– Если бы у меня тогда… был такой, знаешь – стало бы легче. Хочу твой. Надо у сестры твоей стребовать. Он очень нежно поцеловал жену в шею, обведя пальцами вырез футболки. Сколько бы они не были вместе – зажигали друг друга, как спички, с первого прикосновения. Лиза с видимым сожалением взглянула на настенные часы. Оставалось сорок минут до Нового года. Пора… Быстро закончила последние приготовления, загнала домой Арата и девочек, уже замерзших, уставших, проверила младшую, спящую сыто и крепко. Все уселись за стол, под звуки курантов, разливая шампанское, включая трансляцию обращения Президента у стен Кремля. Арат смотрел на весь этот сложный русский ритуал с максимально возможно округлившимися глазами. Нет, что такое русский Новый год, за годы учебы в МГИМО он успел узнать отлично. Но праздник в семье встречал впервые. Все было ново и интересно. Подарки он тоже приготовил еще в Монголии, обо всех понемногу узнав нужную информацию. И минуту спустя Сонечка радостно пыхтела над пяльцами с шерстью, Аленка визжала от восторга, размахивая лисицей, сшитой из меха горной козы. Андрей восторженно проверял остроту настоящего монгольского охотничьего ножа, а Лиза примеряла филигранный комплект серебряных этно украшений. Даже спящей Катюшке достанутся рукавички из соболя. – Арат! А у нас тоже тебе есть подарок. От грустных дум отвлек голос Лизы. У них с младшей сестрой совершенно одинаковые голоса. Он уже почти что привык к этому феномену, но все равно еще вздрагивал. Она протянула небольшой и плоский сверток. Попытался было возразить, он совершенно не рассчитывал на ответные подарки от этих прекрасных людей, но взгляд Лизы заставил его замолчать. Потянул, развернул и … забыл, как дышать. Как живая, вся сотканная из легких мазков, такая легкая, прозрачная, Марина. Она словно искрилась лучиками веселья, светилась, смеялась. У него теперь будет Марина. Своя, никуда не уйдет, не спрячется, не убежит. Как бы все не сложилось, теперь она будет. Арат поднял глаза на молчавших все это время Луниных. – Ребята. Вы просто… волшебники. Не представляете… – Ой, все, Ромео. Пошли лучше в баню. Лиз, прибудем уже через час. Вы ложитесь, не жди нас. Она усмехнулась. Подарок удался, Лиза зря сомневалась. И правда, пусть… в баню идут мужики. 39. Возвращение залетной птицы Дорога была очень трудной. Марина никогда еще так не уставала от пути. С самого детства привыкла жить "на чемоданах" и всегда испытывала лишь приятное возбуждение от состояния сборов и перемещения в пространстве. Казалось, что дорога – это часть свободы. Закрыл одну дверь и, пока ты не открыл другую – ты свободен. Теперь все было иначе. Как будто вышла в космос, а войти забыла. Болталась между небом и землею, никаких опор, никакой смены дня или ночи. Пусто в душе, голове и физически больно. Москва. Полупустой аэропорт. Посмотрела на свою фотографию в Российском паспорте и посмеялась: такая там девочка – юная, трогательная, ну, просто ребенок. Из зеркала туалета на нее смотрела совершенно другая Марина. Синяки под глазами в половину лица, худая, дико уставшая. И как такой показаться родителям? Хотя… У нее же диплом и вообще-то работа на двух работах. Не жалость должна вызывать – уважение. Как там Лиза сказала: "Теперь ты – планета!". Что дальше? Улетая поспешно, почти истерически Марина думала о чем угодно, только не о плане действий. Идиотка! Ладно, поедет к родителям. В конце концов, повод есть, мама явно выразила тот факт, что они очень-очень скучали. А она вот такая, уставшая вся и замотанная, бросила неотложные свои дела, сорвалась и примчалась. Осталось поверить в это все самой. Благо дорога не близкая, Марина успеет пропитаться этой светлой идеей. Заодно и узнает там у них, куда же пропали Лунины. Лизин телефон она помнила отлично, на сообщения ей та не отвечала, а звонить Марина не рискнула. Запросто