В давние годы в Гонконге и на Тайване безнаказанно буйствовало множество криминальных банд, и долгое время они активно взаимодействовали с миром шоу-бизнеса, от них невозможно было скрыться. Однажды мы с несколькими друзьями сидели в ресторане, как вдруг какой-то мальчишка с грохотом распахнул дверь пинком ноги. Одну руку он держал в нагрудном кармане. Мы подняли головы и уставились на него, а он уставился на нас. Мы ощутили смутное беспокойство. Кто-то рядом со мной сказал: — А ну стой! Что это ты делаешь? — Ничего. — Твою мать! Вынь руку из кармана, чёрт подери, и прекрати пугать людей! Кто ты такой? Но мальчишка развернулся и вышел. Как оказалось, он ошибся дверью, ему нужна была соседняя. Я был очень напуган и почувствовал, что мне кусок в горло не лезет, я так и не смог доесть свой говяжий стейк. Пока тот человек беседовал с мальчишкой, я украдкой прятал пепельницу, стаканы и другие предметы, стоявшие на столе. Наверняка у мальчишки в кармане была ручная граната, и она вполне могла прилететь в нашу сторону. Однажды во время съёмок фильма я поселился в отеле Линкольн Плаза. Я тогда был постановщиком боевых сцен. Это произошло ближе к концу рабочего дня, погода стояла очень жаркая, и я вышел на улицу. В это время ко мне подошли двое и спрашивают: — Кто здесь постановщик боёв? Я говорю: — Это я, а в чём дело? Они отвечают: — У нас ничего нет, кроме одной дрели, сами посмотрите. «Дрелью» оказалось нечто вроде кольца, к которому с одной стороны припаяно треугольное лезвие, кольцо надевалось на большой палец, а лезвие использовалось как колющее оружие. Если нужно нанести человеку удар, но при этом оставить его в живых, на остриё наматывают ткань — так, чтобы лезвие осталось открытым всего на 1–2 см. Такая рана очень долго не заживает. Глядя на их угрожающий бандитский облик, я сказал, что пойду поговорю с продюсером. Я вернулся на съёмочную площадку и спросил, что это за люди. У некоторых работников имелось за плечами криминальное прошлое. Все вышли вместе со мной посмотреть на тех парней, и они, увидев такую большую ораву, сразу же ретировались. Мой отец в то время работал в Австралии поваром. На Тайване выпускалась очень известная марка кухонных ножей — забыл, как называется, — так вот, я купил две штуки и уложил их в свой багаж, собираясь после окончания съёмок навестить отца и подарить их ему. Работая в составе съёмочной группы, я обычно не запирал двери своего номера либо, едва услышав звонок, даже не спрашивал, кто за дверью, а тут же её отпирал и возвращался в комнату, всё равно ко мне могли прийти только свои. Я и сейчас поступаю точно так же: когда я знаю, что должен прийти кто-то из сотрудников, я отпираю замок, просто прикрываю дверь и занимаюсь своими делами. В тот день в седьмом часу утра в мою дверь позвонили. Я подумал, что это приехал кто-то из наших, чтобы отвезти меня на съёмки. Я уже не помню, что именно заставило меня посмотреть в глазок. В него я разглядел два самурайских меча, каждый длиной в 3,6 чи[87]! За дверью стояли два человека с мечами в руках. Я рефлекторно отпрянул назад, всё тело у меня стало ватным. Я потихоньку попятился вглубь комнаты, меня бросило в дрожь, а из-под двери были видны тени от ног. Тут я подумал: что же это происходит? нельзя паниковать, нужно взять себя в руки! Я вернулся в комнату, вытащил из чемодана оба ножа, приготовленные в подарок для отца, надел защитное снаряжение, которое носят каскадёры, и сказал себе: «Без паники, у меня есть ножи». Я владею боевыми искусствами и прекрасно знаю, что, вооружившись двумя ножами, очень легко пораниться — например, нанося удар правой рукой влево, легко задеть левую руку, поэтому я ещё раз напомнил себе: «У меня два ножа, у меня два ножа». К этому времени