Так совместными усилиями добрались до момента истины. Уставший и обозленный Филин импульсивно хотел проголосовать сердцем и выдал себя, машинально подтянув автомат. Укры оценили, замолкли. Ну вот пришло время решать кому жить, кому умирать. Тут Резкий на сто пудов прав: "Рассвет настанет, и всяк камнем станет"… Филин начал привычно оценивать варианты. Первый и самый простой — положить на месте этих двоих, после чего вернуться к своим. Не получится. Начнут задавать вопросы, где он до утра бродил. Тела урок быстро найдут, начнут выяснять обстоятельства, потом не отпишешься. Если уж возвращаться, то нужно привести с собой пленных. Ночным боем легко будет объяснить смерть бойцов, а два захваченных диверсанта, которые ликвидировали Хмурого, сразу же сделают Филина героем. Хотя нет, это вряд ли. Потому что на пути Филина к ордену и восстановлению в звании встанет уже не просто крученый опер, а коллективный майор Масленко, которому грохнуть опального ГРУ-шника, чтобы присвоить себе все лавры после залета — что муравья задавить. Ну и опять же, чисто технически, выводить двух опытных спецназовцев под конвоем через простреливаемую зону — задача нетривиальная. Пристрелить только Жилистого? Ну нет, даже для него это слишком! Вывод рисовался неутешительный. Получается, что враги у Филина теперь с двух сторон. В нелегалы, что ли, податься, горько подумал он. Месяц просидеть в этом схроне, благо запасов хватит, потом, когда все утихнет, вылезти, разжиться новыми документами… Ну уж нет, он не урка чтобы всю последующую жизнь провести как крыса. Да и опять же, как быть с этими двумя? А ведь они, вдруг подумал Филин, пока не знают, что ему известно об их участии в ростовском налете, на этот момент единственные союзники. И, в отличие от покойного Командора и его банды уж точно не собирались его убивать. — Про черепаху и змею в курсе? — поинтересовался, ни к кому конкретно не обращаясь, Филин. Резкий — точно иностранец, удивленно вскинул глаза — не в курсе. А Жилистый, наш, понял о чем базар. Буркнул: — Так это ж анекдот про женскую дружбу! — Ну, как сказать! — ухыльнулся Филин. И процитировал. — Плывет змея на спине у черепахи. Черепаха думает: если сброшу змею, она меня укусит. Змея думает: укушу черепаху — она меня сбросит. Так и доплыли благополучно до берега. Продолжая говорить Филин встал, вытащил нож, сделал несколько шагов и короткими взмахами освободил руки от скотча одному укру, потом другому. Глава 26.Шульга Шульга покрутил запястьями, разминая затекшие кисти. Притворяться обездвиженным больше не было смысла, он огляделся в поисках хоть чего-нибудь режущего. У блондинки-Валькирии, раскинувшейся в нелепой позе метрах в двух от него, на брючном кармане поблескивала клипса раскладного ножа. Шульга сложился-разложился, вскочил, пропрыгал, обогнув лужу крови. Вытянул нож, раскрыл, срезал скотч с ног. Лезвие оказалось острым как бритва — только прикоснулся, и пластиковая лента разошлась будто сама собой. Наслаждаясь неожиданно возвращенной свободой, перевалился несколько раз с ноги на ногу, а трофей сложил и отправил себе в карман, вещь хорошая, пригодится. Назгул тоже времени не терял. Нож, правда, искать не стал, справился так. Нашел конец ленты, зацепил, и размотал, невнятно матерясь по-английски. Втроем встали друг напротив друга. В голову лезла всякая пафосная хрень из фильмов типа: "Я теперь твой должник!", но Шульга, ощутив полную нелепость подобной сцены, решил драматизма не нагнетать. Протянул руку, сказал: — Сергей. Велецкий. Шульга! Напарник последовал его примеру: — Питер-Джон. Назгул! — Филин. Николай! — сказал Филин. И пожал руку по очереди обоим. — Уйти собираешься? — поинтересовался Назгул у временного союзника. — Не совсем, — без энтузиазма ответил ГРУ-шник. — Честно говоря, некуда! Филин коротко