– Ну что ж, сперва ответь мне на один вопрос, – сказала она. – Ты – агент Харконненов? Хават от неожиданности приподнялся в кресле: – Вы смеете так оскорблять меня? – Садись, – приказала она, – но меня ты посмел так оскорбить. Он медленно опустился обратно. Читая мысли на этом хорошо знакомом лице, Джессика облегченно вздохнула. Нет, не Хават. – Теперь я знаю, что ты остаешься верным моему герцогу, – сказала она. – И я готова простить твою выходку. – А есть что прощать? Джессика нахмурилась: «Следует ли идти с козырей? Сказать ли ему о дочери герцога, которую я ношу в себе уже несколько недель? Нет… Лето и сам еще не знает. Это лишь усложнит ему жизнь, отвлечет его, когда он должен думать лишь о нашем спасении. Эту карту следует приберечь до времени». – Недоразумение могла бы разрешить ясновидящая, – сказала она. – Но среди нас нет ясновидящей, утвержденной Высшей Коллегией. – Совершенно верно. Ясновидящей нет. – А есть ли предатель? – спросила она. – Я тщательно продумала это. Кто бы это мог быть? Не Гарни. И, конечно, не Дункан. Их лейтенанты не занимают стратегически важного положения. Это не ты, Сафир. Пол исключается. Я знаю, что это не я. Остается доктор Юэ? Вызовем и проверим? – Вы знаете, что это напрасный труд, – сказал Хават. – Он был подвергнут имперской обработке. Это я знаю точно. – Добавим, что его жена была из Дочерей Гессера, ее убили Харконнены, – сказала Джессика. – Так вот что с ней случилось! – воскликнул Хават. – Разве ты не слыхал ненависть в его голосе, когда он упоминает имя Харконненов? – У меня, знаете, плохой слух, – сказал Хават. – Какие основания есть у тебя для столь жестокого обвинения? Хават нахмурился: – Моя госпожа ставит своего слугу в затруднительное положение. В первую очередь я верен герцогу. – Именно поэтому я готова тебе многое простить, – сказала она. – И снова я должен спросить, а что прощать? – Пат? – произнесла она. Он пожал плечами. – Тогда отвлечемся на минутку, – сказала она. – Дункан Айдахо – великолепный воин, способности в области охраны и слежки которого так высоко ценятся, сегодня ночью перебрал чего-то, называемого «меланжевым пивом». Мне докладывали, что среди наших людей не он один был одурманен этим зельем. Верно ли это? – Вам же докладывали, миледи. – Докладывали. Тебе не кажется, что это слишком, Сафир? – Моя госпожа говорит загадками. – Воспользуйся же своими способностями ментата! – отрезала она. – Знаешь, в чем дело с Айдахо и прочими? Могу ответить четырьмя словами: у них нет дома. Хават ткнул пальцем вниз: – Арракис – вот их дом. – Они не знают Арракиса! Каладан был их домом, но мы вырвали их с корнем. У них теперь нет дома. И они боятся, что герцог подведет их. Он напрягся: – Такие речи в устах кого-нибудь из них могли бы… – Прекрати, Сафир. Пораженчество или предательство, если доктор ставит правильный диагноз? Я лишь хочу излечить эту болезнь. – Эти вопросы герцог поручил мне. – Но ты понимаешь, что я, естественно, заинтересована в знании хода болезни, – сказала она. – И, быть может, ты согласишься, что у меня есть определенные способности в этой области. «Придется встряхнуть его, – размышляла она. – Ему нужна встряска, чтобы избавиться от рутины». – Есть много толкований, что могут заинтересовать вас, – сказал Хават, пожимая плечами. – Значит, он уже считает меня виновной? – Конечно, нет, миледи. Но я, учитывая сложившуюся ситуацию, не могу позволить себе исключить любой шанс. – Прямо здесь, в этом доме, ты проглядел угрозу жизни моего сына! – сказала она. – Чей, по-твоему, был этот шанс? Его лицо потемнело: – Я предложил герцогу свою отставку. – А мне ты ее предлагал… или Полу? Теперь он явно рассердился, гнев выдавали