За десять лет учёбы в школе китайской оперы я ни разу не отлучался из неё надолго. И вот в возрасте 17 лет, покинув школу, я вдруг обрёл свободу. Папа хотел забрать меня с собой в Австралию, чтобы я там жил вместе с ним и с мамой, но я рассчитывал остаться в Гонконге и попытать счастья в кинематографе. Целых десять лет я изучал боевые искусства, и съёмочные площадки давали мне прекрасную возможность применить на практике свои умения. Поняв, что я настроен решительно, папа купил мне за 40 тыс. гонконгских долларов небольшую квартирку в районе Сан По Конг. Сумма эта включала и сбережения, накопленные мамой из чаевых, и деньги, которые накопил отец за годы тяжкого труда поваром — почти десять лет они копили эти 8000 австралийских долларов. Именно тогда я стал яснее понимать причину решения родителей об отъезде в Австралию. Так или иначе, у них не было возможности зарабатывать много денег. Изо дня в день они добывали деньги на жизнь изнурительным трудом, и на сбережения, заработанные кровью и путом, купили мне жилище, чтобы у меня всегда была крыша над головой. После того как папа спустя много лет вернулся в Гонконг, он поселился в той квартире. Много раз я предлагал ему перебраться в просторное жилище, которое я купил специально для него и жилищные условия в котором были гораздо лучше. Но он всегда отказывался. Потом мне удалось его обхитрить и продать ту квартиру, только тогда он переехал. Точнее, он до самой смерти был уверен, что я продал ту квартиру, а на самом деле она по-прежнему зарегистрирована на моё имя. Она дорогa мне как память о моих родителях. До того как у меня появилась та квартира, я никогда не имел собственной комнаты. В детстве у меня был лишь нижний ярус нашей с родителями двухэтажной кровати, в школе я спал вместе со своими товарищами, а теперь у меня наконец-то появилось собственное пространство, которое принадлежало только мне. Хотя квартирка была тесная и совсем ветхая, но я был счастлив. Первым делом я отправился на поиски необходимых материалов и соорудил из того, что удалось найти, простенькую мебель. А потом стал терпеливо ждать предложений о работе на съёмках. С этого момента я вдруг отдалился от бурной жизни в шумных компаниях, стараясь привыкнуть к жизни в одиночку. Но, честно говоря, мне не удалось этого сделать до сих пор. По утрам я рано вставал, выходил из дома, купив по дороге еду, садился с ней в автобус и ехал вместе с остальными на съёмочную площадку кинокомпании Shaw Bros. На тот момент это была самая могущественная кинокомпания, владевшая огромным киногородком с кучей павильонов, и я в компании таких же каскадёров, знакомых и не очень, каждый день ошивался там, ожидая своего шанса. «Шанс» состоял в том, чтобы сняться в роли одного из трупов на заднем плане, даже не засветившись в кадре, или в качестве актёра массовки, которого в кадре лупят, пинают или рубят. Иногда продюсер просил выполнить какую-нибудь физическую работу, например, что-нибудь передвинуть. Как бы то ни было, мы были рады любой возможности поработать на съёмочной площадке, лишь бы была хоть какая-то работа. Как раз в это время я встретил свою первую любовь. Мне было с ней очень хорошо, и иногда ради того, чтобы с ней увидеться, я даже не являлся на работу. Когда мы встречались, я рассказывал ей всякие забавные истории, которые происходили на съёмочной площадке. Наши отношения продолжались до тех пор, пока её родители не узнали, чем я занимаюсь. Они безапелляционно потребовали, чтобы она со мной рассталась. Я до сих пор помню слова её отца: «Ты всего лишь каскадёр, и ничего толкового из тебя не выйдет. Оставь в покое мою дочь». Эти слова ранили меня гораздо сильнее, чем все трудности и опасности, которые каждый день поджидали меня на съёмочной площадке. Я впервые столкнулся с суровой