Перелет дался Марине тяжелее, чем обычно. Десять часов – сначала она ворочалась в кровати, изредка проваливаясь в сон. А потом время тянулось, как жвачка. Хоть и самолет был великолепный, и кресла удобные, но рядом был чужой теперь человек, который и не подозревал, что он – чужой. Разговаривал с ней, как с любовницей. Целовал пальцы. Смотрел внимательно, по-мужски. Как бы не вздумал он к ней приставать! Не по графику, конечно, но ведь они будут в одной гостинице. С особым удовольствием Марина рассказала ему про проблемы со здоровьем. Зря он, конечно, спросил, очень зря. Перенесенное воспаление легких, общее истощение организма, нервный срыв – это все от безумного ритма жизни. Съемки, работа, да еще и в такую горячую предпраздничную пору, диплом, выставка – тут и взрослый мужик сломается, не то что хрупкая девушка. – Понимаю, – говорил Георг, поглаживая ее коленку. – Расслабься. Тебе ничего не надо делать, я все сделаю сам. Это звучало на редкость двусмысленно. Он за ней ухаживал. Не как русские мужчины – нет, пледом не укрывал, кофе не приносил. Для этого есть стюардессы, обслуживающий персонал. Но вот гаджеты свои отложил и бумаги тоже убрал в папку. И разговоры разговаривал, проникновенно расспрашивая ее о планах, о проблемах. Опять же о здоровье ее. Очень подробно. С его точки зрения, видимо, это должно было выглядеть очень трогательно. И Марина совершенно напрасно раздражалась – еще недавно такое его внимание было пределом мечтаний. Как мало прошло с тех пор времен и как много! Целая жизнь. Осторожно забирая пальцы из руки Георга, она улыбалась ему подчеркнуто-натянуто, переводя все разговоры в рабочую плоскость. Он не сдавался, и эта игра начинала походить на выманивание кошки из корзинки. Ей протягивали колбаску, а Марина лишь отмахивалась когтистой лапкой, мучительно подсчитывая оставшееся им время для тесного общения. Не выйдет кошка из укрытия, не ждите. Радовало хотя бы то, что они с ним не наедине. В самолете были и юристы, и переводчики, и неизменный Серж. Чего-то более интимного, чем переплетенные пальцы, Георг бы никогда себе не позволил даже несмотря на наличие в самолете двух спален. К моменту посадки самолета в Шереметьево Марина мечтала только об одном – раствориться на просторах Москвы, как ноябрьская снежинка на мостовой, убежать, затеряться в недрах родного города. Спасай, Москва, прошу тебя! И она не подвела. Еще на послеполетном досмотре они разделились. Отчего Марина решила лететь по российскому паспорту? Судьба, не иначе. Как гражданка Российской Федерации она проскользнула в зеленый коридор. Таможенник, кокетливо ей улыбавшийся, выдал ручную кладь, намекнул на номер телефона и отпустил очень быстро. Привет тебе, город! Ей не нужно было дожидаться специально заказанного автобуса, не нужно было пугливым пингвином перемещаться вместе со всей группой. Ехидно окинув взглядом толпу алчных журналистов, их встречавших (об их наличии Марину никто не предупредил, а значит – контракт она не нарушала), вильнула хвостом и была такова. До железнодорожного терминала «Аэроэкспресса» добралась межтерминальным трансфером (*аналог метро), влетела в экспресс за несколько минут до отправки, едва переведя дух. Поездка до Белорусского вокзала отнимет всего 50 минут, есть время все взвесить и продумать план. Все, как любит Арат и не любит Марина. Зачем она опять его вспомнила? Или правильнее, почему никак не хотела отпустить? Кошки скребли на душе. Улетая, разочарованная, бесконечно уставшая, она написала совсем не нежные слова. Так было нельзя: ей хотелось сделать ему больно, а ударила Марина себя, и пожалуй, даже куда больнее. Тогда ей казалось: ее эта выставка, такая трудная, такая долгожданная, как знамя ее свободы, как самое важное в жизни, не может его не задеть. Он просто обязан быть рядом с ней. А прилетев в Москву, выдержав этот бесконечно долгий и мучительный полет рядом с Георгом, отчетливо поняла: ничего ей Арат не был должен. Вообще ничего. Это он ее вытащил с того света – тогда, на яхте. Это он был ее огоньком все это время – то согревая, то обжигая, то освещая – но совершенно точно делая ее жизнь и светлее, и