Фенринг медленно повернулся лицом к Полу. – Делай же! – прошипел Император. Граф внимательно вгляделся в Пола (леди Марго научила его смотреть взглядом Бинэ Гессерит) – и постиг его тайну и пробуждающееся величие. «Но я могу убить его», – подумал Фенринг, понимая, что это правда. И в тайных глубинах его собственного существа что-то шевельнулось, и внутренним взором он пригляделся к себе, к тем преимуществам, которые у него были: к боевому опыту, тайным приемам и скрытности побуждений. Ощутив в какой-то мере мысли графа сквозь бурление временной стены, Пол вдруг понял, почему никогда не видел Фенринга в тенетах предвидения. Фенринг был одним из тех, кто мог бы стать… Почти Квизац Хадерач с единственным дефектом в наследственности – евнух. И все его таланты ушли вглубь, во внутреннее. Глубокая симпатия к графу наполнила Пола, и он впервые ощутил братские чувства. Уловив эмоции Пола, Фенринг ответил: – Ваше величество, я вынужден отказаться. Ярость переполнила Шаддама IV. Оттолкнув свитских, двумя шагами он приблизился к Фенрингу и с размаха ударил его по щеке. Темная краска затопила лицо графа. Он поглядел прямо на Императора и с деланым безразличием произнес: – Мы были друзьями, ваше величество. Но поступок мой выше дружбы. Я прощаю вам этот удар. Пол откашлялся и произнес: – Так мы говорили о троне, величество. Император вихрем развернулся обратно и выпалил: – Трон – мой! – Безусловно – на Салузе Секундус, – заметил Пол. – Я сложил оружие и явился сюда под честное слово! – крикнул Император. – И ты смеешь еще угрожать! – В моем присутствии ваша персона находится в полной безопасности, – отметил Пол. – Как и обещал Атрейдес. Но Муад'Диб приговаривает вас к ссылке на вашу тюремную планету. Не бойтесь, величество, я всеми своими силами облегчу тяготы жизни там. Этот мир станет садом, цветником. Скрытый смысл этих слов дошел до Императора, и он яростно поглядел через всю комнату на Пола. – Ну, теперь мы по крайней мере видим истинные мотивы, – усмехнулся он. – А фримены получат все, что обещал Муад'Диб, – продолжил Пол. – Под небом Арракиса потечет вода, зазеленеют ласковые оазисы. Но не следует забывать и о специи. Поэтому на Арракисе всегда будет пустыня… и свирепые ветры, и испытания, что закаляют мужчину. У нас, фрименов, есть поговорка: «Бог создал Арракис для испытания верных». Нельзя идти против воли Всевышнего. Старая ясновидящая, Преподобная Мать Гайя Елена Мохайем, по-своему поняла скрытый смысл его слов. Ощутив угрозу джихада, она выкрикнула: – Ты не можешь, ты не имеешь права напустить этот народ на Вселенную! – Конечно, куда им до гуманизма сардаукаров, – с насмешкой ответил Пол. – Ты не можешь, – хрипло повторила она. – Ты же ясновидящая, – сказал Пол. – Вслушайся в собственные слова. – Он поглядел на принцессу крови, потом на Императора. – Давайте побыстрее закончим с делами, величество. Император потрясенно уставился на дочь. Она тронула его руку, сказала успокаивающим тоном: – Отец, меня ведь и воспитывали для этого. Он глубоко вздохнул. – Деваться некуда, – пробормотала старуха-ясновидящая. Император выпрямился, замер, остатки былого достоинства вернулись к нему. – Кто будет вести переговоры за тебя? Родственники? Пол отвернулся, взглянул на мать. Опустив глаза, она стояла рядом с Чани за цепочкой стражей-фидайинов. Он подошел к ним, посмотрел сверху на маленькую Чани. – Я все понимаю, – прошептала Чани, – раз так должно быть… Усул. Услышав в ее голосе сдерживаемые слезы, Пол прикоснулся к ее щеке. – Сихайя, не бойся, тебе нечего бояться. – Уронив руку, он обратился к матери: – Мать, вести переговоры будешь ты. Вместе с Чани. Она мудра и проницательна. Все знают, что никто не торгуется так упорно, как фримены. Она будет глядеть на все глазами любви ко мне и думать о своих будущих сыновьях, об их нуждах. Прислушивайся же к ее словам. Джессика почувствовала в словах его твердый расчет и подавила дрожь. – Какие будут инструкции? – спросила она. – В качестве приданого я требую всю долю Императора в КАНИКТ. – Всю? – она потрясенно умолкла. – Его следует обобрать до нитки. Еще я требую титул графа и директорское место в КАНИКТ для Гарни Холлика, пусть он