страх у меня прошёл, с оружием в руках мне стало спокойнее. Я снова подкрался к двери и решил, что едва открою её, сразу же начну наносить удары. Но когда я выглянул наружу, оказалось, что там никого нет, тех двоих уже и след простыл. Тогда я положил ножи, взял подушку, чтобы приглушить звук, и позвонил своим: — Алло, у меня проблемы, скорее приезжайте. Положив трубку, я снова взял ножи и встал у двери, наблюдая, не мель-кнут ли под дверью тени от ног. Я думал: «Только попробуйте снова заявиться, я вас прирежу». Я даже готов был за ними гнаться, чтобы прирезать. Спустя 20–30 минут снова раздался звонок в дверь. Это были мои помощники. Я их впустил. Оба были одеты в западные костюмы, но передвигались как-то странно, как будто прихрамывая на одну ногу. Я спросил, что случилось. Оказалось, они тоже взяли с собой мечи, но не могли же они нести их в руках, поэтому засунули в штанину, и одна нога из-за этого не сгибалась. Я рассказал им, что со мной произошло. Они говорят: — Ничего страшного, можно не бояться, мы внизу не видели никого подозрительного. Впустив их в номер, я пошёл переодеться, а потом спустился вниз. Смотрю — в холле полно вооружённых людей. Они мне сказали: — Джеки, тут все свои! Вот это да! Я, подобно боссу какой-нибудь банды, вышел из гостиницы в сопровождении толпы телохранителей, и мы пошли в ресторан поесть. Впоследствии я убедился, что те двое молодцов приходили за мной. Поскольку днём на съёмочной площадке я не оказал им должного почтения, они пришли поквитаться. К счастью, я не открыл дверь, они подождали и ушли. Если бы я, как обычно, не глядя открыл дверь и отвернулся, меня бы наверняка уже не было в живых. Чтобы спокойнее работалось, мы наняли двух молодых ребят, и те каждый день с оружием охраняли съёмочную площадку. Вот таким был Тайвань в 70-х годах ХХ века. Помимо постоянной угрозы для жизни, на каждом шагу подстерегали мошенники. Состязаться с ними в мужестве и изобретательности было весьма увлекательно. Когда мы закончили съёмки, тайваньский продюсер пригласил меня к себе в гости. Я приехал к нему домой и не встретил в гостиной ни одной живой души, не считая человека, который и отпер мне дверь. Я спрашиваю: — А где все? Он ответил, что они во внутренних комнатах играют в кости. Я с детства занимаюсь актёрским ремеслом и повидал множество разнообразных обманщиков, так что всегда сохранял бдительность, чтобы меня не надули. Я прошёл во внутренние комнаты и убедился, что все собрались там и играют в пайцзю. Я нарочно сказал: — Вот что, давайте сначала поужинаем, а потом будем играть, хорошо? Все согласились и отложили кости, и я понял, что дело нечисто. Человек, по-настоящему увлечённый азартной игрой, вёл бы себя иначе. Предположим, вы играете очередной кон, боретесь за поставленные деньги, и вдруг посреди процесса вам предлагают пойти поесть, вы что, всё бросите и пойдёте есть? Всё равно вы сначала доиграете кон. А они вот так запросто побросали кости и говорят: «Хорошо, пошли есть!». Я усмехнулся: не могли даже продумать всё как следует. Я уселся с ними ужинать и специально выпил немножко вина, а потом говорю: — Пожалуй, я поиграю с вами в другой раз, мне что-то нехорошо после выпитого, я лучше поскорее вернусь в отель. Давайте завтра поиграем. А на следующий день я сел в самолёт и улетел. Много лет спустя тот продюсер признался мне: — Джеки, прости, в тот вечер мы все сговорились и у нас были на тебя планы. В то время очень многие проигрывались в пух и прах: когда они приходили туда, их обманным путём обыгрывали, человек мог за раз потерять более 10 миллионов. Проигравший обязан был привести других звёзд, которых бы точно так же обчистили. Такая своего рода финансовая пирамида существовала на Тайване, это