Понуро побрела. Стены, темное зеркало, будто из бронзы. Такой же восхитительный потолок. Стеклянные двери кабины от потолка и до пола. Мелкая галька пола, как на море. Какой затейливый душ, словно бы отделывали его специально для… нет, вот об этом думать сейчас ей не стоит. Он тоже не робот и не железный. Тихо открылась дверь. Она вздрогнула. Не одну ее терзали эти мысли. – Давай я раздену тебя, ты уже засыпаешь. Молча кивнула. От первого же прикосновения рук по животу вниз прокатилась волна возбуждения. У него стремительно темнели глаза, и дыхание становилось все чаще. Марина уже научилась чувствовать его по этим взглядам, по расширяющимся ноздрям. Арат медленно потянул вверх ее толстовку, задержавшись на секунду, когда связаны руки и закрыто лицо. Был ли поцелуй был в ключицу, или ей показалось? Теплые твердые руки скользнули на спину, обнимая. Глаза в глаза – дыхание все чаще. Щелчок магнитных пряжек бюстье на лопатках. Снимал его медленно, словно разворачивая свой подарок. Откинул все на пол. Марина прикрыла глаза. Не сорваться бы, не спугнуть это ощущение настоящего волшебства. Затаила дыхание. Тихо, так тихо! Словно весь мир за пределами этого дома исчез, оставив только их двоих. Наедине. Арат, нарушая вязкую тишину, подался к уху, прошептал, обжигая дыханием: – Ты же устала, верно? Только душ и спать. Ничего больше. Кивнула молча, послушно. Он осторожно расстегнул ей пуговки на джинсах, как бы невзначай поглаживая бок и спину тыльной стороной ладони. Марина закусила губу. Мурашки бежали по коже, кровь разгонялась, усталость уступала место возбуждению. Конечно, только душ и спать. Всенепременно. Глядя снизу вверх, присел, снимая тесные штаны. В последние секунды обхватил ягодицу левой рукой всей ладонью, скользя под резинку трусиков. Вместе с ними спустился вниз, по внутренней стороне бедра. Марина застыла, вздрагивая. Как горело тело, словно они с самого утра здесь занимались любовью, а ведь он еще даже раздевать ее не закончил! Переступила через джинсы, встала на цыпочки, потянулась навстречу ему бесстыдно торчащими сосками полной груди. Покачал головой, отстраняясь. Нет. Подхватил под бедра. Развернул одним властным движением так быстро, что она лишь на мгновение успела ощутить его твердость ягодицами. Поставил на пол в контуре душа, и вода потекла на нее прямо из невидимых глазу отверстий зеркального потолка. Тут только Марина взглянула на отражение. Она – обнаженная, разгоряченная, румяная. Приоткрытые губы, пьяные глаза, тяжелое, сбитое дыхание. И невозмутимый Арат, закрывающий двери кабины. Закусила губу, глубоко вдохнула, загоняя возбуждение внутрь, взглянула на него жалобно. Он вдруг поймал ее взгляд в зеркале, задумался на секунду. – Ладно, я тебя помою, не хочется будить тебя утром здесь в луже. Мгновенно разделся. Она наблюдала. Возбужден невозможно, до дрожи. И словно бы существующие в параллельных плоскостях хладнокровный монгол с совершенно невозмутимым лицом и бьющийся о мускулистый живот член. Тугая упругая вертикаль, центр ее вожделения. В темном зеркале он кажется ей древним божеством, медным изваянием. Не человек – изваяние. От наблюдений Марину отвлекли его мыльные руки. Будто невинно намыливают ее спину, плечи, скользя по бокам… ягодицам и снова поднимаясь выше, кружат узоры на груди, пальцами мягко прихватывая соски, и без того уже просто кричащие: “Трогай”. Снова пена в руках, снова чувственный круг к ягодицам. Она застонала, разводя ноги, выгибая спину. Секундная пауза, и пальцы проскользнули в те места, о которых и не мыслилось. Вздрогнула всем телом, резко оглянулась. – Знаешь, чего люди ждут от занятий любовью? Хороший вопрос. Но немного не к месту. Севшим голосом смогла ему пискнуть: – Страсти? Удовольствий? – Нет, Малыш. Ждут откровений. И доверия. Ты мне доверяешь? Ответь, это многое значит. И пальцы толкнулись. Она задрожала, сглотнув. Как ответить? Голова пошла кругом, тело выло от возбуждения и усталости. – Нет. Не могу. Не успела. – Так я и думал. Пальцы скользнули по нежным складочкам вниз и