и сухо изложил суть своих злоключений. Про полученное из Киева сообщение, заказ донецкого опера, натравленных на него урок. Оказалось что утечка прошла именно через ГРУ-шника, но Шульга за прошедшие сутки перестал удивляться всей этой навороченной метафизике. А с другой стороны, всему есть вполне логичное объяснение. ГРУ — контора немноголюдная. Реального спецназа, не армейского десанта, который показывают в боевиках, а хорошо подготовленных диверсионных групп, у них не так уж и много. Люди, там служившие, раскиданы по всему бывшему СССР. Неудивительно, что киевлянин, через которого организовывали утечку, вышел именно на этого опального капитана. Но не это важно, проблему крысы можно отложить на потом. Существенно то, что рассказ Филина в корне меняет дело. Потому, что превращает ГРУ-шника из просто военнопленного в ценного свидетеля, которого можно будет взять под защиту. — И все же! — сказал Шульга. — Ты что для себя решил? Уйдешь или с нами останешься? Если останешься — то в тюрьму точно не сядешь, за крота тебе мое начальство все спишет. А деньги и документы мы тебе сделаем. Филин вскинул брови. — У тебя что, генеральские полномочия? — Местами и выше, — сказал Шульга. — Сам видишь, по какой цели сработали. Глава 27.Филин На последней фразе Жилистого, ну, в смысле Сергея-Шульги, Филин непроизвольно фыркнул. Как все россияне, не исключая борцов с режимом, в глубине души он Украину всерьез не воспринимал. Относился к ней примерно как к Боснии, или той же самой ДНР. Вроде бы и отдельные государства, но какие-то не до конца настоящие… Шульга, его реакцию отследил. Нахмурился, сделал паузу. Филин обматерил себя последними словами, что не смог сдержаться. Вот чего им сейчас уж точно не хватает, так это политических диспутов. Хотя вопрос перед ним поставлен именно в идеологической плоскости: сдавшись этим двоим под "программу защиты свидетелей", или как она там у них называется, станет он предателем или нет? Вопрос для Филина был не то что непростой — непродъемный. В гарантии Шульги он верил, его близость к сильным мира сего была очевидной, и не только по технической оснащенности. Ликвидация Хмурого на самом деле фигня, а вот умыкнуть экс-президента с территории России уж точно не поручат кому попало. Но дать согласие на сотрудничество с украми — означает полностью изменить свою жизнь. И это было не главное, после Грозного и Донецка, грязи и свинства необъявленных войн служба для него из профессии и гражданского долга превратилась в какое-то отбывание лагерного срока. Оставалось осознать, именно для себя — будет ли такой поступок изменой родине? Не в плане уголовной статьи, а по внутренним ощущениям. Но сделать это Филин пока не мог. Демонстрировать свои душевные искания он украм не собирался. — Для начала давайте тут приберемся, вооружимся, эфир послушаем, — сказал как мог деловито Филин. — А вот когда начнем понимать, на каком мы свете, тогда и поговорим. — Добро! — кивнул Шульга. — Но сперва оружие и снаряга. Эти, — он кивнул на тела, — уже никуда не денутся. Снятое с них снаряжение валялось в углу. В рабочем состоянии оказались только Хеклеры, Глоки и ножи, вся остальная электроника признаков жизни не подавала. — Электромагнитный импульс! — сказал Назгул. — Дешево и сердито. Нужно поставщику выкатить претензию, что не заэкранировал схемы. — Что, деньги хочешь вернуть? — хмыкнул Шульга. — Тут как раз нет проблем, я все, что мы с собой взяли, застраховал. Не хочу в следующий раз на такое нарваться. Для Филина разговор этих двоих был каким-то диким. Оружием и снарягой занимается служба вооружений, он и не думал, сколько стоит все то, за что приходилось сотни раз расписываться в несчетных ведомостях. Одно слово — НАТОвцы… Покончив с инвентаризацией, занялись трупами. Отволокли в дальний угол, сложили