— Не применяй захват ногами, это будет нечестно. Я послушался. Пока мы дрались, пришёл учитель. Все испуганно повскакали и разбежались. Учитель велел всем замереть на месте, а потом обратился к нам: — Что происходит? Мы с Юэнь Кваем, тяжело дыша, с ненавистью сверлили друг друга глазами. — Любите драться, да? — продолжал учитель. — Ну-ка все расступитесь! А вы двое вставайте и бейтесь. Мы стояли как вкопанные и смотрели на учителя. Тогда он заорал: — Деритесь! И нам пришлось драться. Юэнь Лун и Юэнь Лоу, нынешние Саммо Хунг и Джеки Чан, а рядом — неизменный Юэнь Бяо Знаете, во время драки очень быстро выматываешься. Бой должен длиться 30–40 секунд, а если продолжать дальше, то очень сильно устаёшь. Мы были совсем маленькими и не знали таких нюансов, как боевой шаг или правильное дыхание, мы просто молотили друг друга кулаками до тех пор, пока не повалились на пол от изнеможения. — Что же вы больше не дерётесь? — спросил учитель. — Устали. — Устали? Тогда сядьте на колени лицом друг к другу и лупите друг друга по лицу. Мы с Юэнь Кваем стали обмениваться оплеухами: пощёчина слева, пощёчина справа — пока у нас не устали руки. Поначалу мы прикладывали силу: он ударит мощно, а я ещё мощнее, потом руки у нас ослабли, и в конце концов мы совершенно выбились из сил. У нас распухли физиономии, изо рта сочилась кровь, и мы разревелись от боли и усталости. Убедившись, что мы абсолютно без сил, учитель велел нам лечь на живот и подставить спины, и каждый из нас получил по десять ударов розгой. Когда отсвистели все десять ударов, мы с Юэнь Кваем были почти без сознания. Однако учитель и этим не ограничился, он временно уволил нас из труппы «Семеро счастливчиков» и взял вместо нас двух других учеников. Мы оба кусали локти от досады. С тех пор никто не осмеливался драться друг с другом, даже если руки чесались, все боялись, что учитель их застукает. Уже не помню, когда Юэнь Квай с Юэнь Бяо побратались, став неразлучными друзьями. Когда нам было по 13–14 лет, наша труппа давала представление на Тайване. Мы втроём сидели и листали книжки — были такие детские книжки с картинками, вроде комиксов. Книги принадлежали Юэнь Бяо. Я читал очень быстро, не обращая внимания на очерёдность. Обычно, когда Юэнь Бяо дочитывал, книгу брал я, но на этот раз Юэнь Квай заявил: — Я его лучший друг, поэтому после него книгу должен брать я! Когда это очередь до тебя дошла? Отдай! Я рассердился и не стал отдавать ему книгу. Тогда он попытался отнять. Я бросил книгу на пол, а когда он собрался её поднять, отбросил её ногой подальше. Тут уже и он разозлился, бросился на меня с кулаками, но я посторонился, а потом нанёс ему удар. У меня было крепкое телосложение и лучшая боевая техника в школе, не считая Саммо Хунга. После моего удара Юэнь Квай схватился за свой нос и пробормотал: — Сейчас спущусь к зеркалу, и если у меня распух нос, я тебя так отделаю! Я остался стоять где стоял, пока он снова не поднялся к нам: — Нос распух! Ну держись! Теперь мы уже дрались не так, как в детстве, когда мы просто катались по земле и хаотично наносили друг другу удары. Сейчас в наших движениях прослеживались поставленные удары и отработанные приёмы. Чувствуя, что голыми руками меня не одолеть, он схватился за скамью. Тогда я поднял тяжеленную кадушку с цементом и, покачиваясь, крикнул: — Ну давай, подойди! Давай! В это время внизу раздался голос учителя: — Что вы там делаете? Мы втроём, топая по ступенькам, моментально спустились с пятого этажа. Я не преувеличиваю, буквально через несколько секунд мы, скатившись с лестницы, предстали перед учителем. — Чем вы там наверху занимаетесь? — повторил учитель. — Мы упражнялись. — Юэнь Квай, что у тебя с лицом? — А, да ничего, это я сам ударился. Он окинул взглядом всех троих, но ему было лень разбираться, и он ушёл. После его ухода мы с Юэнь Кваем продолжили бой. Когда мы немного подросли, мы, помимо игры на сцене, подрабатывали на съёмочных площадках. Основным средством общественного транспорта был тогда двухэтажный автобус. Мы были знакомы с одним автомехаником, и он следил, чтобы мы все успели сесть в автобус, а затем давал сигнал водителю, что можно трогаться. В автобусе он помогал нам покупать билеты: проезд стоил 10 центов, нас было 30 с лишним человек, так что выходило в общей сложности 3–4 доллара. Его сына звали Цуй Шестой, он работал водителем, его рабочий номер был 1033. Каждый раз, входя в автобус, наш провожатый произносил: «Я родственник Цуя Шестого, рабочий номер 1033», и его пропускали бесплатно. Мы это запомнили. Иногда он не мог за нами приехать, тогда он раздавал нам деньги на проезд, чтобы мы вернулись сами. Эти деньги мы тратили на еду, а садясь в автобус, с серьёзной миной произносили: «Я родственник Цуя Шестого, рабочий номер 1033». Однажды нас оказалось многовато, и когда каждый из нас стал произносить эту мантру, кондуктор заподозрил неладное и стал ругаться: — Не может быть, чтобы