Он сухо ответил: – Я вполне понимаю, что мы делаем. – Мы не должны провалиться, – сказала она. – Вина начинается с ощущения неудачи, – напомнил он. – Вины не будет, – произнесла она, – гипнолигация психики этого Фейд-Рауты и его плод в моем чреве – вот и все. – Этот дядя, – сказал он. – Ты видела когда-нибудь подобное извращение? – Весьма свиреп, – согласилась она, – но из племянничка может выйти и нечто похуже. – Благодаря дяде. Как подумаешь, что вышло бы из этого парня, получи он другое воспитание, например, в духе моральных установок Атрейдесов… – Увы, – ответила она. – Эх, хорошо бы спасти их обоих, и юного Атрейдеса, и этого юношу. Я слышал, что в Поле изумительным образом слились наследственность и воспитание. – Он покачал головой. – Впрочем, не следует скорбеть над участью неудачников. – Знаешь, у Бинэ Гессерит есть поговорка, – начала она. – У вас есть поговорка на каждый случай, – возразил он. – Эта тебе понравится, – сказал она. – У нас говорят так: «Не считай человека умершим, пока не увидишь его труп. Но даже и тогда можно ошибиться». Во «Времени размышлений» Муад'Диб говорит нам, что лишь с первыми столкновениями с жизнью Арракиса началось его настоящее воспитание. Он учился ощупывать песок, чтобы узнать погоду; познал язык уколов, которыми жалит кожу ветер, и зуд песчаной чесотки; он научился собирать драгоценную воду своего тела, хранить ее и защищать. А когда глаза его налились синевой Ибада, он познал путь чакобсы. Из предисловия Стилгара к книге принцессы Ирулан «Муад'Диб – человек» Отряд Стилгара, возвращавшийся в ситч с двумя беглецами, выбрался из котловины в ущербном свете первой луны. Ощутив запах дома, облаченные в серые одеяния люди поторапливались. Позади еще не погасла полоска – яркая для этих часов в середине осени, когда солнце по местному зодиаку находится в созвездии Горного Козла. Унесенные ветром листья осыпались к подножию утеса, где их еще собирала ребятня из ситча, но шаги идущих, кроме изредка оступавшихся Пола и Джессики, никто из детей не отличил бы от естественных звуков ночи. Вытерев присохшую пыль со лба, Пол почувствовал, что его потянули за руку, услышал сердитый голос Чани: – Почему делаешь не так? Я же тебе показывала – надо опускать капюшон на лоб, почти на глаза. Ты теряешь влагу. Сзади шепотом приказали молчать: – Пустыня слышит вас! В скалах над головами чирикнула птица. Отряд замер, и Пол вдруг почувствовал в людях тревогу. В скалах, наверху, что-то тихо стукнуло несколько раз, словно мышь запрыгала по песку. И снова чирикнула птица. Отряд вновь потянулся вверх, в расщелину среди скал, но затаенное дыхание фрименов вселяло в Пола опаску. Он заметил, что остальные искоса поглядывали на Чани, она же пыталась держаться в сторонке. Теперь под ногами была скала, вокруг шелестели серые одеяния, походная дисциплина явно стала лишней, но охватившая и Чани, и всех прочих отчужденность не исчезала. Он следовал за чьей-то тенью: вверх по ступеням, поворот, еще ступени, тоннель, за ним две влагозащитные двери и, наконец, узкий, освещенный светошарами коридор в желтых скалах. Фримены вокруг него откидывали капюшоны, вытаскивали из носов фильтры, глубоко дышали. Кто-то вздохнул. Пол поискал взглядом Чани, рядом ее не оказалось. Вокруг него толкались люди, один врезался прямо в него и торопливо сказал: – Извини, Усул! Крепко мы с тобой! Увы, как приходишь – всегда одно и то же. Слева от себя Пол увидел узкое бородатое лицо человека, которого звали Фарух. Обведенные темным синие глаза казались черными в желтом свете шаров. – Откинь капюшон, Усул, – сказал Фарух, – ты дома. Расстегнув на нем капюшон, он локтями растолкал вокруг Пола людей. Пол вытащил фильтры из носа и отбросил защитную маску со рта. Лавиной нахлынул запах ситча: вонь немытых тел, переработанных отходов – словом, весь кислый дух человечества… и всевластный запах специи. – Чего мы ждем, Фарух? – спросил Пол. – По-моему, Преподобную Мать. Ты слыхал известия… бедная Чани. «Бедная Чани?» – мысленно переспросил Пол. Он огляделся, удивляясь, где она и куда подевалась мать в такой суете. Фарух глубоко вдохнул. – Пахнет домом, – объявил он. Иронии в его тоне не было, эта вонь действительно доставляла ему удовольствие. Потом Пол услышал, что мать кашлянула неподалеку. Раздался ее голос: – Богаты запахи твоего дома, Стилгар. Вижу, вы много работаете со специей… Делаете бумагу… Пластик и… Не химическую ли взрывчатку? – Ты определила все это по запаху? – спросил какой-то мужчина. Пол понял: говорит она для него, чтобы ослабить натиск на обоняние. В голове отряда послышался шум, и длинный вздох, казалось, прокатился вдоль всей цепочки; негромко переговаривались, передавая весть, голоса: – Лайет умер. – Увы, это верно. «Лайет, – подумал Пол, – ведь Чани – дочь Лайета». Части головоломки сложились воедино. Планетолога звали среди фрименов Лайетом. Пол поглядел на Фаруха, спросил: – Не тот ли это Лайет, которого звали еще и Кайнсом? – Лайет один, – ответил Фарух. Пол повернулся, глядя в прикрытые балахоном спины. Значит, Лайет-Кайнс мертв. – Очередное предательство Харконненов, – прошипел кто-то. – Изобразили аварию топтера… мол, погиб в пустыне. Гнев душил Пола. Погиб человек, ставший им другом, спасший от облавы, разославший во все стороны по пустыне отряды, чтобы спасти их… И он стал жертвой Харконненов! – Жаждешь ли ты, Усул, мести? – спросил Фарух. Прежде чем Пол успел ответить, впереди раздался негромкий зов и отряд вступил в широкий зал. Перед ним оказался Стилгар, а рядом с ним – странная женщина, обернутая в кусок ткани ярко-оранжевого цвета с зелеными пятнами. Руки ее были обнажены до плеч, конденскостюма не было. Кожа ее отливала светло-оливковым цветом. Откинутые назад волосы открывали высокий лоб, подчеркивая острые скулы, и орлиный нос, и глубокую темноту глаз. Она повернулась к нему, в ушах ее были продеты золотые кольца вперемежку с позвякивающими водными знаками. – И этот одолел моего Джемиса? – спросила она. – Помолчи, Хара, – промолвил Стилгар, – Джемис сам виноват… вызвал его на тахадди аль-бурхан. – Но ведь он же мальчишка! – сказала она, качнув головой. Водные знаки звякнули. – И этот ребенок лишил моих детей отца? Случайность, наверное. – Усул, сколько тебе лет? – спросил Стилгар. – Пятнадцать стандартных, – ответил Пол. Стилгар оглядел свой отряд: – Ну, кто-нибудь из вас рискнет бросить мне вызов? Ответом было молчание. Стилгар поглядел в глаза женщине: – Пока эти двое не научат меня своему невероятному искусству боя, я не рискну бросить ему вызов.