Справа толпа расступилась, она увидела Пола, по бокам которого шли двое мальчишек. С детской важностью они выступали, положа руки на рукоятки ножей, хмуро озирая расступавшихся перед ними. – Вот сыновья Джемиса, что стали теперь сыновьями Усула, – сказал Стилгар, с легкой усмешкой поглядев на Джессику, – они серьезно относятся к своим обязанностям. Джессика поняла, что он пытается отвлечь ее, и была благодарна за это, но все же грядущее опасное испытание поглощало все ее мысли. «У меня нет выбора, – думала она. – Не следует медлить, надо завоевывать себе место среди фрименов». Пол поднялся на возвышение, дети остались внизу. Он встал перед матерью, поглядел на нее, потом на Стилгара. – Что случилось? Я думал, меня зовут на совет. Стилгар поднял руку, призывая к молчанию. Махнул налево, толпа там расступилась. В образовавшемся проходе появилась Чани, на личике эльфа были заметны следы горя. Она была теперь без конденскостюма, в изящной синей хламиде, оставлявшей руки открытыми. На предплечье левой руки был повязан зеленый платок. «Зеленый – цвет траура», – подумал Пол. Таков был обычай, Пол выяснил это у сыновей Джемиса, принявшихся объяснять ему, что им траур не положен, раз он усыновил их. – Ты Лисан аль-Гаиб? – спросили они. Он не стал отвечать, ощутив в этих словах тень джихада, и принялся сам задавать вопросы. Оказалось, старшего, сына Джоффа, звали Калефф, ему было десять лет. Младшему сыну Джемиса, Орлопу, было восемь. Странный это был день! Потом мальчики стерегли вход в комнату, никого, как он их просил, не пуская внутрь, чтобы он мог поразмыслить, припомнить пророческие видения и нащупать путь, что не вел бы его к джихаду. А теперь, стоя рядом с матерью, он глядел на это сборище, сомневаясь, может ли что бы то ни было предотвратить буйство фанатичных легионов. Следом за подходившей к возвышению Чани четверо женщин несли в носилках старуху. Не замечая Чани, Джессика жадно вглядывалась в женщину – старую, морщинистую, иссохшую… Капюшон на черном одеянии ее был откинут, открывая завязанные узлом седые волосы и тонкую шею. Носильщицы осторожно подняли носилки на возвышение, Чани помогла старухе выйти. «Вот она, их Преподобная Мать», – подумала Джессика. Ковыляя к Джессике, казавшаяся скелетом в черном одеянии старуха опиралась на руку Чани. Она остановилась перед Джессикой и долго глядела ей в глаза, прежде чем заговорить грудным шепотом. – Значит, ты и есть Она. – Старая голова на тонкой шее качнулась. – Шадут Мейпс жалела тебя, она была права. Джессика немедленно с твердостью ответила: – Я не нуждаюсь ни в чьей жалости. – Ну, это мы еще посмотрим, – тихо проговорила старая женщина. С удивительной быстротой она повернулась к собравшимся. – Ну, скажи им, Стилгар. – Следует ли? – спросил он. – Мы люди Мисра, – с трудом произнесла она, – когда-то наши предки бежали из аль-Урубы, что на Нилоте, и с тех пор мы познали и бегство, и смерть. Старики уходят, молодые остаются, и наш народ не умрет. Стилгар глубоко вздохнул, сделал два шага вперед. Джессика заметила, как мгновенно примолкла толпа. Теперь собралось уже тысяч двадцать – все стояли молча, не шевелясь. Она вдруг показалась себе такой маленькой и испуганной. – Сегодня нам придется оставить этот ситч, так долго укрывавший нас. Мы уходим на юг, глубже в пустыню. – Голос Стилгара громыхал над обращенными вверх лицами, усиленный акустическим отражателем за спиной. Люди молчали. – Преподобная Мать сказала мне, что не переживет нового хаджра, – проговорил Стилгар. – Нам уже случалось жить без Преподобной, но негоже людям искать себе новый дом без нее. В толпе теперь зашевелились и беспокойно зашептались. – Но печальная судьба может миновать нас, – продолжал Стилгар. – Наша новая сайидина, Джессика-от-Странных-путей, согласилась пройти обряд. Она попробует заглянуть внутрь себя, чтобы мы не ослабели без Преподобной. «Джессика-от-Странных-путей», – повторила про себя Джессика. Она