штабелем. Черные кровавые лужи на бетонном полу, чтобы спокойно передвигаться, не опасаясь испачкать подошвы, как арену Колизея после сражения гладиаторов, засыпали обнаруженным на пожарном щите песком. Теперь следовало тщательно изучить помещение, допросить пленницу и при помощи лутерского оборудования оглядеться снаружи. Перед тем как продолжить, по молчаливому согласию устроили кофе-брейк. База охотников была оборудована нехило. Кухня, продуктовый склад, генераторы, вентиляция обеспечивали относительный комфорт, а выведенные наружу датчики движения и камеры контролировали подходы. Снаряжение у лутеров было такое, что даже Назгул пару раз завистливо языком поцокал. Впрочем, было ваше — стало наше… Наконец дошла очередь и до стреноженной пионерки. Прежде чем продолжать операцию, нужно было определиться с ее судьбой. Назгул подтянул девицу под лампу, они втроем, налив по второму стаканчику обжигающего напитка расселись вокруг на стульях. Пленница выглядела как надо — испуганной и подавленной. Ясное дело — айтишница. Думает сейчас, поди, что именно над ней в первую очередь начнут сотворять укрофашистобандеровцы — насиловать всем скопом, распинать в трусиках или же сразу убьют, как бедного снегиря… — Зовут тебя как? — вкрадчиво-участливо поинтересовался Назгул. — Валя… Иванчук, Валентина. — Ну что же ты, Валя-Валентина. Такая молодая и симпатичная, с красивой украинской фамилией, а сама кровавому Путину служишь? — Назгул откровенно стебался, чтобы вызвать у девицы нужную для допроса реакцию. — Я… я не кровавому… Мы тут сами! — казалось, что пионерка сейчас расплачется. — Ну, раз "сами", то это другое дело. Жить, так понимаю, хочешь? Только не спрашивай, с кем конкретно, мышь белая! Пионерка кивнула, не скрывая испуга. — Тогда давай сделаем так. Я сейчас камеру принесу, включу на запись. Начну задавать вопросы. А ты на них ответишь, честно, подробно. Ладушки? Не дожидаясь ответа, Назгул пошел к нарам, начал рыться в лутерском оборудовании. Как она смогла избавиться от проволочной вязки, осталось загадкой. Звериный оскал вскочившей на ноги фурии ничем не напоминал мордашку плачущей пионерки. «Валечка» завизжала так, что у Филина заложило уши перед тем как кинулась на него пантерой. Все произошло настолько быстро, что Филин не то что отреагировать, осознать ситуацию не успел. Пленница врезалась в него словно торпеда, толкнула так, что он полетел вместе со стулом, но упасть на бетон не дала. Извернувшись в воздухе каким-то невероятным акробатическим трюком, оказалась внизу, крепко обхватила его шею рукой. И тут же правый бок обожгла резкая боль. Филин попытался освободиться, но безуспешно. Тонкая девичья рука обладала железной хваткой — при первом же рывке горло сдавила так, что он перестал дышать. — Все назад! — раздался над ухом резкий и властный голос, ничем не напоминающий хныканье, которое та изображала во время допроса. — Стоять на месте, или я его кончу!!! Наивная, подумал Филин. Думает, что я для них свой. Сейчас эти, как их, Шульга и Назгул, опомнятся и изрешетят обоих за милую душу. Они что идиоты, ради пленного ГРУ-шника шкурами рисковать? Украинские диверсанты на очередное изменение диспозиции отреагировали быстро, но недостаточно. Шульга отбросив кофе, вскочил со стула, потянулся к кобуре чтобы вытащить пистолет. Назгул рядом с нарами был виден лишь краем глаза, но оказался в точно таком же положении. Девка рассчитала все правильно. Выбрала в заложники и живые щиты того, кто позволял прикрыться от остальных. Пока диверсанты поднимали стволы, сделала два неприцельных выстрела, заставив Шульгу с Назгулом искать укрытие, сама же, пятясь, потянула Филина вглубь подвала. Дергаться он и не пытался, не тот случай. Если эта фурия поймет, что он для нее не решение, а проблема — тут же пристрелит.