вперед, а дальше был ослепительный миг соприкосновения с чувствительной точкой. Марину всю словно закоротило, выгнуло крутой дугой, затрясло и скрутило. Пальцы, везде его пальцы. Рука на груди ласкала и дразнила, вода оглаживала со всех сторон, его пальцы проникали внутрь, нажимали, ускользали, били будто бы током. Арат не позволял ей прижаться к себе, она извивалась как гусеница, нанизанная на шпильку, скользила ладонями по влажным стенам, пытаясь удержать равновесие. Одними руками он довел ее до таких вершин наслаждения, до которых Марина еще никогда не добиралась. Всхлипывала, скулила – держал, не отпускал. Лишь когда она, обессилев, упала на четвереньки, провел рукой по стене, и вода отступила. Подхватил ее на руки, поцеловал в нос, прижимаясь лоб в лоб, завернул в полотенце. – А теперь только сон. Обещаю – он будет очень крепким. Она уснула еще на руках, ничего не ощущая и не помня. Было ли ему трудно? Конечно же. Арат давно себя спрашивал: отчего с ней не так, как со всеми? Отчего он, не девственник вовсе, не мальчик, ведет себя с ней, как подросток? Страсти своей уступает раз за разом. Сначала он себе твердил, что виной всему его вынужденное воздержание. Женщины в его постели не было почти полгода, нонсенс. В последний раз с ним такое было, когда юный монгол прилетел покорять Москву, поступая в МГИМО, и заблудился в лабиринте огромного города. С тех пор мир изменился. Того юноши больше давно уже не было. Арат никогда и нигде не был ведом одной только страстью. Голову он не терял совершенно. Всегда помнил, что женщина в руках любовника может зазвучать настоящим музыкальным инструментом. Как мастер настроит – так и она зазвучит. Будет это симфония чувств или какофония ломаных звуков – зависело только от опыта и мастерства мужчины. С Мариной все было не так. Барабанная дробь, зажигательный ритм африканских больших барабанов дуэтом. Словно саксофон в руках музыканта полез целоваться и вывел свою фугу прямо в легкие партнеру. Ошеломительно, невероятно, волшебно. Сегодня впервые он взял ее в руки, как свой инструмент. И не знал до сих пор, что делать теперь с этим. Судя по голодному телу Марины, Георг не был мастером, нет. Женское тело не сможет солгать, он давно научился слышать фальш в этих звуках. Оно неопытно, девушка себя лишь открывала в его недопустимо нетерпеливых руках. Он научит еще. Научиться бы самому быть с ней хоть немного спокойней! Пока не выходит. Он возбуждался от одной только мысли о ней, да что там – от сигнала ее сообщений! Оставалось два часа до звонка будильника. Сна точно не будет. Полежит тихо рядом и опять помечтает украдкой. Спи, Малыш. Завтра наверстаем. И все же уснул, сам не понял когда. Просто провалился в небытие, в странный, очень тревожащий сон. Ему снилась Марина, прекрасная как всегда, обнаженная. Он был прикован к скале, обдуваем холодным ветром. Внизу только море и острые камни. Марина летала вокруг, как огромная птица, и осторожно его обнажала. Не снимая одежду, а лишь прикасаясь. Тонкими пальцами тронула свитер – и он растворился. Погладила напряженную шею, и навстречу ее пальцам по коже вдруг поползли темные орнаменты татуировок. Какие-то древние руны и символы. Еще прикосновение – и он остался в одних лишь носках. Возбужденный, неподвижный, прикованный. Она спустилась ниже. Секунда, он уже босиком. Как странно ощущать ее дыхание на чувствительных ступнях! Арат опустил взгляд. Девушка чувственно и страстно облизывала пальцы его ног. Массировала лодыжки. Брала в рот каждый палец, смотря на него снизу вверх затуманенным взглядом. Он не мог произнести ни слова – только стон. Язык ее и губы поднимались все выше. Женские пальцы выписывали чувственные дорожки, от которых по ногам расходились черные узоры. Выше, выше. Руки уже под коленями. Острые ощущения кружили голову. Она развела его ноги, глядя в прямо в глаза снизу вверх. Мягкие прикосновения языка к коже бедер оставляют влажные следы. Губами, пальцами она продолжает колдовать, рисуя волшебный орнамент. Еще выше. Умопомрачительное удовольствие! Обездвиженный, с