было целое сообщество. Однажды на Тайване друзья пригласили меня на ужин, и когда мы расселись, они так прямо и представили мне присутствовавших людей: этот из такой-то группировки, этот из другой. Мне сразу стало всё понятно. После ужина мы пошли гулять, и эти люди привели нас в подпольное игорное заведение. Мне выдали игорные фишки на 500 000 тайваньских долларов. Я сказал, что сегодня многовато выпил и зайду в другой раз, и тут же сбежал. В следующий раз, когда я ужинал с теми же людьми, я уже понимал заранее, что после ужина они опять потащат меня в тот игорный дом. Поэтому за столом я без лишних слов выпил 12 стаканов виски. Каждый из нас должен был осушить с ними по стакану, и после того, как я это сделал, меня стало тошнить. Поскольку мне стало плохо, меня проводили обратно в гостиницу. Вот такой выход из ситуации я придумал. То было действительно непростое время. Было ещё много-много подобных историй. Если сделать из них фильм, получится настоящий боевик в жанре у-ся. К счастью, я с детства находился в среде актёров пекинской оперы, видел и слышал множество историй, поэтому всегда вёл себя предельно осторожно. Папины предостережения накрепко засели в моей памяти: «Никогда не играй в азартные игры, не употребляй наркотиков и не вступай в преступные группировки». ВСЁ-ТАКИ УЧИТЬСЯ НЕОБХОДИМО Когда я работал каскадёром, мне, бывало, приходилось играть трупы. Тогда, если я не требовался перед камерой, я садился в сторонку и украдкой наблюдал за работой режиссёра. Когда раздавалась команда к началу сцены, я снова ложился на землю. Мне интересно было, как ставят боевые сцены, как наводят камеру, как располагают декорации, как актёры играют… Ежедневно я приходил на съёмочную площадку, как школьник приходит на уроки, и так, день за днём, я очень многое усвоил, обеспечив себе в будущем работу постановщика боевых сцен, а затем и режиссёра. Впоследствии моя сфера общения и обмена опытом расширилась до масштабов всего мира, я очень многому научился у самых разных людей. Общаясь с мастерами своего дела, начинаешь понимать, насколько мало ты на самом деле знаешь. Когда я только приехал в Америку, я знал всего четыре слова и мог заказать в ресторане только куриные яйца, молоко, бекон и тосты. А когда меня спрашивали, например, в каком виде приготовить яйца, я не понимал того, что мне говорят, из-за этого постоянно случались недоразумения, мне было так стыдно, что не хотелось никуда выходить, и среди ночи, голодный, я звонил в Гонконг и плакался коллегам, как мне здесь тяжело. Потом меня научили таким словам, как «гамбургер», «картофель фри» и «кола». Этот скромный словарный запас позволил мне питаться фастфудом, чем я и спасался довольно долгое время — до тех пор, пока от такой еды мой уровень холестерина не превысил все допустимые нормы. Американцы — очень дружелюбный народ, даже незнакомцы иногда друг друга приветствуют. Например, столкнувшись с тобой в лифте, тебе непременно пожелают доброго утра. Я тоже отвечал: «Good morning»[88]. После этого обычно спрашивали: «Where are you from?»[89] или что-нибудь в таком духе. Если разговор затягивался, я уже переставал понимать собеседника, и мне было жутко стыдно, что я не мог ответить на его вопросы. В конце концов, чтобы не встречаться взглядом с другими пассажирами и избежать бесед, я стал притворяться, что завязываю шнурки, и разгибался лишь после того, как другие пассажиры покидали лифт, а когда кто-нибудь входил, я опять поспешно наклонялся и делал вид, что ужасно занят шнурками. Меня восхищают некоторые молодые люди, с которыми я работаю на съёмках — то, как они схватывают на лету и как стараются чему-то научиться. Для фильма «Час Пик 2» я искал молодых и не очень известных актёров, и мне