теплее. А она… Предъявила ему счет. Что теперь? Пустота, нет, пожалуй – пустыня. За окном Аэроэкспресса летела декабрьская Москва. Снежная, нарядная, вступившая на веселую дорогу предновогодней чехарды хлопот. Нет, Нью-Йорк совершенно не так красив, а она и забыла. В нем не было этой морозной кутерьмы, этих многих месяцев воспоминания о лете. Наша зима была изумительно красива. Марина когда-то читала, что патриотом можно стать, лишь имея возможность сравнить объективно. Похоже, она становилась по-настоящему русской только теперь, ощутив, как скучала. Белорусский вокзал, такой родной! Мелькнула было мысль сорваться к родителям и погасла. Просто так им падать на голову на пару часов – лишь их расстроить. А в гостиницу нужно явиться вовремя, ибо контракт. И дальше все ее время будет расписано, как по клеточкам школьной тетради. Обещать им Марина не сможет вообще ничего. Да и роль эскорт-девушки в делегации Георга вряд ли понравится Выгодским-старшим. Это были малодушные, трусливые мысли. Марина все понимала, но поделать с собой ничего не могла. Времени оставалось достаточно. Погода стояла отличная, выпал снег: свежий, пушистый, девственно-чистый, и она решила дойти до Охотного ряда прямо по Тверской улице пешком. Минут сорок, не больше. Задумчиво шла, обгоняемая куда-то спешившими горожанами и машинами, смотрела на небо, мечтала. Дышала Москвой. Пошел снег красивыми крупными хлопьями – совсем как тот, в Нью-Йорке. Уже дойдя до станции метро Тверская, Марина поняла вдруг, что устала. Глупая была идея переться так далеко! За дни сидения в обнимку с мольбертом она отвыкла ходить. Ноги скользили по снегу. Мимо здания Правительства Москвы она уже проползала, упорно топая в сторону Охотного ряда и проклиная ту внутреннюю идиотку, не позволявшую все бросить и проехать на метро хотя бы туда! Но нет, она шла. Зато выходившие из автобуса преданные "подданные короля Георга" – их группа— в ее слова о том, что она плохо перенесла перелет, укачалась, устала и вынуждена была прогуляться, поверили сразу и безоговорочно. Даже Георг не предпринял попыток общения. Мало того – сам позволил ей выбрать номер на отдельном от их группы этаже и ничего не сказал, не возразил. Только ради этого стоило топтать снег на Тверской! Отказавшись от ресторана, Марина сразу ушла в свой номер и упала там на кровать, как подкошенная. Спать. А думать уже будет завтра. *** Утренняя суматоха не оставила и минуты на мысли. Вломившийся с утра Серж приволок парикмахера, кучу одежды, даже гримера. Кудахтал что-то о завтраке, который она пропустит обязательно, изголодается, будет несвежа, бледна и ослаблена. Ничего нового, впрочем, ей не привыкать. В душ отпустил, негодуя. Потом понеслось привычное "макияж, прическа, выбор наряда", только в финале ей светил не стенд фона и прожектора фотосессии, а деловой завтрак с прибывающими уже вот-вот делегациями. Российской и монгольской. Отчего вдруг при упоминании далекой и таинственной страны так скрипнуло где-то в душе, чуть повыше желудка? Сколько у них там народу? Арат говорил, что немного совсем – чуть больше, чем три миллиона – но не все же Араты? Утешив себя демографией, Марина потопала в лифт, вспоминая вновь пункты контракта. Впереди день тяжелый. Георг встретил ее в холле первого этажа, оглядел, легко кивнул, удовлетворенный. Видимо, его устроил и не самый цветущий вид, и довольно закрытое платье. Хорошо хоть, нотаций сегодня не будет. Встала у окна, с любопытством наблюдая за подъехавшим лимузином Аурус. А вот и первые гости! Пригляделась – и дыхание перехватило. В ушах зашумело. Этого быть не могло. Боже! Только не с ней, не сейчас и не рядом с Георгом. Марина смотрела на высаживавшуюся из громады лимузина монгольскую делегацию и отчаянно мечтала провалиться сквозь землю. Немедленно, пока тут ее не заметили. Первым легко и изящно вышел человек, чьи движения, чью звериную грацию она могла узнать издалека. Нет, это никак не мог быть ее Соболь! Просто права на то не имел! Просто ей теперь в каждом узкоглазом лице мерещился Арат. Красивый мужчина в роскошном песочном пальто и щегольском костюме, поблескивающий наручными