разведенными в стороны коленями, обнаженный, предельно откровенный в своем возбуждении, со смотрящим прямо в небо блестевшим стволом, увитым выпуклыми венами, он сам себя ощущал почти древним греческим богом. И будто удар в набат —, ее язык на самом чувствительном месте. От безумной остроты ощущений Арат вдруг проснулся. Увиденное наяву едва не скинуло его с кровати. Марина сидела на корточках у его ног, целомудренно укутанная в большое полотенце, и смотрела снизу вверх, как во сне. Держала его возбуждение в пальцах и осторожно целовала. Он вздрогнул, будто от удара. Девушка мгновенно смутилась, отпустила его, зачем-то закрыла лицо руками. – Прости, ох! Прости, я… не очень это умею. Я все испортила, да? Арат рывком сел на кровати, прихватил ее запястья, отнял от лица. Она снова взглянула в его глаза и замерла, завороженно глядя на него своими светлыми глазами, словно не веря увиденному. Потянул ее к себе, медленно поднимая на ноги во весь рост, не разрывая так цепко связанных взглядов. Она не двигалась, все еще чему-то не веря. Себе? Сидя у ее ног, глядя на нее снизу вверх, медленно развернул и откинул в сторону полотенце. Рассматривал так, будто видел впервые. Провел сжатой ладонью по ее бедру, как по крупу лошади перед скачкой. Она стояла над ним, прямая, высокая, тонкая. Снизу вид был даже лучше увиденного им во сне. Высоко над его головой тугие холмики груди с острыми, возбужденными сосками. Светлая кожа, покрытая мурашками. Тонкая дорожка волосков между ног – чуть темнее, чем на голове. Безупречный живот, плавные линии бедер. Изумительна, желанна и его так явственно желающая. Она нетерпеливо переступила с ноги на ногу, закусила губу, не сводя взгляда… да. С его члена. – Нравится? – хрипло спросил он. – Даже не представляешь, насколько, – низким бархатным голосом мурлыкнула Марина. Все. Похоже, сегодня он снова проиграет этот тайм с самим собой. И снова не будет воздержан. Решительным жестом развернул ее вокруг своей оси, толкнул вперед, она громко охнув, упала на кресло, стоявшее рядом с кроватью. Успела опереться о спинку. Обернулась через плечо. И снова что-то увидела в нем. Прогнулась в спине, развела ноги шире, откинула волосы с шеи вперед. Откровенно и недвусмысленно эта женщина предлагала ему себя. Что он там плел вчера о доверии? Вся в его власти. Нет терпения себя удержать, никаких прелюдий быть сейчас не может. Медленно встал, погладил, приласкал ягодицы подушечками пальцев и резко вошел на всю глубину без остатка. Девушка ахнула. Она была абсолютно готова, ждала: влажное лоно лишь всхлипнуло, приняв его смелость. Марина вцепилась пальцами в спинку кресла. До белых костяшек, до сорванных страстью ногтей. Медленно вышел. Секунда, другая. Она жалобно заскулила, раскрывшись навстречу, как никогда ему еще не раскрывалась. Словно цветок распустился, только сейчас, для него. Ворвался, безуспешно пытаясь себя тормозить. Но какое… Она словно с цепи сорвалась, кричала, кусала его руки и плечи, когда он опирался на спинку кресла, двигалась ему навстречу с такой скоростью и страстью, что еще минут пять – и они бы друг друга там просто убили. Задохнулись бы от страсти. Арат ощутил ее пик, внутренний огонь Марины сжимал его, как тисками, словно Марина хотела втянуть в себя сразу всего его с руками и ногами – целиком. Удар, другой, и он тоже вошел в круг наслаждения и страсти. Туда, где нет места мыслям, одни лишь чувства, где одно удовольствие. Подхватил ее в объятия, рванул на себя, и они вместе упали. Потные, уставшие, счастливые. Украдкой Арат посмотрел себе на ногу. Нет, не появились там ее узоры. Что в его сне было сном? 15. Не-зависимость Этим вечером она была подготовлена лучше. Поспала за мольбертом на работе, повесив на него еще пару месяцев назад нарисованную бутылку. Голова уже так не кружилась. Планов на вечер было много: в основном – в постели с Аратом. Вчерашнее было… удивительным. Никто никогда ее так не ласкал, каждая точка помнила его прикосновения. А то, что голова плохо думала – было даже в плюс. И что-то ей