятый от красноречивого “Г.” и еще вызовы от непонятного Соболя, названивавшего Марине весь вечер накануне. Ну ладно, не весь – всего несколько звонков. Но ревнивая крыса заскреблась вдруг в груди, настойчиво требуя вывести “Соболя” на чистую воду. Соболь – это фамилия? Сразу представился высокий смуглый мужчина, чем-то похожий на его сокурсника – венгра Зиге с потрясающей фамилией – Энгельс. Внутри что-то напряглось. Ого! Он умеет ревновать? Не стоит. Не Марину. Кто он для нее? Лишь миг, короткий как вздох. Лиза снова позвонила. Марина спала очень крепко, спокойно, разметавшись на постели, улыбаясь чему-то во сне. Подумал, поднял трубку. Еще накануне вечером она обмолвилась: “Если будет звонить сестра или Алекс, ответь. О тебе они знают”. Арат проговорил с Лизой минут сорок. Долго слушал, не перебивая, лишь усмехаясь. Ушел наверх, только обрывки слов доносились, а встать и подслушать сил у проснувшейся в это время Марины еще просто не было. А монгол общался с сестрой этой девушки и удивлялся. С женщинами у него никогда еще не было таких разговоров. Словно его – агента вражеского государства – аккуратно раскрыли, обезвредили и профессионально перевербовали. Уже на десятой минуте разговора монгол был согласен умереть во славу их мира, мира прекрасных Марин и мудрых Лиз. Тоскливо подумалось: “Это я еще с родителями их не знакомился!” Еще? Вот это поворот! Его подлое подсознание собралось зайти так далеко? Конечно, все это – коварное влияние Лизы. Или того дыхания рядом, вчера так правдиво шептавшего: “Арат”? Как все со времен той снежной ночи стало вдруг сложно! На вопросительный Маринин взгляд ответил лишь кратким : “У тебя изумительная сестра. Правда, ты спи” – и выключил свет. Что оставалось? Как наказал врач: “Отдыхать и лечиться”. Проскользнул на место рядом, ясно ощутив: она ждала. Обнял, уткнувшись носом в шею. Она потянулась спиною, потерлась ягодицами о его пах – и Арат, стиснув зубы, отстранился. Каких сил ему стоило это простое движение! – Нет, Малыш. Не сейчас. Спи. Помнишь, только покой. Мы еще наверстаем. Поежилась, обиженно вздохнула и очень скоро задышала размеренно и тихо. Так по-детски. Права была Лиза в их том разговоре: она совсем еще ребенок. Если он будет пытаться объяснять себе ее шаги иначе – никогда и не поймет. Марина совсем не глупа, но, как и все творческие люди, совершенно обнажена в своих чувствах и порывах. И отчего вдруг так хочется ее защищать? Марина проснулась утром в его объятиях. Арат прижимался к ней со спины, обвивая руками, закинув колено на ее бедро, словно стремясь всю ее забрать себе. Дышалось легко, горло хоть и саднило, но уже не так, как раньше. Из ощущений осталась лишь слабость – и безумное всепоглощающее счастье от того, что ее Соболь рядом. Настолько огромное, что почти удушающее, а облегчение – болезненное. Словно корочку, которая зудела и чесалась, с раны содрали. Марина пошевелилась, выпутываясь из его рук. Страшно хотелось в уборную. – Лежи, – пробормотал проснувшийся от ее телодвижений Арат. – Не вставай. Нельзя. – Мне очень надо, – недовольно ответила Марина, поднимаясь. Наконец-то в голове ее была полная ясность. Она больше ничего не боялась, даже смерти, потому что монгол настырный, монгол не даст ей помереть. – Мне намного лучше, правда. – В туалет можно, – милостиво дозволил Арат, потягиваясь. – Помощь нужна? – У меня держать нечего, справлюсь, – фыркнула Марина, даже не подозревая, что он любуется ею. Высокая, с идеальной осанкой. Даже в мятом несвежем халате и с грязными волосами выглядит и ведет себя, словно королева. Хочется опуститься к ее ногам и целовать колени, бедра. И подняться цепочкой поцелуев выше… прикусить кожу на внутренней стороне бедра… зализать укус… поймать ее дрожь, сладкий стон. Спокойно, Арат. Девушка больна. Не стоит увлекаться. А Марина, случайно взглянув в зеркало, ужаснулась. Арат здесь, а она такая растрепанная, помятая, будто поношенная! Бледная, как моль, со следом от подушки на щеке, с опухшими веками и потрескавшимися губами. Лучший способ отбить все мужские желания. Очень надежно. Сразу и силы откуда-то появились, и щетка зубная сама собой оказалась в руке. Но этого было Марине мало – и она полезла в душ, смывать с себя запах пота, обязательно голову, и неплохо бы еще побрить ноги, может, и не только ноги, но это уже точно не сейчас. Но силы внезапно иссякли. Снова накатила слабость, да такая, что