часами ничуть не дешевле тех, что красовались на Георге, был сосредоточен и строг. Легко говоря на всех трех языках без акцента, одаряя встречавших профессиональной "представительской" улыбкой, дипломат был в центре внимания журналистов и всех делегаций. Полномочный представитель "чего-то там" при Правительстве республики Монголия, выступавший от имени и по поручительству ее молодого Президента, он сам был еще очень юн. Журналисты оттеснили Марину от окна. Кружилась голова, хотелось пить, а еще эти чертовы монголы все были так похожи на Арата! Интересно, их новый президент тоже на него похож? Нужно было двигаться к месту представления делегаций, а сердце колотилось в горле, и внутри под ребрами застыл страх. Легко было оправдать ее тревогу сменой часовых поясов, но она знала, что это не так. Прикрыла глаза. А когда их открыла, столкнулась вдруг взглядом о взгляд и пропала. Он тоже не верил, впился в нее глазами, остановился, вызвав шквал вспышек камер. Поправил нервно край рукава рубашки. Криво ей улыбнулся. Наверное, завтра все таблоиды мира расскажут, как глава монгольской делегации строил ей глазки. Кто она и кто он? Как забавно! Еще день назад все было прозрачно и ясно. Он просто скромный парнишка с рюкзаком, очень много работавший днем, и изумительный любовник – ночами. Она – известная модель, лицо алмазного дома, чьи фото не сходили с плакатов и баннеров, и подающая надежды художница. Что же теперь? Теперь она – оплаченная из бюджета спутница, оказывающая весь спектр эскорт-услуг влиятельному бизнесмену. Не самая дорогая, признаться. И точка. А он… – восходящая звезда мировой дипломатии. Вот это поворот. Голова закружилась нещадно, она покачнулась. Выглядело, наверное, комично – стоило монгольскому представителю посмотреть на красавицу, прибывшую с Георгом, и та упала. Нет уж, работу свою по контракту она знала отлично. Улыбалась лучезарно, как прожектор, больше не видя вокруг никого, ничего – лишь бы выжить. Не искать его взгляд и стараться не чувствовать здесь его присутствия. Почему же так трудно? Будто кожу вдруг сняли, теперь стоит она такая вот – как ободранная лягушка перед камерами – и дрожит. Георг заметил. Осторожно подхватил под локоть, шепнул в ухо: – Ты побледнела. Давай-ка присядем, уже вполне можно. И повел ее в зал-ресторан. Первый день, день знакомств, деловой завтрак и дружественные "встречи без галстуков". Выжить бы. 23. Дипломатия Арат с дежурной, словно намертво приклеенной к губам улыбкой что-то рассказывал членам русской делегации. Отвечал на вопросы, шутил, сыпал ворохом фактов. Представитель "АЛРОСА" – коренастый и крепкий якут – с нескрываемым сарказмом поглядывал в сторону конкурентов. Они выглядели явно лишними на этом азиатском празднике жизни. И даже спутница Георга, определенная, кажется, на роль того козыря, что в рукаве, здесь была неуместна. АЛРОС шел на сговор. И них были карты, подробнейшая аналитика и данные георазведки. Ни у кого в мире этого больше не было. Масштабы из разряда сверхсекретных. Годы работы советских геологов, информация, цены которой не было – все в одной папке. Вот это – действительно козырный туз, увесистый и настоящий. Не просто красивая девушка, главная ценность которой – ее чистый русский язык и паспорт москвички. А что касается инвестиций – тут противники были на равных. Но одни были чужаки, а другие – соседи, партнеры и прочие милые сердцу монголов слова. В тот момент Арат ощутил себя исконным монголом. Дипломатом? О нет. Завоевателем, жадным и беспринципным. Победителем в этой войне, на коне с булавой и щитом. Ничего тут Георг не получит. Не из того теста сделан их гордый народ, чтобы прогнуться и не взять своего, пусть даже этот алмазный король не рассчитывает. Катится прочь пусть с пустыми руками. Только вот не с пустыми… Где она сейчас, рядом с ним? Одного быстрого взгляда хватило, чтобы увидеть ладонь Георга на талии Марины. И ее ослепительно длинные ноги, подчеркнутые узким платьем чуть выше колена. Словно под ребра воткнули тупое копье. Каких сил ему стоило ее "не замечать" – знал один лишь Всевышний. Никогда Арат не думал, что умеет ревновать так остро. Гордые