порекомендовали Чжан Цзыи[90]. Я сказал о ней режиссёру, и американцы согласились взять её на роль отрицательного персонажа. Английский у неё очень хромал, но сразу после начала работы стало понятно, что это очень способная девушка. Она быстро освоила английский язык и боевые приёмы. Когда я показывал ей приёмы, она сразу же легко и правильно их воспроизводила. Она очень понравилась иностранным зрителям. Ещё один пример — Чжан Цзинчу[91]. Вскоре после того, как мы начали работу над фильмом, её уровень английского языка значительно повысился. Обе эти актрисы снимались со мной в американских фильмах и показали себя большими умницами. Во время съёмок фильма «Инцидент в Синдзюку» актрисы Сюй Цзинлэй и Фань Бинбин так наловчились говорить по-японски, что на их фоне я чувствовал себя бестолковым. Я вообще-то учил японский, но во время съёмок мне всё же требовались плакаты с текстом, иначе я забывал свои реплики. Они очень умные и старательные, меня это восхищает. Интерес к сигарам и вину у меня возник не сразу. Я стал употреблять красное вино по совету врача. Оно мне сначала казалось очень невкусным, мне больше нравилось сладковатое белое вино. В тот год я должен был лететь в Австралию с пересадкой в Сингапуре. Во время транзита мне позвонили и сказали, что нужно пройти медосмотр перед съёмками в Америке, съёмочная группа должна была иметь на руках подробный отчёт о состоянии моего здоровья, чтобы оформить страховку. В то время перед съёмками каждого фильма в Америке требовалось проходить полный медосмотр. После осмотра врач сказал, что со мной всё в порядке, а вот у моего менеджера обнаружилось много проблем. Он очень любил выпить, целыми днями пил виски и бренди, и врач посоветовал ему не злоупотреблять алкоголем и сказал, что при необходимости лучше выпить немножко красного вина. Я переспросил у врача: — Красное вино полезно для здоровья? Тот ответил, что оно полезно, так как понижает уровень холестерина. Я это запомнил. Сразу после медосмотра я поехал в Австралию навестить родителей. Находясь у родителей, я получил письмо из Америки. Оказалось, что там не принимают отчёт о медосмотре, сделанный в Сингапуре. Пришлось заново проходить осмотр в Австралии, сдавать кучу анализов, а значит, заново подвергаться самой неприятной для меня процедуре — уколам. После медосмотра врач спросил, чем я обычно питаюсь. Я ответил, что ем всё подряд. — Ну а что вы больше привыкли есть и едите чаще всего? После раздумий я ответил, что ем фасолевый и гороховый супы. Он говорит: — Неудивительно, что вы в такой замечательной форме. У вас прекрасные тромбоциты благодаря тому, что вы едите эти супы. В тот день я и узнал, что выбирать правильную пищу очень важно для здоровья, и снова вспомнил совет того врача насчёт красного вина. Какое же красное вино лучше выбрать? Я совсем не разбирался в названиях французских вин и ни одного не помнил. Я обратился за советом к знатокам, и мне сказали, что в Австралии тоже производят неплохое красное вино, и назвали несколько наименований. Некоторые были такие сложные, что я их не запомнил. Но одна винодельня выпускала вино под номерами, то есть названия вин обозначались цифрами: 28, 407, 707 — это мне было легче запомнить. Так я стал покупать вино, давал его пить папе, пил сам и наливал менеджеру. Каждый раз, приходя в магазин, я узнавал, есть ли у них это вино, и если оно было в наличии, я его всё скупал. Если вино мне казалось вкусным и достойным быть в моей коллекции, я скупал его во всех магазинах. Я входил в магазин и спрашивал, есть ли вино такой-то марки. Мне отвечали: — Да, есть, такого-то года. — Хорошо, я беру всё. Захожу в следующий магазин: — Есть вот такое вино? — Есть. Забираю всё. В следующем магазине опять скупаю всё вино