видела, как глядит на нее Пол, сколько вопросов в его глазах, но уста его оставались замкнутыми перед всей этой толпою. «Если я умру, не сумев, что будет с ним?» – подумала Джессика. И вновь опасения хлынули в ее душу. Чани отвела Преподобную Мать на каменную скамью в акустической нише, вернулась и стала рядом со Стилгаром. – А чтобы мы не потеряли все, если Джессику-от-Странных-путей постигнет неудача, – продолжил Стилгар, – сегодня Чани, дочь Лайета, будет посвящена в сайидины. – Он сделал шаг в сторону. Из глубины акустической ниши донесся громкий шепот старухи, резкий, пронизывающий: – Чани вернулась из своего хаджра, Чани видела воды. Толпа прошелестела: – Она видела воды. – Я посвящаю дочь Лайета в сайидины, – продолжила старуха. – Мы принимаем ее, – отозвалась толпа. Пол не слышал происходившего, все мысли его были об одном. Как сказал Стилгар? «Если ее постигнет неудача». Он повернулся и внимательно поглядел на ту, которую они называли Преподобной Матерью, на иссохшее лицо, в бездонную синюю глубину глаз. Казалось, ее унесет с места даже легкий сквознячок, но в хрупкой фигурке угадывалась сила, способная встать на пути кориолисовой бури. От нее исходила такая же мощь, как от Преподобной Гайи Елены Мохайем, испытавшей его гом джаббаром и мукой. – Я, Преподобная Мать Рамалло, голосом которой говорит множество, так скажу вам, – продолжала старуха. – Чани пристало быть сайидиной. – Пристало, – подтвердила толпа. Старуха кивнула и прошептала: – Я отдаю ей серебряные небеса, золотую пустыню и ее сверкающие вершины да зеленые поля, которые будут. Их я отдаю сайидине Чани. А чтобы она не позабыла, что теперь ей служить всем нам, пусть поможет она в обряде семени. Да свершится все по воле Шай-Хулуда. – Она подняла худую темную руку, опустила ее. Джессика, чувствуя, что близится ее время и пути назад уже нет, глянула разок на озабоченное лицо Пола и стала готовиться к испытанию. – Пусть выступят вперед хранители воды, – сказала Чани чуть дрогнувшим голосом. И Джессика поняла, что опасность близка, так настороженно притихла толпа. По образовавшейся среди людей извилистой дорожке к возвышению приближалась группа мужчин. Они шли попарно. Каждая пара несла по небольшому, тяжело колыхавшемуся кожаному мешку, раза в два превышавшему размерами человеческую голову. Двое из группы сложили свою ношу к ногам Чани и отступили назад. Джессика поглядела сперва на бурдюк, потом на мужчин. Капюшоны их были откинуты, открывая длинные волосы, стянутые в пучок на затылке. Темные провалы глазниц их были обращены к ней. Густой запах корицы поднимался от мешка к ноздрям Джессики. «Не специя ли?» – подумала она. – Есть ли вода? – спросила Чани. Слева отозвался хранитель воды, мужчина с пурпурным шрамом на переносице: – Есть вода, сайидина, но мы не можем ее выпить. – Есть ли семя? – спросила Чани. – В ней есть семя, – ответил он. Встав на колени, Чани возложила руки на дрожащий мешок: – Благословенна будет вода и семя в ней. Обряд был знаком, и Джессика обернулась к Преподобной Рамалло. Глаза старухи были закрыты, она сгорбилась на скамейке, словно уснув. – Сайидина Джессика, – произнесла Чани. Джессика повернулась к девушке. – Вкушала ли ты благословенную воду? – спросила Чани. И прежде чем Джессика открыла рот, ответила за нее: – Нет, это невозможно. Ты не могла пить благословенную воду. Иномиряне лишены этого блага. Вздох обежал толпу, зашелестели одеяния, по шее Джессики побежали мурашки. – Урожай был велик, и делатель погублен, – сказала Чани и начала отвязывать свернутую в кольцо трубку у горловины колышущегося бурдюка. Опасность обступила ее со всех сторон, чувствовала Джессика. Она поглядела на Пола, заметила, что таинственный обряд увлек его, но смотрел он только на Чани. «Он видел уже когда-нибудь этот момент? – подумала Джессика. Положив руку на живот, она устремилась мыслью к нерожденной дочери. – Имею ли я право рисковать еще и ее жизнью?»