получит в файф Каладан. Кроме того, титулы и места помощников всем уцелевшим солдатам отца, до самого последнего рядового. – А что для фрименов? – спросила Джессика. – Фримены – мои, – отвечал Пол, – и они получат свои награды из рук Муад'Диба. Я начну с назначения Стилгара губернатором Арракиса, но это может пока подождать. – А что для меня? – спросила Джессика. – Ты чего-нибудь хочешь? – Может быть, Каладан? – сказала она, поглядев на Гарни. – Я еще не уверена. Я слишком уж стала фрименкой… и Преподобной Матерью и хочу лишь немного мира и спокойствия. – Ты получишь и то, и другое, – сказал Пол, – все, что будет по силам нам с Гарни. Джессика кивнула, вдруг ощутив себя старой и усталой. Она поглядела на Чани: – А что ждет наложницу будущего Императора? – Не надо мне титулов, не надо… – зашептала Чани. – Ничего не надо, я умоляю. Пол поглядел ей в глаза, вспомнив вдруг, как стояла она перед ним, прижимая к себе крошку Лето, их убитого мальчика. – Клянусь, – прошептал он, – титул тебе не потребуется. Эта женщина будет моей женой, а ты – наложницей, так рассудила политика – приходится примирять всех, привлекать Ландсраад на свою сторону. Приходится подчиняться условностям. Но эта принцесса получит от меня лишь имя. Ни ребенка, ни ласки, ни взгляда… ни мгновения страсти. – Это ты сейчас так говоришь, – отвечала Чани, поднимая глаза на стройную высокую принцессу. – Неужели ты еще не узнала моего сына? – прошептала Джессика. – Смотри, как держится эта принцесса, сколько в ней гордости и высокомерия. Говорят, что у нее писательские наклонности. Будем надеяться, что она найдет утешение в литературе, ничего другого ей не останется. – Джессика горько усмехнулась. – Подумай, Чани, у принцессы будет громкое имя, но жить ей суждено будет хуже наложницы… Подумай, ни мгновения ласки… А нас, Чани, нас, наложниц… история назовет женами. Приложения Приложение I. Экология Дюны С ростом количества объектов в ограниченном пространстве за критической точкой число степеней свободы каждого уменьшается. Это справедливо, если речь идет и о людях, замкнутых в тесные рамки экосистемы планеты, и о молекулах в закупоренной фляге. Проблема гуманности заключается не в том, долго ли человек может выжить в подобной экосистеме, но в том, какую жизнь придется вести выжившим. Пардот Кайнс, первый планетолог Арракиса Обычно для новичка Арракис – просто-напросто колоссальная каменистая пустошь. Незнакомый с планетой человек первым делом решит, что ничто не может здесь жить и расти под открытым небом, что его окружает бесплоднейшая из пустынь, которая никогда не была плодородной и не будет. Для Пардота Кайнса планета была воплощением энергии, машиной, мотором которой является солнце. Необходимо лишь приспособить ее к нуждам человека. Мысль его сразу же обратилась к кочевникам, к Вольному народу. К фрименам. Вот это вызов природе! Каким инструментом они могут стать, эти фримены! В них он почувствовал экологическую и геологическую силу, почти неограниченную в своих возможностях. Человек он был непосредственный и, скажем, прямолинейный. Так, значит, надо научиться обходить законы Харконненов? Великолепно. Для этого можно жениться на фрименке. А когда она подарит ему сына-фримена, он научит его, Лайета-Кайнса, и его друзей экологической грамотности, новому языку, что позволяет манипулировать ландшафтом, климатом, временами года, что способен, наконец, испепелить все сложившиеся представления о равновесии сил на планете ослепительным светом знания. «На любой не пораженной вредителем-человеком планете существует прекрасное в своем равновесии внутреннее движение, – говорил Кайнс. – И в красоте его нетрудно увидеть общий для всей жизни динамический стабилизирующий фактор. Цель проста: поддерживать существование и воспроизведение скоординированных схем все большей и большей сложности. Наличие жизни в замкнутой системе увеличивает собственную способность жизненных форм к самовоспроизводству. И жизнь – все живое – служит жизни. Система становится сложнее, и продукты питания поставляются жизни жизнью во все возрастающем разнообразии. Сам ландшафт оживает, наполняется связями, и связями в них, и новыми связями».