и частое дыхание, и раздутые ноздри, и прямой взгляд. Она увидела: на его виске забилась жилка. – Я предан герцогу, – отчеканил он. – Итак, предателя нет, – сказала она, – угроза исходит непонятно откуда. Быть может, она связана с бластерами. Они могут рискнуть и расположить вокруг дома несколько бластеров с часовыми механизмами, нацеленных на домашние силовые щиты. Возможно, они… – А как потом доказывать, что взрыв не был атомным? – спросил он. – Нет, миледи. Настолько незаконными методами они не будут пользоваться. Радиация останется. Такую улику не спрячешь. Нет, они выполнят большинство принятых правил. Предатель – ничего другого не остается. – Уверяешь, что ты предан герцогу, – усмехнулась она, – и губишь его, пытаясь спасти? Он глубоко вздохнул: – Если вы невиновны, я принесу самые униженные извинения. – А теперь подумай, Сафир, – сказала она. – Человек лучше всего чувствует себя на своем собственном месте, каждый знает свое место среди прочих. Разрушь это место – погубишь человека. Среди всех нас, тех, кто любит герцога, мы с тобой, Сафир, обладаем реальной способностью уничтожить место другого. Разве не могла я, Сафир, нашептать ему свои подозрения ночью? Когда он наиболее чуток к моим словам? Или тебе надо объяснить подробнее?.. – Вы мне угрожаете? – огрызнулся он. – Нет, просто указываю тебе, что нам наносят удар, зная наши взаимоотношения. Умный, дьявольски умный удар. И я предлагаю отвести этот удар, изменив наши с тобой отношения так, чтобы не осталось и щели, куда может войти лезвие врага. – Вы обвиняете меня в нашептывании герцогу беспочвенных подозрений? – Да, беспочвенных. – И вы будете бороться собственным шепотом? – Это твоя жизнь проходит среди шепота, Сафир, не моя. – Значит, вы сомневаетесь в моих способностях? Она вздохнула: – Сафир! Я хочу, чтобы ты понял роль своих собственных эмоций во всем этом. Обычный человек – это просто животное, лишенное всякой логики. И предположение, что логику можно проецировать на все стороны жизни, – не всегда верно, но допустимо в меру полезности. Ты – воплощение логики, ты – ментат. И твои решения складываются в концепции, которые ты потом проецируешь вовне, всесторонне изучая и рассматривая их. – Вы что, пытаетесь учить меня моей работе? – спросил он, не скрывая презрения. – Все, что вне тебя, можно рассматривать с помощью твоих логических методов, – сказала она. – Но одна из главных черт человека заключается в том, что глубоко личные вопросы трудно выявить в той степени, чтобы их можно было анализировать логически. Так можно даже сломать человека, и он будет потом обвинять всех и вся, скрывая истинные причины. – Вы злонамеренно пытаетесь подорвать мою веру в собственные способности. – Ментат задохнулся от негодования. – Да если бы мне на этом попался кто-нибудь из наших… на попытке обезвредить любое оружие из нашего арсенала, я бы не стал сомневаться, вынося ему приговор и приводя его в исполнение. – И самый лучший ментат обязан считаться с возможностью ошибки в расчетах, – сказала она. – Я всегда это утверждал. – Тогда считай: пьянство и ссоры среди людей, сплетни и дикие слухи об Арракисе, они не обращают внимания на простейшие… – Праздность, не более, – ответил он. – Не пытайтесь отвлечь мое внимание, сделать тайну из пустяка. Она глядела на него, думая о людях герцога, вместе завивавших в бараках горе веревочкой, там даже в воздухе ей чудилось напряжение, запах горящей изоляции. «Они как космические скитальцы из древней, еще догильдийской легенды, – подумала она. – Как сотоварищи затерявшегося звездопроходца Амполироса… с их пренебрежением к собственному оружию… вечно ищущие, вечно готовящиеся и всегда застигнутые врасплох».