– Чинят прядильные станки, – сказала она. – Сегодня их придется разбирать. Там, в глубине. – Она махнула рукой в сторону ответвляющегося влево тоннеля. – Там обработка еды и ремонт конденскостюмов. – Она посмотрела на Пола. – У тебя новый костюм. Но если он потребует починки, я хорошо справляюсь с этим делом. Иногда я работаю в мастерской. Навстречу им стали попадаться небольшие группки людей, даже небольшие скопления по бокам тоннеля. Мимо них проследовала вереница мужчин и женщин с мешками, в которых что-то булькало. Густо пахнуло специей. – Ни нашей воды, ни специи, – сказала Хара, – они не получат. Можешь быть в этом уверен. В стенах пещеры то и дело открывались проходы, их приподнятые пороги покрывали ковры, виднелись комнаты, украшенные яркими тканями, с подушками на полу. Стоявшие в них люди, завидев обоих идущих, смолкали, без тени смущения разглядывая Пола. – Люди удивляются тому, что ты победил Джемиса, – сказала Хара. – Похоже, когда мы устроимся в новом ситче, тебе придется доказывать это. – Не люблю убивать, – сказал он. – Так говорил и Стилгар, – согласилась она, но в тоне ее слышалось явное сомнение. Впереди пронзительно заголосили нараспев. Они добрались до еще одного ответвления, оказавшегося шире прочих. Пол замедлил шаг, заглянул в комнату, где, скрестив ноги, на темно-бордовом ковре сидели дети. В дальнем углу стояла женщина в желтом куске ткани, обернутом вокруг тела, в руке ее была желтая лазерная указка. На доске виднелось множество рисунков – окружностей, углов, кривых, волнистых линий, квадратов, дуг, пересеченных параллельными линиями. Женщина быстро указывала то на один, то на другой рисунок, а дети в такт взмахам другой ее руки выкрикивали слова. Пол внимательно вслушался, голоса детей слабели. Они с Харой уходили все глубже и глубже. – Дерево, – кричали детские голоса, – дерево, трава, дюна, ветер, гора, холм, огонь, молния, скала, скалы, пыль, песок, жара, укрытие, жара, полный, зима, холод, пустой, эрозия, лето, пещера, день, тревога, луна, ночь, горный козел, песчаный прилив, склон, посадки, отвердитель… – И в такое время идут занятия? – спросил Пол. Лицо ее тронула грусть, скорбным тоном она сказала: – Так нас учил Лайет – нельзя останавливаться. Лайет умер, но его не забудут. Такова дорога чакобсы. Она подошла к левой стене тоннеля, шагнула на порог, раздвинула прозрачные оранжевые занавески и отступила в сторону: – Вот и твое яли, Усул. Пол нерешительно присоединился к ней. Почему-то ему совсем не хотелось оставаться вдвоем с этой женщиной. Он вдруг понял, что теперь его окружала жизнь, которую можно было понять, лишь приняв ее идеи и ценности как данное. Он чувствовал, как ловит его мир Вольного народа, старается обратить на свои стези. И он знал, что ожидало его там, куда уводили эти пути: дикий джихад, религиозная война, которой следовало избегать любой ценою. – Это же твое яли, – сказала Хара, – чего ты колеблешься? Кивнув ей, Пол шагнул на порог, отвел занавеси в противоположную от Хары сторону. В них были вплетены металлические волоски. Следом за Харой он пересек короткий проход, оказавшись в большой квадратной комнате метров шесть длиною. Пол был устлан толстым синим ковром. Скальные стенки прикрыты сине-зелеными тканями. Над головой на песочной ткани потолка пузырились желтые неяркие светошары. Все было похоже на древний шатер. Хара стала перед ним, подбоченясь, поглядела ему в лицо. – Дети у подруги, – сказала она, – придут знакомиться позже. Свою неловкость Пол постарался скрыть, принявшись оглядываться. Справа занавеской был прикрыт проход в другую комнату, побольше, вдоль стен которой навалены были подушки. Почувствовав дуновение, он заметил, что вентиляционный канал искусно замаскирован свисавшими с потолка драпировками. – Хочешь, я помогу тебе снять конденскостюм? – спросила Хара. – Нет… благодарю. – Принести поесть? – Да. – Рядом с той комнатой – туалет, – махнула она. – Удобно, когда не носишь конденскостюма. – Ты говорила, что этот ситч придется оставить, – сказал Пол. – Разве не надо паковать вещи и собираться? – Все будет сделано в должное время, – сказала она. – Мясники еще не добрались до наших краев. И вновь она нерешительно поглядела на него. – Странно, – сказала она, – твои глаза – не глаза Ибада; это необычно, но не лишено обаяния. – Принеси поесть, – сказал он. – Я голоден. Она улыбнулась ему… понимающей женской улыбкой, обеспокоившей Пола. – Я – твоя служанка, – произнесла она и легким движением нырнула за занавеси, открывшие на мгновение узкий проход, прежде чем вернуться на место. Сердясь на себя, Пол откинул в сторону тонкую занавеску по правую руку и вошел в большую комнату. На секунду нерешительность охватила его. Интересно, где Чани… где Чани, узнавшая о смерти отца? «У меня… и у нее…» – подумал он. Где-то снаружи по коридорам побежал плачущий крик, за толстыми занавесями он был едва слышен. Потом крик повторился, чуть подалее. Потом еще раз. Пол разобрал, что там выкликают время, – действительно, часы ему здесь не попадались. Ноздрей коснулся запах горящих ветвей креозотового куста, перебивший вездесущую вонь. Теперь он не так уж ощущал ее. Он подумал о матери, о том, где окажется ее нить в ткани грядущего… точнее, две нити – ее и сестры. Ощущение переплетения времени охватило его. Он резко помотал головой, сосредоточившись на свидетельствах непревзойденной глубины культуры фрименов. При всех ее утонченных странностях. Он уже видел что-то об этой комнате, этой пещере… воспоминания, предполагавшие наличие куда более существенных различий, чем те, с которыми ему приходилось уже сталкиваться. Ядоискателя не было видно, вообще во всем подземном ситче он не заметил даже намека на их существование. Но к запахам помещения примешивались и запахи ядов – сильных, обычных. Заслышав шелест занавесей, Пол обернулся, решив, что Хара уже несет еду. Но между драпировками он заметил двух мальчишек лет девяти-десяти, не отрывавших от него жадных глаз. На поясе каждого было по маленькому крису в форме кинжала. Как говорили ему? Дети фрименов бьются со свирепостью взрослых. Руки его дергаются, губы шевелятся, Льются слова благие, Но глаза его – завидущие! Вот он – островок самости. Описание из «Книги о Муад'Дибе» принцессы Ирулан Фосфоресцентные трубки под сводами пещеры бросали тусклый свет на собравшуюся толпу, смутно свидетельствуя об истинных размерах полости в скалах… Она была больше зала собраний школы Бинэ Гессерит. По мнению Джессики, здесь, под возвышением, на котором она стояла рядом со Стилгаром, собралось более пяти тысяч человек. Но люди еще подходили. Голоса сливались в единый гул. – Твоего сына оторвали от отдыха, сайидина, – произнес Стилгар, – не хочешь ли ты, чтобы он разделил с тобою решение? – Разве может он изменить его? – Безусловно, воздух, заставляющий твои слова звучать, выходит из твоих собственных легких, но… – Мое решение неизменно. Ее обуревали сомнения. Быть может, все-таки ради сына следовало уклониться от рискованного шага, нельзя было забывать и о неродившейся дочери. Все, что угрожало ее собственной плоти, угрожало и телу дочери. Мужчины, покряхтывая, принесли ковры, подняв тучу пыли, бросили их на пол пещеры. За руку Стилгар отвел Джессику в акустическую раковину, тыльную часть ниши за возвышением. Показал ей на выступающий камень. – Здесь сядет Преподобная Мать, но пока она еще не пришла, можешь посидеть здесь и отдохнуть. – Лучше я постою, – сказала Джессика. Она следила то за мужчинами, что разворачивали ковры и покрывали ими возвышение, то переводила взгляд на толпу. Теперь собралось уже тысяч десять. Но люди еще подходили. Наверху, в пустыне, она знала, уже краснел закат, но в пещере были все те же сумерки, серая мгла, в которой терялись люди, пришедшие посмотреть, как она будет рисковать собственной жизнью.