реальностью. Моё чувство собственного достоинства оказалось растоптано, мне стало так больно, как не было даже под ударами розги учителя. Вернувшись домой, я от ярости расколотил в щепки один из стульев. После этого я постепенно успокоился и стал размышлять о своём будущем. Пожалуй, до этого я ни разу не задумывался о славе и о том, чтобы стать знаменитым, но после того, что случилось, я понял, что у меня лишь один путь. АССИСТЕНТ КООРДИНАТОРА ТРЮКОВ И БОЕВЫХ СЦЕН На съёмочной площадке ассистент координатора трюков и боевых сцен является вторым главным лицом в команде после самого постановщика трюков. Он — необходимый участник съёмок любого фильма в жанре экшн, именно он ставит высококлассные трюки, и каждый каскадёр мечтает стать таким же высококвалифицированным специалистом. Даже само китайское название этой профессии — дословно «боевой мастер дракон и тигр» — звучит величественно и грозно. И это была первая цель, которую я перед собой поставил. Потеряв любимую девушку, я сосредоточил всю свою энергию и все свои силы на работе. Каждый день я приходил на площадку первым, а уходил последним, проявлял особое рвение к работе, стараясь оставить положительное впечатление о себе. Иногда я добровольно вызывался выполнить опаснейшие трюки высшей степени сложности, при этом заранее ставилось условие, что я не возьму за это денег. После выполнения трюка я вёл себя легко и непринуждённо, стараясь, чтобы никто не заметил, как мне больно. И вот однажды настал мой звёздный час. В тот день должны были снимать сцену, в которой главный герой, перекувыркнувшись через перила высокого балкона, летит вниз. Сначала он падает спиной вниз, но переворачивается в воздухе и приземляется, прочно встав на обе ноги, после чего продолжает сражаться. Режиссёр того фильма славился отсутствием профессионализма и к тому же постоянно злоупотреблял своим служебным положением, заставляя каскадёров совершать заведомо опасные трюки. И сейчас был как раз тот случай. Пока актёр, исполнявший главную роль, сидел в сторонке, попивая чай, режиссёр потребовал у постановщика боёв каскадёра, который выполнит этот трюк без единого страховочного троса. Более того, он не разрешил подложить на землю ни картонных коробок, ни подушек. Ему нужно было, чтобы широкоугольный объектив захватил всю картину целиком. Постановщик боёв всем своим видом выразил недовольство: — Этот трюк невозможно выполнить без страховочного троса, я не могу рисковать своими людьми. Этот постановщик боёв был на поколение старше нас, и мы его очень уважали. Он был не только весьма знаменит в своём ремесле, но и хорошо относился к своим каскадёрам. Когда мы с ним вместе выпивали, он частенько повторял нам одно и то же наставление: — Если однажды вы тоже станете координаторами трюков, никогда не принуждайте своих каскадёров делать трюки, которые они не хотят или не могут сделать. Режиссёра такой ответ не устроил: — Вы получаете за это деньги и обязаны работать! Если использовать в этой сцене страховочный трос, будет смотреться ненатурально! Не дав постановщику что-либо возразить, я встал и вмешался: — Извините, я хочу попытаться это сделать. Постановщик боёв рассердился: — Ты чего лезешь? Тебе жить надоело? Его состояние легко понять: моя инициатива поставила его перед всеми в неловкое положение, ведь только он вправе распоряжаться координацией трюков. Я отвёл его в сторону и прошептал: — Вы всё правильно говорите. Но прошу вас, выслушайте меня. Если мне удастся выполнить этот трюк, это будет означать, что вы прекрасный учитель, а если не удастся, все узнают, какой кретин этот режиссёр. Я не хочу всю жизнь прозябать в массовке, я хочу показать всем, на что я способен! Даже если трюк не удастся и я разобьюсь, я буду знать, что я хотя бы попытался! Выслушав меня, он обречённо кивнул и