монгольские мужчины считали эти страсти себя не достойными. Может, и случалась с кем эта беда – в песнях не пели об этом, в сказках не рассказывали. Ревность – это малодушие, простительное лишь для детей. А женщины – те пусть развлекаются, им можно все. А его вот сейчас разрывало на части. Било волнами ярости о твердый берег самоконтроля. Не думать о ней он не мог. Представлял себе руку Георга под юбкой Марины, здесь, сейчас, рядом… Капли пота выступали на лбу от борьбы с этим чувством. А он с легкой улыбкой вел оживленную беседу с якутами, отвечал на вопросы группы De Vossen, и все это – с бесконечно любезным выражением лица. Постоянно ловил на себе взгляд Георга. Чем, интересно, он обязан столь пристальному вниманию? Не Марина ли открыла его личность своему любовнику? Это было бы сильным ударом. Не потому ли она оказалась в Москве так внезапно? Не в этом ли была причина ее отстраненности все последние недели их общения? А может быть, весь этот пассаж с их как бы случайным знакомством – просто тщательно запланированная операция в духе шпионских страстей? Он и сам бы вполне мог придумать такую операцию. Масштабы событий, разворачивающихся сейчас, вполне допускали игру на высочайшем уровне. Здесь задействованы такие власть и деньги, что на их фоне обычная девушка – просто разменная монета. Сколько пишет свою хронологию человечество – всегда были подобные ставки и игры. Поймал ее взглядом. Прямая, как будто копье. Невозмутимая. Наклоняется к своему спутнику, слегка улыбается, кивает. От ее отстраненного спокойствия еще больнее. Неужели все было фальшивкой? Вот девушка потерла виски, чуть морщась, положила салфетку, промахнувшись мимо стола. Встала, споткнувшись. Быстро прошла прямо к выходу, попросив ее не провожать. Что это, игра на зрителя? Или у нее просто сдали нервы? Свой внезапный порыв ее догнать он безжалостно пресек. Глупо. Не сейчас, не сегодня. Грядет заключительный тур переговоров, самый сложный. Уже завтра Георг выйдет с ним на бой, и судя по тому, как он разглядывал монгола украдкой, хитрый лис сразу вычислил его в делегации. Были там представители и много старше, опытнее, просто почетней. Но основные надежды возлагались именно на Арата – молодого, амбициозного, талантливого. Знавшего изнутри и Москву, и Америку. Монголии были нужны не просто выгодные условия, это было не так сложно. У его страны не было технологических возможностей для сложного процесса разработки кимберлитовых трубок. И техники не было, и обученных кадров. Приобрести – очень долго и дорого. Открывать целые ВУЗы и НИИ только ради процесса? Это значило лишь затянуть его на десятилетия. Вопрос разработки месторождений вставал ребром не впервые. И всегда упирался в неразрешимые проблемы. Арат лично создал план их решения (очень он любил планы). Американцы предлагали выгодные условия, а русские – не полную экспансию алмазоносного нагорья, как De Vossen, а полный цикл обучения кадров, технику, технологии, инвестиции. За русских были и давно отработанные транспортные связи с соседями, и политическая ситуация, даже вечно во всем сомневающиеся соседи – китайцы. Против них лишь глобалисты. Что же, завтра они опускают забрала, и вперед. А сегодня лишь отдых и сон. Он запретит себе думать о ней. Ставки так высоки, что он сможет. У него просто нет права проиграть. *** Марина не ложилась спать, не раздевалась даже – ждала. Не может он не прийти. Не может делать вид, что между ними ничего больше нет! Ее всю трясло от волнения. Что она ему скажет? Раскричится? Устроит скандал? Обвинит… в чем? Или просто кинется ему на шею, заплачет и скажет, что очень скучала? А он? Нервно расхаживала по номеру, забыв даже снять туфли. Потирала обнаженные плечи, дрожа. Выпила три стакана воды, не чувствуя жажды. Снова и снова бросалась к дверям, улавливая шаги в коридоре. Включила телевизор, услышала русскую речь, тут же убавила звук. Пусть себе бормочет, создавая иллюзию присутствия. Включила телефон: ну конечно, он не может ей позвонить на американский номер, а мессенджеры она тут не устанавливала! Наверное, он ей писал, пишет… а она…Быстро установила все, что помнила.