– Ты хочешь, чтобы я убедил своих людей? – Ты собирался предоставить право решать им самим. – Пока они следовали за мной, но большинство рождено на Каладане. Арракис совершенно не таков, каким они его представляли. Здесь они потеряли все, кроме жизни. Я бы предпочел, если бы они решали теперь сами. – Ты не должен сейчас проявлять неуверенность, – сказал Туек, – они ведь шли за тобой. – Тебе они нужны, не так ли? – Опытному воину всегда найдется дело… а в наше время более, чем когда-либо. – Ты принял мой меч и хочешь, чтобы я убедил их остаться? – Я думаю, они последуют за тобой, Гарни Холлик. – Надеюсь. – Конечно. – Тогда я могу кое-что решать сам? – Как угодно. Холлик приподнялся, чувствуя, как много сил потребовало даже это маленькое усилие. – А теперь прослежу за их размещением по квартирам и благополучием, – сказал он. – Обратись к моему квартирмейстеру, – сказал Туек, – его зовут Дрискв. Передай ему: я желаю, чтобы с вами обходились со всей любезностью. Попозже я зайду к вам сам. А сейчас мне нужно приглядеть за отправкой партии специи. – Удача проведет всюду, – сказал Холлик. – Всюду, – согласился Туек, – а смутное время предоставляет широкие возможности для нашего дела! Холлик кивнул, послышался слабый свист, воздух рядом с ним всколыхнулся… люк отворился. Он повернулся и, нырнув в него, оставил приемную. Теперь он оказался в общем зале, куда его отряд привели адъютанты Туека. Длинный очень узкий зал вырезали в скале, ее гладкая поверхность свидетельствовала, что для этого пользовались лучевыми резаками. Потолок круто уходил вверх, следуя естественному изгибу скалы, чтобы обеспечить внутреннюю конвекцию и циркуляцию потоков воздуха. Вдоль стен стояли шкафы и стеллажи с оружием. Холлик с гордостью отметил, что его люди – все, кто мог, – стояли, не ища себе отдыха в усталости и поражении. Медики контрабандистов сновали среди них, помогая раненым. Рядом были собраны лежаки. Около каждого раненого – сопровождающий из Атрейдесов. «Обычай Атрейдесов заботиться о своих нерушим в них, крепок словно скала», – подумал Холлик. Один из его лейтенантов шагнул вперед, доставая девятиструнный бализет из чехла. Стремительно отсалютовав, он сказал: – Сир, врачи говорят, что Маттаи безнадежен. Здесь нет банков костей и органов, лишь простой фельдшерский пункт. Они говорят, Маттаи не протянет долго, и у него к вам просьба. – Какая же? Лейтенант подал ему бализет: – Раненый хочет, чтобы вы песней облегчили его уход. Он говорит, вы ее знаете, он часто просил ее спеть. – Лейтенант судорожно сглотнул. – Она называется «Моя женщина», сир. Если… – Я знаю. – Холлик взял бализет, выдернул медиатор из паза. Взяв мягкий аккорд, он услышал, что кто-то уже настроил инструмент. В глазах у него защипало, но он постарался забыть обо всем и, подбирая мелодию, шагнул вперед, растянув губы в улыбке. Над носилками склонились несколько его людей и врач из контрабандистов. Один тихо запел, с легкостью подбирая давно знакомый мотив: Ты стоишь у окна, Волосы ниспадают на плечи, — Вся ты – золотое солнце и ветер… Руки… белые руки, Обнимите меня! Твои руки, белые руки, Вы мои, вы ждете меня. Певец замолк, протянул перевязанную руку и закрыл глаза человеку на носилках. Взяв последний тихий аккорд, Холлик подумал: «Теперь нас осталось семьдесят три». Семейную жизнь в «Императорских яслях» многим трудно понять, но я попытаюсь кое-что объяснить вам. Мне кажется, что у моего отца был только один настоящий друг – граф Хасимир Фенринг, генетический евнух, один из самых грозных бойцов Империи. Граф, уродливый щеголь, однажды привел к отцу новую рабыню-наложницу, и мать отправила меня проследить за происходящим. Все мы шпионили за отцом в целях самосохранения. Конечно, ни одна из рабынь-наложниц, разрешенных отцу по соглашению Бинэ Гессерит и Гильдии, не могла родить наследника, но кто-то все равно постоянно интриговал, и однообразие этих замыслов угнетало. Мы – моя мать, я и сестры – научились искусно избегать тончайших орудий убийства. И ужасно даже подумать такое, но я вовсе не уверена, что отец не принимал участия в некоторых покушениях. Императорская семья отличается от обычных. Новая рабыня-наложница была рыжеволоса, как