говорило, что если бы она вообще отключила этот совершенно лишний свой орган – было бы еще лучше. Слова его эти странные о доверии и откровенности… Раз за разом прокручивала их в памяти. Чувствовала, понимала – и пугалась. Нет, взаимной любви без доверия, наверное, быть и вовсе не может. Но секс? Прямой, незатейливый, голый, как дуло пистолета? Какое откровение могло быть между ними тогда, в первый день после снега? Или стоит признать: только там она и была настоящая? Лишь от него одного Марина не пряталась, с ним не играла никаких ролей. Как-то сразу вышло, что в неожиданно накрывшей их страсти она была честна, а потом им и вовсе не нужны были ни слова, ни маски, ни условности. Он все равно ее видел любой: веселой, грустной, больной, неуверенной в себе. И ей безумно хотелось, чтобы этот мужчина – с горящими глазами, полыхающий страстью, быстрый и хищный, нежный и теплый – был с ней откровенен. Ее Соболь. Пьянящая смесь. И даже то, что просто о нем вспоминая, Марина сжимала колени, мучительно ощущая тяжесть твердеющей груди, впервые в своей жизни и так остро – ее пока больше пугало. Разве можно хотеть человека постоянно, бесконечно? Безумие! Напасть, болезнь. Зависимость. Нет, потерять себя, в нем исчезнуть она не хотела. Однажды вступив на эту кривую дорожку, Марина не дошла до счастливого конца, добро не победило. Но вопреки здравому смыслу сейчас она снова влюблялась. Сама, с разрушительной силой, безвозвратно растворяясь в этом мужчине. Без остатка, до дна, как ложка соли в горячей воде: помешали и снова прозрачно. Каждый миг без него будто пытка. Каждый день без его тихого смеха, без загадочной улыбки, без этих бесовских раскосых глаз длится годы. Она задыхалась без его прикосновений, мерзла без его тепла, согреваясь лишь в его объятиях. Вспомнила, как заболела тогда, когда он прыгнул с яхты: пережитый ужас не забылся, просто затаился на время. А ведь это не последний раз. Что останется от нее после их расставания – только осколки? Остов, как от затопленной бригантины на дне океана, лишь ребра и тени. Марина просто ляжет и умрет? А в том, чем закончатся их отношения, сомнений у Марины не было никаких. Ее внешность – лишь упаковка. Копни глубже – вскроется жила разочарований. Ей нечем его удивить и увлечь, привязать. Тем более, что по сути сейчас между ними лишь секс. Вчерашняя сцена в душе ее напугала, будто первый звонок к акту их расставания. Арат был там… другой. Отстранившись от нее, он как будто оценивал товар. Не любовник, скорее наблюдатель. Ей было отчаянно хорошо, как никогда в жизни. Но секс это не только удовольствие. Или это такая откровенность? А может, расплата за ее те слова, ранее брошенные? Ведь он заранее знал ответ. Так зачем же спросил? Испытание? Неужели же будет так, как с Георгом? Снова пляска на тех же граблях? Нет, не будет. Лучшая тактика загоняемой жертвы – бежать. Уносить быстро ноги не оглядываясь. Лишь бы успеть, не увязнуть. А может, он просто устал вчера? Они оба устали. И ей лишь почудилось все: и холод его глаз, и умелые ласки, и отрешенность? Утро ведь все перечеркнуло. Марина встряхнула головой, привычно уже потянулась к телефону, но одернула себя. Нет. Так нельзя. Имей гордость, простушка. У тебя уже условный рефлекс сложился, как у собаки Павлова. Пришло сообщение – сразу потеют ладони, заходится сердце, кровь в голову ударяет кувалдой. Положи телефон и работай. Арат тебя содержать не будет, даже если вдруг очень захочет, он не миллиардер. Работа – это свобода. Настоящая, без кавычек и лишних условий. Первый шаг на пути к независимой женщине, способной выбирать свой путь, несмотря на наличие в ее жизни Аратов, хороших и разных. Сейчас же у нее в активе была только машинка Субару девяносто восьмого года рождения. Крепенький парень, ее верный друг. Была еще яхта, конечно… И поначалу это было очень даже романтично – жить на воде. Удивлять собеседников, в диалоге вставляя непринужденное: “Я живу там, на яхте”! Но после каждого сезона штормов жить на ней ей хотелось все меньше. Временное пристанище.