– Ну что ж, я только что принял решение: запишусь в сухопутные войска. – Реально? В сухопутные войска, да? – Ну а то. – А что потом? Получишь какую-то специализацию? – Собираюсь ехать во Вьетнам. – А там что? – А там замочу дохуя людишек. – Боже, – воскликнула она. – Ты сейчас не с парнями, знаешь ли. Я вообще-то девушка. – Виноват, мэм! Стиви положила ладонь ему на шею и ласково погладила пальцами по волосам. Он выпрямил спину, чтобы она прекратила. – Какие ужасные вещи ты говоришь, Джеймс. – Что? – То, что ты сказал. – Да вырвалось просто. Я не хотел… то есть не имел в виду ничего такого. – Тогда не говори так. – Ну блин… Ты правда думаешь, что я такой злой? – У каждого есть тёмная сторона. Просто не надо её подпитывать, пока не разрослась. Они снова поцеловались. – Ладно, проехали, – сказал он, – чего тебе сейчас хочется? – Чего… Не знаю. У нас есть бензин? – Ну а то. Его взволновало то, что она сказала «у нас». – Давай покружим по району и посмотрим, что вообще происходит. – Давай тогда выберем дорогу подлиннее. Это значило, что он сможет серьёзно к ней подкатить. – Ладно. Это значило, что она не возражает. Уже в темноте Джеймс остановился перед домом, и тогда же с работы вернулась мать на «шевике» Тома Муни с откидным верхом – она смотрела в окно с пассажирского сидения: рот у матери был рассеянно приоткрыт, лицо скрывалось под потрёпанной соломенной шляпой, а шею защищала бандана. Муни помахал Джеймсу, и Джеймс уронил окурок на землю, притоптал каблуком и помахал в ответ. К этому времени «шевик» уже уехал. Мать так и вошла домой, не сказав сыну ни слова – это молчание было необычно, но очень его обрадовало. Длилось оно, пока он не последовал за ней на кухню. – Если думаешь, будто я не умоталась на этой ферме, так подойди потрогай, как вот тут на руке мышца дёргается. Достанет у меня сил разогреть банку супа, так ты лучше поешь. Не заставляй меня суетиться, сядь себе да о чём-нибудь помечтай. – Она включила на кухне свет и встала под лампой, маленькая и выдохшаяся. – У меня палка колбасы есть и помидорчиков тоже вот немного. Бутерброд хочешь? Садись, приготовлю нам супа и бутербродов. А где Беррис? – Кто? – Сейчас объявится. Он же у нас вечно голодный. Я пока донашивала его до срока, вес потеряла. В начале весила сто девятнадцать фунтов, а на девятом месяце похудела до ста одиннадцати[43]. Кормился он на мне изнутри-то. – Утирая лицо, она вымазала его грязью с ладони. – Мам, ты руки-то хоть мой перед готовкой. – О, господи, – вздохнула она. – Вот дела-то, настолько умоталась, что аж себя не помню. Так, открой мне банку, сыночка. Они сели есть арахисовую пасту, варенье и суп «Кэмпбелл» прямо из банки. – Давай-ка я помидорчик разрежу. – Я только что поел. Мне уже не хочется. – Овощи надо кушать, овощи – они полезные. – Так вон в супе овощи есть. Он ведь и называется «Суп овощной». – Ты не убегай. Я поговорить с тобой хочу. Когда у тебя летние каникулы начинаются? – Сегодня был последний день уроков. – Так приходи тогда работать на ферме. – Ну не знаю. – Не знает он, ты смотри! Как денюжки тратить, так всё он знает, а как заработать хоть чего-нибудь, так не знает он, ишь какой! – Я подумывал про военную службу. Может, в армию пойду. – Когда? Сейчас? – Мне уже семнадцать. – Семнадцать лет – ума нет. – Биллу-младшему тоже семнадцать было. Ты за него подписалась. – Полагаю, это ему не во вред пошло. – Он, кстати, звонил сегодня. – Звонил? Что рассказывал? – Ничего особенного. Он в Гонолулу. – Ни разу от него ни гроша не видела. Правда, не то чтобы я хоть раз об этом просила. – Если попаду в армию, буду присылать тебе понемногу. – Ну, разок-другой он отправлял кое-какие денюжки. Не регулярно. Но в последнее время – нет. А попросить я у него не могу – гордыня душит. – Каждый расчётный день буду присылать понемногу. Клянусь, – пообещал Джеймс. – Это ты уж сам решай. – Так, значит, ты за меня подпишешься? Она не ответила. Джеймс взял вилку и отправил в рот дольку помидора. – Ты мне отправляй конверт каждый месяц, а я буду в нём деньги назад посылать. – А с вербовщиками-то ты уже говорил? – Поговорю. – Когда? – Поговорю. – Когда поговоришь-то? – В понедельник. – Если в понедельник к вечеру у тебя будут документы и ты сможешь указать мне веские причины для службы, то я, может, и подпишусь. Но если ты только мечтаешь, тогда во вторник лучше просыпайся да езжай вместе со мной на ферму. Телефон у нас снова на линии, а за квартиру дай-то бог, чтобы было чем заплатить. Где же Беррис?