Она снова молчала. Гудок, второй третий. Пятнадцатый, сорок пятый. Писал ей, звонил. Отправлял сообщения голосом. Тишина. Америка затонула? Рухнул Нью-Йорк? Он больше не мог уже думать об этом. Никак, совершенно. Запретил себе, переключившись на прогулку в компании Луниных-младших. Девочки просто его обожали. Еще бы он не просто стоял рядом с детской площадкой, как все эти взрослые – он был эпицентром всех детских событий, придумывал им приключения, целые квесты. Уже спустя полчаса вся детвора во дворе скакала под его чуткой рукой, как вокруг Дед Мороза. И это он все умудрялся проделывать, держа в одной руке хохотавший конверт с крупным младенцем! Ведя хоровод, вытряхивая снег и льдинки из детских комбинезонов, собирая вокруг рукавицы, Арат не переставал мрачно думать, упорно терзаясь. Дети замерзли и хныкали, пора возвращаться. Дома ждал их вселенский дурдом. Сборы этой семьи были похожи на срочный переезд мира в Ноев ковчег. Лиза собиралась очень быстро и сосредоточенно: сумки, рюкзаки, коляски. Ровно с той же скоростью Аленка и Андрей все разбирали. Перемешивали. Раскидывали в поисках чего-то очень важного. Приносили обратно. Пока сам Арат не облегчил Лизе жизнь, забрав снова детей и предложив главе семьи пойти вместе поужинать. Тот вздохнул с видимым облегчением, наводить хаос рядом с женой было очень непросто, и они отправились на кухню, где Аленка влезла отцу на колено, сосущая палец Катюшка была размещена в специальное кресло, а мужчины разместились за столом, заедая тревоги. Арат снова нажал кнопку вызова. Скоро это станет дурацкой привычкой, как грызть нервно ногти или ковыряться в носу. Марина молчала. Ровно через пятнадцать минут ворвалась растрепанная Лиза, быстро засунула в рот небольшой бутерброд, увидела строгое лицо мужа, залила это дело какао, смела остатки ужина в бокс, налила два термоса и, уперев руки в боки, сказала: – Я вас долго ждать буду, мужчины? Выносим все вещи, забираем детей и рванули. Мне еще заправлять оливье, а вам – печки топить, между прочим. Молча поднялись. В холле стояла внушительная гора вещей, все в строгом порядке. Такса Луниных бегала под ногами, оживленно обнюхивая новые запахи, суетилась, собираясь в дорогу. Лиза быстро загрузила собаку в переноску, одеваясь одной рукой, второй недвусмысленно подгоняя своих спутников. Катюша уснула. Аленка тоже клевала носом. Вот и отлично – в дороге дети уставшие на прогулке и сытые дети будут спать беспробудно. Быстро все загрузили, включая детей и собаку. Сунул в карман телефон и зарядку, снова нажал этот вызов проклятый. Марина молчала. Тягостное такое ощущение пустоты. Будто выглянул ночью в окно, а там пусто. Или утром на небе нет никакого Солнца. Звездочка, ты где, почему ты молчишь? Еще раз набрал. Недоступна. Что делать? Поехали. Откинул голову на спинку сидения джипа. Ему нравилось на штурманском месте – украдкой разглядывая водителя, смотря в окна. Андрей вел свой джип, словно самолет – уверенно и спокойно. О чем-то своем размышлял, усмехался, посматривал в зеркало заднего вида на "своих женщин" и лицо его становилось таким… Будто подсвечивалось изнутри фонариком. Арат очень сильно ему завидовал. Любовь, дети, семья. Мелькнувшая было мысль: предложить себя в смену водителем, быстро пропала. Андрей был пилот своего корабля, никому не доверит он судно и свой экипаж. Это было очевидно. А у монгола вдруг появилось свободное время. Чтобы распутать клубок своих мыслей, по полочкам все разложить, отметая фантазии, трезво и планомерно. Составить план действий. Идеи, задачи и способы их решений. Учесть все погрешности. Куда ж это он и без плана? А за окном снова шел снег. Валил хлопьями, несясь в лобовое стекло на немыслимой скорости. Зима шла в атаку, слепя, заметая. Фары подсвечивали тонкий силуэт трассы, знаки выныривали призраками на обочине. "Мчится тихий огонек моей души"… И Марина молчала. Как так–то? "Тихо-тихо-тихо, там Нью-Йорк говорит с Москвой", – звук этой песни внезапно выплыл из приемника. – Выключи, – нервно выкрикнул Арат, весь сжимаясь. И тихо добавил: – Пожалуйста. Андрей с тревогой взглянул на него. В принципе, он мог понять монгола. Сам так же когда-то страдал, но наверное, ему было легче. Он был точно уверен тогда, что у них с Лизой не было общей истории, быть не могло никаких отношений. Только красивый момент, скрасивший жизнь двух людей, бесконечно несчастных и одиноких. Это ему не мешало мечтать, твердо зная. А Арат… он вообще ни в чем не уверен, кроме того, что его любимая сейчас с другим. Наверное. На выезде из Москвы снова встало и в поток бесконечных машин. Новогодние пробки. Горожане стремятся уехать на волю из громкой Москвы, в эти дни наполнявшейся гулом петард и туристами. "Там далеко, далеко, есть земля", – прошептал про себя Арат. – "Там снег, там столько снега…" Легче не становилось. Надо же, как получилось. До той снежной Нью-Йоркской ночи он никогда не знал, что такое ревность. И как оказалось, что такое боль – тоже не знал. Это так на него не похоже. Что же, всему есть предел… всему, кроме любви. Теперь-то он был абсолютно уверен, что любит. Многократно себе уже в этом признался. И ей, только так, чтобы не понимала. Только теперь эти игры закончились. Он понял твердо: не хочет больше давать ей выбор. Он просто хочет забрать Марину себе, поймать в этой "степи" и больше совсем никому не отдать. Навсегда. Засыпать и просыпаться рядом с ней. Готовить ей завтраки, варить кофе. Да, он ответил себе на тот самый вопрос, что задал ему дед. Он хотел видеть ее в своих детях. Улыбку эту, эти длинные ноги и эту нескладность. Пальчики, эти прекрасные пальчики, тонкие, будто резные. Хотел качать на руках их ребенка – пусть не сейчас, пусть через несколько лет. Уж если ехидный Кирюха с разбегу и сразу решил, что ему просто стоит жениться на этой его Пенелопе, так может и правда? Зато, как надежно. Хлопотно? Ну и что же. Надо только сделать шаг и встретиться с Георгом, выяснить все по-мужски. Сбегать больше не было смысла. Все изменилось, теперь он не просто случайный прохожий, небольшое ее приключение, он – претендует. К тому же, ошибки свои повторять было глупо. Москва осталась далеко позади, сияя гигантским заревом, начинались леса и поля. А вместе с Москвой позади осталась удушающая беспомощность и сомнения. Россия – она такая. Огромная. Безграничная. И очень честная. В ней нельзя жить в полсилы. Он принял решение и даже немного повеселел. Все, Марин. Допрыгалась. Ты моя. Ты ведь еще там, на приеме, ждала этого, да? Чтобы я тебя украл у твоего алмазного короля. Чтобы выгрыз зубами. Нет, ты не зря окрестила меня Соболем. Соболь, несмотря на миленькую мордашку и пушистый хвост – зверь хитрый и коварный. Он не просто способен всегда за себя постоять. Он может и больше. Даже волк не полезет ловить этот мех на закуску. Соболь свиреп, защищая свое. Комок ярости и вихрь силы, способный на прямую схватку и на самое изощренное лукавство. Соболь может выгрызть глаза спящему лосю и задушить слабую косулю. Огромных глухарей выдергивать из-под снега и развешивать на сучках обледеневших сосен убитых на охоте и замерзших белок. Маленькое чудовище с драгоценной шкуркой. Он такой. Проснулся спустя три часа на заправке. Андрей пил кофе на капоте, тихо разговаривая с обнимающей его двумя руками женой, давал ей прихлебывать из своей чашки, целовал в лоб. Арат невольно ими залюбовался. Марина как-то обмолвилась, что у ее сестры с мужем все было непросто. Значит, нашли друг друга, и всех победили. Значит – сможет и он. Как все же странно! Ему никогда раньше и в голову не приходило, что любовь – это тоже сражение. А за счастье нужно биться со всем миром. И с собой. И с телефоном – связи совсем больше не было, никакой совершенно. Живя в мегаполисе, он отвык давно от этого варианта развития квестов со связью. Вылез из машины. Было немного неловко отрывать друг от друга супругов, но его дело явно важнее. – Ребят. А когда мы окажемся в зоне со связью? Лиза нервно хихикнула, отчего-то отведя взгляд. Андрей удивился, пристально посмотрев на Арата. – Как обратно вернемся, практически сразу. Вот тут вот ему поплохело. А если она позвонит, а Арат не ответит? Отчетливо представил себе Марину с ее умением придумывать проблемы и ее фантазией. Мир рухнет, погребя разом всех жителей. Море крови и трупы. Что делать? – Лиза, мне очень нужна связь. Просто очень. – Зачем? Простой вопрос. И как ей на него ей ответить? Сестра твоя – дура, невротик и истеричка? И кстати, я как бы на ней собираюсь жениться. – Арат, – женщина подошла к нему близко, пристально вглядываясь в лицо, – связи с Нью-Йорком все равно в эти дни не будет. Просто никакой. Перегружены серверы, падают вышки, я не знаю почему, но так было всегда. Невозможно связаться. Так что не дергайся. Отца я предупредила, он в курсе, куда мы пропали. – Да, все так. Не психуй. Марго если прорвется – отец ей расскажет. Но я думаю, мы вернемся быстрее. Мне как бы еще на работу вообще то, – Андрей улыбнулся с пониманием и подбадривающе. Несколько дней без надежды на ее звонок. Одни только мысли. Это будет голод. Ломка, если хотите. Тоска по Звезде. Хорошо, он мужчина. Придется тренировать волю в режиме "совсем без Марины". Не биться лицом об заборы и печки, улыбаться друзьям, не топиться в колодце. Рядом завозилась Катюшка, собираясь проснуться. Арат неохотно вылез из машины, впуская кормящую мать, и побрел за своей порцией кофе. Он сможет. Главное чтобы она не сорвалась, не натворила глупостей. Она тоже сможет, отлично он знает, прекрасно. 38. Новый год, такой разный Быстро, быстро! Все успеть: протопить дом, принести воды, поставить и нарядить елку. Лиза носилась по дому, как взъерошенное привидение, мужчины сосредоточенно занимались делами. Сонная Аленка со знанием дела качала коляску и напевала нехитрые песенки хныкающей сестре. Звезды на небе сияли, как прожекторы. Воздух звенел от мороза. "Скромным деревенским домиком" оказалась огромная древняя изба из толстенных темных бревен, со сказочными наличниками на окнах, двумя печками и тяжеленными дверьми на кованных петлях. Если это скромный, то какой тогда нескромный? Коттедж на три этажа? Дворец? Здесь была массивная деревянная мебель, украшенная нехитрой резьбой, и маленькие окна, покрытые толстым слоем льда. И теплые полы во всем доме, поддерживавшие небольшой плюс и работавшие под чутким контролем датчиков. Вода в большом цинковом ведре, ковшик в нем. Чугунный умывальник со звонким соском слива. Зимняя версия водопровода. Маленький сруб с деревянным постаментом и дыркой на улице и биотуалет в закуточке за кухней. Мультиварка с термопотом на кухне рядом с роскошной русской печкой. Фантастическое смешение древнего и сегодняшнего. Все это Арат видел, словно через стекло. Помогал Лизе, носил дрова и воду из уличной колонки, топил печку, подбадривающе улыбался скучающей Аленке, таскал сумки из машины, открывал дверь перед повелительно лающим таксом Луниных – весьма смышленым зверем по кличке Бес. Он был занят, это немного отвлекало. Хотя, судя по сочувственным взглядам супругов, их значительным переглядываниям (после неоднокраных попыток Лизы вытащить его из состояния задумчивости) – получалось не очень. Арат был в Нью Йорке. И снова звезды. Вечные, как сама земля. Те же самые, как над монгольской степью. Те же самые, что над Нью-Йорком, только сияющие через толщу морозного воздуха, как нигде. И снег тоже вечный. У крыльца стоял целый парк снежных лопат всех калибров и размеров. Подхватил одну и пошел очищать площадку перед домом и выравнивать дорожки. И нужно занять руки и голову. До Нового года уже оставалось часа полтора. Стол был накрыт, печка уютно потрескивала, дом прогрелся. Лиза достала заветную сумку с подарками. Мужу термобелье и бинокль. Он был очень странным охотником: брал ружье и собаку, идя просто в лес – любоваться. И сетовал после на то, что в прицел видно плохо. Добычу не приносил – стрелять было жалко. Сам процесс охоты – выслеживание добычи, работа с собакой – были важнее и интересней. Дочкам – игрушки и книжки. Соня наконец-то начала увлеченно читать. Книжек – целая стопка. Аленке можно было всегда и безошибочно дарить лис. Любых – у нее собрана их была уже целая коллекция. Катеньке – груда кубиков, хоть и "на вырост", но пригодятся уже очень скоро. Оставался Арат. А вот тут Лиза все еще сомневалась. Был у нее один ценный подарок. Понравится ли ему? Услышала за спиной шаги мужа. Этот звук она отличала из тысячи звуков всегда – безошибочно. – Андрюш, мне нужен твой ум. Иди сюда, вот, посмотри. Как думаешь, это нормально? Высокий, массивный, он подошел со спины, навис над макушкой, вздохнул. – Ты затейница. Я никогда не видел этого портрета. Кто автор? – Я. Мы когда-то с Маруськой писали портреты друг-друга. Мой остался у родителей, а ее я таскала с собой. В последний момент вот вспомнила, успела только вставить в первую попавшуюся рамку. Как думаешь? С небольшого портрета, написанного маслом, улыбалась совсем юная девушка. Лукаво, из-за плеча. Светлые растрепавшиеся вихры, блестящие глаза, букет поздней сирени в руках. Такая юная, красивая, счастливая. Он никогда ее такой не видел. — Ей тут семнадцать. Перед отъездом в Америку. Мечтала и была влюблена. Не помню уже в кого. В кого-то.