нужной мне марки. Я обнаружил, что с каждым новым магазином вино становилось всё дороже. Интересно, почему так? Как выяснилось, у всех этих винных лавок был один и тот же владелец. Узнав, что я скупаю это вино, он стал повышать стоимость и в конце концов взвинтил цены до неприличия. Тогда мне подсказали другое место, где можно купить вино, но в итоге оказалось, что и там тот же владелец. После того, как я закупился вином, каждый раз, останавливаясь в отеле, я раскрывал дверь между двумя комнатами, включал кондиционеры, задёргивал занавески — так я готовился к употреблению красного вина. Однажды в Австралии нам со съёмочной группой нужно было ехать из одного города в другой. Мы выехали в два часа ночи. Команда каскадёров заняла шесть джипов, по два человека в каждом, и за десять с лишним часов мы с ветерком домчались до отеля. Члены съёмочной группы, которые приехали туда раньше нас, уже подготовили для нас номера. Вино расставили посреди номера и включили вентилятор, чтобы его охладить. Каждый вечер после рабочего дня мы собирались вместе и пили его. Когда съёмки закончились, прежде чем вернуться в Гонконг, я попросил, чтобы у меня дома оборудовали винный погреб, и я перевёз в Гонконг всё купленное в Австралии вино. Лет 20 назад я встречался со Сталлоне и его друзьями, мы сидели и общались, потом они стали обсуждать сигары, а я в этом ничего не понимал, как, впрочем, и в вине. Я тогда уже бросил курить, а сигары никогда не пробовал, так что разговор поддержать я не мог, а просто молча сидел и слушал. Мы при встрече никогда не обсуждали кино и не рассуждали о фильмах друг друга. Когда не было тем для разговора, все чувствовали себя неловко. Тогда начинали обсуждать вино и сигары: «Какое красное вино, по-твоему, самое лучшее? Я думаю, такая-то марка 1982 года самая лучшая…». Каждый высказал своё мнение, а я в этом ничего не смыслил и мог только глупо улыбаться. Тогда я решил, что так не пойдёт, надо восполнять недостатки в своих познаниях! Я стал интересоваться, как выбирать сигары, как их курить, как дегустировать красное вино, как его пить. Набравшись необходимых знаний, я снова с ними встретился. Они обсуждали французское вино, а я говорю: — Есть ещё очень неплохое австралийское вино, называется так-то. Глава 4. Великая мудрость под маской глупости. Они удивились, стали расспрашивать, что это за вино. Я сказал, что есть такой сорт австралийского вина, оно бывает таких-то видов, вот такой-то вид самый вкусный. Они так вдохновились, что тоже захотели попробовать. Никто из них не разбирался в австралийском вине, и я специально решил выделиться. Я пригласил их к себе отведать австралийского вина из моих запасов. После этого интерес к австралийскому вину на рынке резко возрос, и его стоимость поднялась в несколько десятков раз. Компания по производству того вина очень меня благодарила и выпустила эксклюзивное именное вино Джеки Чана. Для этого на винодельне отобрали самый лучший виноград и с помощью тех же технологий выпустили целую партию вина с моим именем. Оно отличалось от других ещё и тем, что сзади на этикетке была написана фраза: «Пьёшь вино — не садись за руль, садишься за руль — не пей вина». Только на бутылках с моим вином была такая надпись. После выпуска всего одной партии производство этого вина прекратилось. Я сохранил несколько сотен бутылок, они хранятся у меня в Гонконге. Оно очень вкусное, и сейчас раздобыть его — это редкая удача. Сразу после изготовления вина для той партии меня спросили, сколько мне нужно бутылок — они собирались подарить мне сто ящиков и спрашивали, сколько мне нужно дополнительно. Я подумал: 100 ящиков — это и так много, больше не нужно. На самом же деле от этих ста ящиков моментально ничего не осталось.