она вцепилась в поручень душа, едва устояв на дрожащих ногах. На глаза навернулись слезы. Да уж, самое лучшее средство, чтобы оттолкнуть мужчину – это заболеть. – Ты что-то долго, – затарабанил в дверь Арат. – Застряла? Заснула? Ау, Марин? Она молчала, не зная, что ответить, и тогда он просто толкнул незапертую дверь и вошел. Мгновенно оценил обстановку, покачал головой укоризненно. – Совсем больная, – пробормотал он, открывая стеклянную дверь душевой и подхватывая Марину на руки, словно ребенка. – Я же сказал тебе: лежать! Она на секунду даже испугалась, зажмурилась – вдруг не удержит – упадут они оба, она его собой придавит, как кота табуреткой? Но руки были сильными, стальными. Держал он ее крепко, будто хищный зверь добычу. Марина вспомнила вдруг: на руках ее носил лишь один человек – ее главный мужчина, отец. Совсем еще маленькой в те редчайшие счастливые моменты ее жизни, когда он не был в море, а она исхитрялась заболеть. Это было важно, тогда папа ее укладывал, кормил с ложки, читал книжки и носил на руках под негодующие взгляды мамы и насмешливые – Лизы. А когда она порезала ногу на пляже в Севастополе? Отец нес ее, шестнадцатилетнюю лошадь, на руках до самого дома под завистливые взгляды встречных дам. Папа. В носу защипало непрошенной солью. Арат донес ее до каюты, ни разу не качнувшись, легко, будто она ничего и не весила. Почему она в нем усомнилась? Уложил ее в постель, укутал в одеяло, вытер волосы полотенцем. Не удержался, прикоснулся пальцем к капельке воды на темной брови. Вот что странно – волосы у Марины светло-русые, а брови темные. Красит? Или такие они от природы? Как хорошо, когда она такая покорная и беспомощная! Когда смотрит доверчиво и словно котенок подставляет голову под его ладонь. Какие красивые у нее руки, какие тонкие, изящные пальцы! Поднес к губам, прикоснулся, попробовал на вкус ее кожу, прошелся языком между пальцами. Заглянул в лицо. Марина разглядывала его с какой-то жадностью, и от ее взгляда уже привычно потяжелело в паху. Она выглядела значительно лучше. Уже не та бледная немощь, что он тут нашел. На щеках появился румянец, глаза сияют, губы призывно приоткрыты. Не утерпел и продолжил. Нет, приставать он не будет, только немного совсем приласкает, попробует ее на вкус. Чуть-чуть, женщинам это полезно. Поцелуями поднялся выше, к сгибу локтя, вдыхая ее запах. Плечо. Шея. Ключицы. На десерт трепещущая от возбуждения грудь. Упругая и мягкая одновременно. Идеальной формы, идеального размера. Произведение искусства. А уж он разбирался в красоте! Очертил безупречные полушария пальцами, потом губами и языком. Марина, которая только что лежала в его руках застывшая, как мраморная статуя, неожиданно и так сладко застонала, изогнувшись, что кровь ударила ему в голову, словно бы кипятком обдало. Интересным они были сочетанием. Такие разные всем: внешне, характерами, воспитанием. Противоположности, так идеально вдруг друг другу подошедшие. Словно две половинки безупречно подогнанного пазла. Чувствовали друг друга, возбуждали друг друга одним лишь присутствием. Им не нужно было никаких особых техник, выверенных ласк, эрогенных зон, даже особого опыта. Они оба сходили с ума от невинных, казалось бы, прикосновений. От запахов тела. Да что там говорить, просто даже от взглядов. Взаимно и бурно. Их притяжение было похоже на страсть двух полярных магнитов. Обоих тянуло друг к другу немыслимо, через все преграды. А приближаясь, они неминуемо схлопывались с искрами и треском. Как теперь. Доктор прописал ей покой, но Марина запустила пальцы в его жесткие волосы, приласкала, как ручного зверька, и он поплыл окончательно. С невнятным урчанием впился губами в сосок, прикусил, облизал, выдохнул и незамедлительно перешел к другому. Она тянула за волосы, хватала за плечи, извивалась под ним и все же уложила на себя – почти насильно. Отказаться от нее сейчас и здесь или когда-либо вдруг после – все равно что отказаться дышать. Марина теперь – его базовая потребность, его вода, его воздух. Его Звезда. Пока он ей нужен – пусть. Ему теперь хотелось мечтать. Вдруг возомнить себя стратегом, придумать план по приручению самой Марины. Чтоб поселиться в ее голове, чтобы днями напролет разговаривала мысленно с ним. Незаметно прокрасться ей в душу так, чтобы заполнить потом все пустые места и провалы. О чем ни подумай Марина – везде только он. Он сможет. Потом. Все – потом. А сейчас…