повернулся к режиссёру: — Этому каскадёру жизнь недорога, и он хочет попробовать. Ну что ж, пусть пробует, а мы с моими каскадёрами умываем руки. По-вашему, раз вы режиссёр, то значит самый крутой. Мы зарабатываем на хлеб, продавая своё умение, кто вы такой, чтобы нас презирать? Вы не имеете права не считать нас за людей! Потом он обратился ко мне: — Запомни! Максимально расслабь всё тело, а когда приземлишься, сделай кувырок, только не касайся земли спиной или головой! Мною занялись гримёры и костюмеры, а потом я осторожно взошёл на балкон и, оглядев собравшихся вокруг зрителей, сказал себе: «Докажи, что ты можешь!». — Мотор! Отрицательный персонаж стремительно ударил меня ногой, и я перекувыркнулся через перила. Всё вокруг завертелось. Выгнув спину, я перевернулся в воздухе и приземлился на обе ноги, хоть и не совсем устойчиво. Но всё же у меня получилось! Зрители вокруг меня радостно завопили, мои товарищи-каскадёры выкрикивали моё имя, а координатор бросился ко мне и, от души хлопая меня по спине, приговаривал: — Ты просто молодец! Должность ассистента, считай, у тебя в руках! В душе я почувствовал, как меня захлестнула радость, но я взял себя в руки: — Я бы хотел попробовать ещё раз, теперь я обязательно должен приземлиться на ноги и прочно устоять! Этот прыжок сделал меня известным и позволил, будучи ещё совсем молодым, получить заветную должность. Тогда я начал чётко представлять себе свою дальнейшую жизнь — волнительную и непредсказуемую. В то время всё, что мы зарабатывали, мы сразу же тратили на выпивку, на азартные игры и на девчонок. Ведь никто из нас не мог предсказать, сможет ли он и дальше наслаждаться жизнью на этой земле после выполнения очередного опасного трюка. Каждый день мы жили простыми радостями и старались не думать о завтрашнем дне, мы следовали своим желаниям и прожигали нашу молодость! ПЕРВАЯ ДАЛЬНЯЯ ПОЕЗДКА Вскоре после того как я стал ассистентом постановщика боёв, благодаря рекомендациям друзей мне неожиданно выпала возможность исполнить на экране главную роль — правда, тот фильм под названием «Маленький тигр из Кантона» в конце концов потерпел полный крах, даже не дойдя до больших экранов, а я вернулся к своей обычной работе. Впоследствии мне дважды предоставлялась возможность проявить себя в долгожданной роли постановщика трюков, но оба фильма, как и первый, потерпели фиаско. Мне казалось, в своих неудачах я достиг самого дна. Не считая подаренной отцом квартиры, у меня не было ничего. Я был в Гонконге совсем один, и эта одинокая жизнь в какой-то момент стала невыносимой. Я набрал номер родителей в Австралии и сказал, что хочу приехать к ним. Готовясь к отъезду, я не выходил на связь ни с кем из коллег-каскадёров и день за днём убеждал себя: есть множество профессий, которыми я мог бы заниматься помимо кино. Это была моя первая дальняя поездка, несмотря на уже приличный возраст. Друзья помогли мне приобрести дешёвые билеты по акции, и я наконец сел в самолёт. Персонал на борту роздал пассажирам анкеты, их необходимо было заполнить. Я не знал английского и не мог заполнить анкету, поэтому попросил одного из стюардов помочь мне. Тем временем по громкой связи что-то объявили, но я ничего не понял. Я боялся даже вздремнуть. Затем я почувствовал, что самолёт начал снижаться и наконец приземлился в каком-то убогом даже по тем временам аэропорту. Вслед за всеми я вышел из самолёта, не понимая, где я оказался и куда мне теперь идти. Я только догадывался, что вряд ли это Австралия. Меня заметил тот стюард. Он любезно объяснил мне, что наш самолёт совершил промежуточную посадку в Индонезии и продолжит свой рейс лишь завтра, а сейчас лучше отправиться в отель, который специально забронировала авиакомпания. Говорить по-английски я почти не умел, и он вызвал для меня такси, которое