может сейчас поругаться с сестрой, причем в режиме монолога. Ни один Арат того пока не стоил. Ну, по крайней мере, ей бы очень так хотелось думать. Новогодняя Москва была прекрасна, как открытка. И такая же чужая. Питер она любила больше. Приезжая когда-то к родителям мамы, долго себе представляла, как будет там жить. Не сложилось. Нью-Йорк она тоже не любила. Жила, двигала плавникам, как рыба в быстром течении, но не любила. Что такое вообще любовь? Вот это, что сейчас ее рвало на кусочки, как голодный зверь, и страшило? Или то, что тянуло домой? Приближаясь туда, она вдруг все острее понимала: а ведь тянуло! Так странно! От метро прогулялась пешком. Надо бы взять хорошую привычку эту у Арата – придумывать планы. Начать можно прямо сейчас. Третий этаж, стальная дверь в их бокс. Те же замки. Мягко вставила ключ, повернула. Открыла. Дома действительно никого не было. Что они тут, сговорились?! Вошла на кухню – тут все по-прежнему. Пахнет Новым годом, полный холодильник восхитительных явств, и еще столько же – она помнит – в холодном шкафу под широким подоконником. Схватила пару пирожков, восхитительно вкусных. Как же их не хватало ей в Нью-Йорке! Упала на уютный кухонный диванчик и уснула. Бесконечная усталость последних дней навалилась бетонной глыбой. *** Под пушистым теплым пледом она вновь ощутила себя ребенком. Так спокойно и тепло, и пахнет вкусно! Просыпаться совсем не хотелось. Но придется. Медленно села, неохотно открывая глаза. За столом напротив сидел отец в очках и с электронной книгой, сосредоточенно ее читая. Стол был накрыт на троих. На часах было уже девять вечера. Она проспала тут весь день без тревог и сновидений. Уже за это за одно можно было возвращаться в их старую квартиру на Басманной. Тихо шелестела газовая колонка. Мама колдовала у плиты, что-то тихонько напевая. Отец поднял на нее взгляд. Только он умел смотреть вот так вот на Марину: с невозможной нежностью и сарказмом одновременно. Хотелось сразу залезть на ручки и пробормотать оправдания. Хотя он никогда не судил, лишь говоря дочерям: "Всегда приползайте". – Поспала? – отец отхлебнул чай из своей неизменной чашки и внимательно посмотрел на дочь поверх очков. Марина кивнула, с трудом разлепляя глаза. – Ты надолго? Внезапная ты наша залетная птица! Залетная… Если бы мама знала, насколько может быть права… – До пятого. Я надеюсь. Если не выдернут раньше. – Кстати, какими ветрами? – мама подошла к столу, опершись о него руками. Невысокая, особенно в сравнении с долговязой младшенькой, и как она умудрялась на всех смотреть сверху вниз? И снова Марина чувствовала себя школьницей, прятавшей под ковром дневник с "позорящей их семью четверкой". Ничего не менялось. И правильно. – Ты же сказала тогда. Я подумала… – Ясно. Давайте-ка ужинать. Ты голодна? Марина снова кивнула. – Худая какая, ты там в Америке случайно не коробки в порту разгружаешь? – Хуже. Подрабатываю рикшей на Бродвее, конечно. Ночами. Отец улыбнулся. – Лиза сказала, что у тебя диплом, и ты очень занята. Что рисуешь? Лиза, Лиза, везде Лиза! – Я до нее так и не дозвонилась, – Марина потянулась за горячими плюшками, пододвигаемыми мамой. Нигде и никогда она больше не ела таких, м-м-м… – Ясное дело. Они как всегда уехали на Новый год в деревню. – Пейзажи рисую. И когда уехали? – Тридцатого сорвались, – мама смотрела на Марину насмешливо через изящную оправу очков. Таким взглядом зоолог смотрит на лягушку в банке. – Подхватили детей, Беса забрали, Лиза схватила этого своего… нового поклонника. У нее их уже целая коллекция. Скоро монгольский гость будет носить ей тапочки, писать стихи и присылать открытки – все, как обычно. Да, мама всегда была величайшим манипулятором, Марина это знала. Мать дергала за веревочки, дочь послушно дергалась. Как и сейчас. Моргнула беспомощно, перевела взгляд на отца. – Ужинай. Завтра туда едет Вася. Я позвоню ему, если захочешь, к ним присоединиться – подхватит. Тебе ведь ужасно нужны красивые зимние пейзажи, ведь так? Папа как обычно нашел быстро выход и составил план эвакуации. Чтобы без жертв и без трупов. Спасатель! – Да, я…. Спасибо. Он улыбнулся, протягивая Маринке очередную горячую плюшку. Как с ним спокойно! Будто от одного его взгляда притихла буря в сердце. Рядом с папой можно смело оставаться ребенком, он все решит, все придумает, все… спланирует? Как Арат. За него можно спрятаться. Как за Арата. Конечно, потом она вспомнит еще мамины слова о поклонниках и про тапочки вместе с открытками, будет ворочаться в постели всю ночь и к приезду соседа готова будет уже просто бежать пешком в эту проклятую деревню пусть даже через всю Москву и по сугробам. Все потом. А сейчас они просто семья, так давно не сидевшая за одним столом. Непростые, но очень любимые люди. Родители. *** Утром ее разбудила мама. Она сидела в кресле напротив Марининой кровати и задумчиво смотрела в окно на идущий снег. Марина села, хлопая глазами. – Знаешь, у меня есть для тебя кое-что, – мама протянула ей шкатулку размером с детский кубик. Марина осторожно открыла резную крышку и ахнула: на атласной подушечке в центре шкатулки лежал ослепительно красивый елочный шар. Тяжелый серебряный шар с миленьким ангелом, ладошкой подпирающим толстую щеку. Филигранный орнамент, тонкая работа. Сколько стоил подарок родителей – было страшно даже подумать. Они не были людьми богатыми, но всегда свято чтили традиции. Значит, это подарок с историей. Марина притихла, приготовившись слушать. – Когда-то, уже очень очень давно ко мне пришла мама, – лицо матери осветилось такой мягкой, непривычно нежной улыбкой. – Перед Новым годом, Рождества тогда никто просто не праздновал. И подарила мне… шарик. Нет, не этот, не думай. Другой, ты видела его на елке, он там был. Для тебя всегда. Да, елка в доме у Выгодских была особым ритуалом. На ней висело целое состояние – антикварные игрушки в семье собирались лет триста. И каждое светлое и важное семейное событие добавляло игрушку на елку. В память, чтоб не забылось. Рождение детей, свадьбы, победы. Маринин личный ангел там тоже висел – в честь рождения Марины. – В этот год я вышла замуж. И свою елку начала с этого самого шара. Потом, когда родители умерли, мне в наследство достался весь сундук с игрушками. К моей уже елке. Держи. Мне кажется отчего-то, что твоя пора настала. Если нет – просто спрячешь его до той самой, своей елки. А я буду верить, что когда нас с отцом уже не будет, вы подарите своим детям такие подарки и вовремя. Какая елка? Она не знала, что с ней будет уже завтра. Какая семья, какие традиции? Родители бесконечно отстали от жизни – с ее темпом, с ее безумием. Сидят в этом самом своем мирке с елками, никуда не спешат, ничего не видят. А она сейчас готова биться головой об стену, снова и снова вспоминая о тапочках Лизы, проклиная себя за идею познакомить сестру с Аратом. Теплая рука прикоснулась к ее щеке, осторожно вытирая слезы. Марина очутилась вдруг в теплых объятьях, сейчас ей так нужных. – Ну-ну, Маруся, взрослеть всегда больно. В любви – каждый сам за себя! И запомни: если вдруг ты находишь в пыли свой алмаз – бейся насмерть. Никому не отдавай, слышишь – никому. И никаких сомнений. Лучше ругать себя за свершенное, чем всю жизнь жалеть о несделанном. Мама качала ее на руках, будто в детстве. Жесткая, умная, властная она была потрясающей матерью. Марина хотела бы быть для своего ребенка хоть чуточку такой же. Готовой убить каждого, кто не так взглянет. Да, им с сестрой от нее доставалось, частенько им было несладко. Но мама есть мама, и она прекрасна. – Одевайся, Муренок, завтрак уже на столе, папа тебя отвезет к дому Васи. У тебя еще час. Вооружайся и вперед. Не пропадай больше, слышишь? Мы всегда с тобой.