этот Цуй Шестой, мать его за ногу, мог нарожать десяток с лишним детей! Кондуктор настаивал, чтобы мы купили билеты, мы стали сопротивляться и опрокинули его сумку с билетами. Автобус в тот момент проезжал по Prince Edward Road. Кондуктор велел водителю нигде не останавливаться и везти нас прямиком в полицейский участок. Тогда мы потянули двери и, раскрыв их, стали выпрыгивать из автобуса на ходу. Приземлившись на мостовую и по инерции ещё немного прокатившись по земле, мы резво вскочили на ноги. Никто из нас даже не поранился. Мы пошли прочь, гордо подбоченившись и выпятив грудь. Пожалуй, это был наш первый опыт исполнения трюков. Однажды во время тренировки Саммо Хунг упал и повредил лодыжку, от боли он потерял сознание. Его отправили в больницу, и после лечения он ещё очень долго восстанавливался. После травмы его каждый день навещал дедушка, который приносил внуку лапшу с кусочками мяса. Ежедневно питаясь лапшой, Юэнь Лун очень быстро из стройного и подтянутого юноши превратился в круглого, как воздушный шар, толстяка. Нога со временем зажила, но прежнюю форму вернуть он уже не смог. Учителю пришлось отказать ему в участии в труппе. Это очень потрясло и огорчило Юэнь Луна, и в конце концов он, забрав свои матрац с одеялом, покинул школу. На прощание он привычным назидательным тоном брата-наставника объявил всем: — Эра традиционной музыкальной драмы подходит к концу, и скоро самым перспективным делом станет кинематограф! Когда я добьюсь успехов в этом деле, обращайтесь ко мне! В то время мы начали подрабатывать на съёмочных площадках, выполняя самую чёрную работу и зарабатывая по 65 долларов. Из них 60 долларов забирал учитель, а нам оставлял по пять долларов на карманные расходы. После ухода Юэнь Луна самым старшим учеником стал Юэнь Тай. Однажды он сказал: — Мы должны получать больше денег. Пять долларов — это почти ничего, учитель забирает себе слишком много. Эта мысль получила всеобщее одобрение, и после колебаний и ожесточённых споров мы договорились все вместе под предводительством Юэнь Тая пойти к учителю и высказать своё желание. Это было серьёзное психологическое испытание для нас, детей, которые почти десять лет жили под строгим контролем учителя. Вопреки нашим ожиданиям, учитель не рассердился и не метал громы и молнии. Неспешно отвернувшись от нас, он проговорил: — Вы уже взрослые, у вас окрепли крылья, и настала пора покинуть гнездо. От этих слов у нас на глаза навернулись слёзы. После того разговора наша зарплата выросла до 35 долларов, и это была для нас огромная победа! Так проходил день за днём, и постепенно мы всё больше убеждались в справедливости слов Юэнь Луна. Представления в театрах действительно шли всё реже, а на смену им приходил стремительно набирающий обороты кинематограф. Ученики один за другим покидали школу, увлечённые открывшимися перспективами. Настало время и мне попрощаться с учителем. В тот особенный день приехал отец. Пока он разговаривал с учителем, я в комнате собирал вещи. Засунув всё своё имущество в чемодан, я напялил на себя трое джинсов: по старинному обычаю выпускник должен был на прощание получить от учителя десять ударов розгами. Я поставил скамейку и протянул учителю розгу: — Учитель, я ухожу. Он подошёл и погладил меня по голове: — Ай, не нужно этого. Я облегчённо вздохнул: — Спасибо, учитель! Обменявшись с учителем ещё парой любезностей, отец сказал: — Ну, мы пошли. Мы к вам ещё заглянем на досуге. — Учитель, мне пора. — С этими словами я схватил чемодан и, совершив поклон, развернулся и вышел за порог. На улице я ещё раз оглянулся на школьную дверь. В своей душе я ощутил страх. Папа тем временем подозвал такси. Я залез в машину и снова взглянул в сторону школы, страх всё не проходил. На Jordan Road машина вырулила за угол, и когда я снова оглянулся, школа уже исчезла из виду. И я заорал на всю машину: — Аааа!!! Аааа!!! Я наконец-то свалил оттуда! В 1988 году учитель, который к тому времени обосновался в Америке, приехал в Гонконг, чтобы отпраздновать свой юбилей. Все мы пришли его поздравить. И только в тот момент мы осознали, какой огромный вклад сделал учитель в развитие гонконгского и азиатского кинематографа, воспитав целую плеяду талантливых работников жанра экшн, включая Юэнь Ву-Пина и других людей, которые к моменту моего поступления в школу уже покинули её стены. Иероглиф «Юэнь» сейчас можно найти в титрах практически любой значимой кинокартины. Уже с этих позиций можно сказать, что учитель добился громадных успехов. В 1997 году в Америке учитель скончался от болезни. Чтобы попасть на его похороны, я приостановил съёмки своего очередного фильма. Как я уже говорил, Чарльз Чан — отец Чан Конгсана, а Юй Джим-Юэнь — отец Джеки Чана. Фото школьных лет, мы на фоне входа в школу (я крайний справа) Пожалуй, добрая половина из тех, кто ставит трюки и боевые сцены для гонконгского и мирового кино — воспитанники нашего Учителя ПРОСТОЙ КАСКАДЁР