доставило меня в гостиницу с малюсенькими номерами и отвратительными условиями проживания. Как только я оказался в номере, я сразу приподнял одну из тумбочек и спрятал под неё паспорт, боясь его потерять. Деньги я хранил под одеждой и боялся их вытаскивать. Оказавшись один в номере, я ощутил тоску и одиночество. Вдруг кто-то постучал в дверь — оказалось, это тот самый стюард, который всё время мне помогал. Я радостно пригласил его войти. А потом произошла та неловкая ситуация, о которой вы уже читали ранее. Выставив гостя за дверь, я почувствовал себя ужасно сонным и уставшим, поэтому сразу лёг спать. Проснулся я в пять или в шесть утра. Добравшись на такси до аэропорта, я обнаружил, что забыл в номере паспорт! К счастью, я знал, как сказать по-английски слово «паспорт», и громко произнёс: «Passport!». Водитель помог мне отыскать телефонную будку, я набрал номер гостиницы и слёзно попросил прислать кого-то, чтобы привезли мне мой документ. Когда паспорт доставили, водитель сказал, что нужно отблагодарить человека деньгами. Взяв у меня 50 австралийских фунтов, водитель передал их человеку, доставившему паспорт, а потом потребовал у меня денег за проезд. Я дал ему деньги, но он сказал, что этого недостаточно, и в итоге вытянул из меня 100 фунтов. Я тогда не придал этому значения, лишь потом узнал, что меня надули. В самолёте моим соседом по креслу оказался какой-то толстяк. Надменно надувшись, он положил обе руки на подлокотники. Мне было так тесно, что пришлось изо всех сил вжаться в своё кресло. Наконец мы прибыли в Австралию, и я был счастлив сойти с самолёта. Отстояв очередь за багажом, я вместе с сумками устремился к выходу. Однако там я не увидел ни папу, ни маму, которые бы меня встречали, поэтому я один направился на стоянку такси. Я должен был прилететь в Канберру. Это название на английском звучит почти так же, как слово «камера» — одно из тех немногих английских слов, которые я знал — и я то и дело повторял про себя: camera, camera… Я нашёл такси и, разместив свой багаж, дал водителю бумажку с адресом моих родителей. В ответ водитель разразился целым словесным потоком на английском, из которого я не понимал ни слова. В конце концов я напрягся и уловил общий смысл того, что он говорил: «Ты сейчас здесь, этот город называется Сидней, а твоя Канберра, судя по карте, находится далеко отсюда». Потом, изобразив жестами самолёт, он объяснил, что до Канберры отсюда ещё как минимум час лёту… Это было фиаско. Я выгрузил свои вещи обратно. Мне вдруг стало очень страшно, я не знал, что теперь делать. Где купить билет, чтобы лететь дальше? Как и где мне пересесть на другой самолёт? Ни на один из вопросов у меня ответа не было. Вернувшись в здание аэропорта, я снова увидел того толстяка. Я проследил за его действиями: он подошёл к одной из стоек, положил свой багаж на весы и что-то сказал людям за стойкой. Его багаж тут же уехал. Я подумал: если я так же положу свой багаж и его примут, это будет означать, что я всё делаю правильно. По примеру толстяка я положил свой багаж на весы, и его действительно приняли. Затем мне дали посадочный талон и стали что-то объяснять — кажется, сказали, во сколько пройти на посадку, но я был словно в полусне, и до меня плохо доходило то, что мне говорили. Пока работник аэропорта что-то мне втолковывал, я, как зачарованный, следил за толстяком. Забрав свой паспорт и целый ворох каких-то билетов и талонов, я поспешил следом за ним и стал ходить за ним по пятам: он прогуливался, и я тоже прогуливался, он пошёл в ресторан позавтракать, а я ждал его у входа. Он просидел в ресторане час с небольшим, а когда он вышел, я снова стал ходить за ним хвостом. Он прошёл к выходу на посадку и сел, я уселся там же. Потом мы прошли паспортный контроль, и толстяк вошёл в автобус. