Он заставил себя проговорить: – А что видишь ты? Чани посмотрела вниз на свои руки. – Ребенка… у меня на руках. Нашего… твоего и моего. – Она прикрыла рот ладонью. – Откуда могу я знать каждую черточку твоего тела? «И у них есть кроха этого дара, – подумал Пол, – только они подавляют его, он их страшит». Зрение на мгновение прояснилось, он увидел, что Чани дрожит. – Что ты хочешь сказать? – спросил он. – Усул, – прошептала она, все еще дрожа. – В будущее не спрячешься, – проговорил он. Глубокое сочувствие к ней охватило его. Обняв, он погладил ее по голове. – Чани, Чани, бояться не надо. – Помоги мне, Усул, – вскрикнула она. И когда она промолвила эти слова, наркотик довершил свою работу, словно сорвав завесу, не дававшую его глазам увидеть серую бурлящую мглу грядущего. – Ты так спокоен, – сказала Чани. Он воспринимал… время лежало перед ним, словно бы поднявшись в неведомом измерении, он мог взглянуть на него сверху. Оно текло вперед бурлящей рекой, узкой и вместе с тем широкой, через невод, несущий бесчисленные миры и силы… Тугой канат, по которому можно было идти, и одновременно провисший шнур, на котором трудно даже удержаться. С одной стороны была Империя, и Харконнен по имени Фейд-Раута грозил ему… сардаукары, как рассерженные пчелы, взлетали со своей планеты, чтобы громить и громить Арракис. Гильдия и ее тайные замыслы… Бинэ Гессерит с их идеей селекции. Все они грозовой тучей высились на горизонте… Их удерживал Вольный народ со своим Муад'Дибом, спящий гигант, поднявшийся на покорение целой Вселенной. Пол видел себя в самом центре, сердцевине – точка опоры, на которой держалась вся Вселенная. Он шел словно по проволоке, среди покоя и мира, счастливый, и Чани с ним рядом. Впереди пока было время относительного покоя, которому суждено вновь смениться насилием. – Никогда более не будет нам покоя, – сказал он. – Усул, ты плачешь, – пробормотала Чани. – Усул, сила моя, ты снова жертвуешь воду мертвым? Кому же? – Тем, кто еще жив, – проговорил он. – Тогда пусть они пока пользуются жизнью, – сказала она. В наркотическом тумане он почувствовал, как права она, и страстно прижал ее к себе. – Сихайя, – повторил он. Она прикоснулась к его щеке. – Я больше не боюсь, Усул. Погляди на меня. Когда ты меня так обнимаешь, я вижу все, что видишь ты сам. – И что же ты видишь? – строгим тоном спросил он. – Я вижу, как мы любим друг друга… И мгновения спокойствия посреди бурь. Ведь для них мы созданы. Наркотик вновь овладел им, Пол успел подумать: «Ты столько раз дарила мне утешение и забвение!» Он по-новому увидел этот высший свет, озаривший рельеф времени, увидел, как становится воспоминанием грядущее: ласковая низость физической любви, объединение и слияние тел и душ, мягкость и мощь. – Ты из сильных, Чани, – пробормотал он. – Останься со мной. – Навсегда, – ответила она и поцеловала его в щеку. Книга 3 Пророк Никто – ни мужчина, ни женщина, ни дитя – не был близок с моим отцом. Чувство, несколько напоминающее дружбу, он испытывал лишь к графу Хасимиру Фенрингу, своему товарищу по детским играм. О степени обратной симпатии графа Фенринга можно судить хотя бы по тому, что он-то и сумел замять подозрения Ландсраада, возникшие при рассмотрении арракийского дела. Это обошлось нам более чем в миллион соляриев специей – так говорила моя мать. Были и другие подарки: рабыни, ордена, титулы… Впрочем, есть и негативное свидетельство его дружеских чувств. Граф отказался убить человека… отказался, хотя мог сделать это, и отец мой отдал ему приказ. Но об этом потом. Принцесса Ирулан. «Граф Фенринг – в профиль» Барон Владимир Харконнен в ярости вылетел из своих личных апартаментов и понесся по коридору. Пятна вечернего света, прорывавшегося через высокие окна, плясали на его раскачивавшемся и трясшемся жирном теле. Он промчался мимо личной кухни, библиотеки, маленькой приемной – прямо в переднюю, где находились слуги… В ней уже наступал вечерний покой. Капитан охраны Нефуд развалился на диване, плоское лицо его оцепенело под действием семуты, в комнате раздавались странные взвизгивания семутических напевов. Его окружали собственные, готовые к услугам приближенные. – Нефуд! – заревел барон. Люди отшатнулись. Нефуд поднялся, наркотик не выпускал его из своей хватки, на посеревшем лице читался испуг. Музыка семуты умолкла. – Господин мой, барон! – произнес Нефуд голосом, не дрогнувшим лишь из-за действия наркотика. Барон огляделся вокруг, замечая на лицах подобное же оцепенение. Вновь обратившись к Нефуду, он сказал шелковым голосом: – И сколько же лет ты, Нефуд, капитан моей личной охраны? Судорожно сглотнув, Нефуд отвечал: – После Арракиса, милорд, уже почти два года. – И ты всегда предвидел опасности и устранял их с моего пути? – Таково было мое единственное желание, милорд. – Тогда скажи, где Фейд-Раута? Нефуд сжался: – Милорд? – Так, значит, ты не считаешь, что Фейд-Раута опасен для моей персоны? – вновь шелковым тоном спросил барон. Нефуд облизнул сухие губы. В мутных от семуты глазах появился блеск: – Фейд-Раута в квартале рабов, милорд! – Снова с бабами, а? – Барон затрясся от еле сдерживаемого гнева. – Сир, может быть, он… – Молчать! Барон сделал вперед еще один шаг, заметил, как люди отступили от Нефуда, чтобы гнев хозяина не обрушился и на них. – Разве я не приказывал тебе во всякий момент в точности знать, где находится на-барон… и с кем? – Он сделал еще шаг. – Разве я не приказывал тебе ставить меня в известность всякий раз, когда он отправляется к рабыням? Нефуд сглотнул, на лбу его выступила испарина. Барон добавил ровным, почти лишенным выражения тоном: – Разве я не отдавал тебе этих приказов? Нефуд кивнул. – Разве я не приказывал тебе проверять всех рабов, которых присылают ко мне… лично? Нефуд снова кивнул.