мой отец, гибка и изящна. У нее были мускулы балерины, а подготовка, вне сомнения, включала способность к обольщению на уровне нейронов. Мой отец долго смотрел, пока она позировала без одежды. Наконец он сказал: «Она слишком прекрасна. Лучше сбережем ее в качестве подарка». Вы даже не представляете, какой ужас вызвало подобное самоограничение в «Императорских яслях». Коварство и самообладание, в конце концов, представляли наиболее смертельную угрозу для нас. Принцесса Ирулан. «В доме моего отца» Поздним вечером Пол вылез из конденстента. Расщелина, в которую он втиснул их крошечный лагерь, погрузилась в глубокую тень. Он глянул через пески на дальний утес, размышляя, будить ли мать, еще спавшую в палатке. Гребни за гребнями перед глазами… Тени вдали густели и казались осколками ночи. Кругом равнина. Ум его бессознательно искал какой-нибудь ориентир, но в дрожащем от жары воздухе не было видно ничего: ни цветка у ног, ни раскачивающейся от дуновения ветерка ветви поодаль. Только дюны да словно обтаявший камень дальнего утеса под блестящим серебристо-голубым небом. «Что, если там окажется одна из заброшенных испытательных станций? – подумал он. – Вдруг там нет и фрименов, а растения, которые мы видим, выросли там сами?» Джессика проснулась, повернулась на бок и поглядела через прозрачный торец палатки на Пола. Он стоял спиной к ней, и что-то в фигуре сына напомнило ей герцога. Почувствовав, как вздымается в душе волна горя, она отвернулась. Позже, наконец, она подрегулировала конденскостюм, пригубила воды из кармана палатки, выскользнула наружу и потянулась, чтобы взбодриться. Не поворачивая головы, Пол сказал: – Я начинаю наслаждаться тишиной, что царит здесь. «Как быстро ум его приспосабливается к ситуации!» – подумала она и припомнила аксиому из кодекса Бинэ Гессерит: «Человеческий разум, если его вынудить, может развиваться в обоих направлениях, положительном и отрицательном, в сторону «да» и в сторону «нет». Считайте, что перед вами спектр, пределом которого является бессознательное с одной, отрицательной, стороны и гиперсознание с положительной стороны. И в какую сторону отклонится при воздействии разум, зависит от обучения». – Здесь можно неплохо жить, – сказал Пол. Она попыталась увидеть пустыню его глазами, принять как должное все трудности, представить себе те варианты будущего, которые могли открыться взгляду Пола. «Здесь, в пустыне, можно быть одному, – подумала она, – не боясь, что за спиной окажется кто-то… жить, не опасаясь охотника». Она шагнула вперед, встала впереди Пола, приставила бинокль к глазам, отрегулировала масляные линзы и вгляделась в скалу перед ними. Правильно, сагуаро, колючий кустарник… в тени его – спутанная желто-зеленая трава. – Надо собираться, – сказал Пол. Джессика кивнула, подошла к выходу из расщелины, откуда вид на пустыню открывался более широкий, и резко вскинула бинокль к глазам. Впереди ослепительной белизной поблескивал окаймленный бурой коркой грязи солончак – белое поле, белизна которого говорила о смерти. Но котловина свидетельствовала и о другом – о воде. Когда-то она текла по этому, теперь ослепительно-белому, ложу. Джессика опустила бинокль, поправила бурнус, на мгновение прислушалась к движениям Пола. Солнце клонилось все ниже. Солончак пересекли тени. Невероятное буйство красок заполыхало в стороне заката, а с другой стороны угольно-черные тени щупальцами потянулись по песку. Постепенно они росли, росли… и наконец тьма поглотила пустыню. Звезды. Джессика глядела вверх, когда к ней подошел Пол. Ночь словно тоже смотрела из пустыни вверх, на звезды, едва не взлетала к ним, освободившись от тяжкого груза дня. Легкий ветерок тронул лицо. – Скоро взойдет первая луна, – сказал Пол. – Ранец собран, колотушку я уже поставил. «Мы можем погибнуть здесь, – подумала она. – И никто не узнает». Ночной ветерок вздымал песчинки, шелестящие по лицу, нес с собою аромат корицы, опутывал их во тьме облаками запахов. – Понюхай, – сказал Пол. – Чувствуется даже сквозь фильтр, – проговорила она. – Сокровища. Но на них не купишь воды. – Она показала на скалу напротив котловины. – Огней не видно. – За этими скалами укрыт ситч фрименов, – сказал он.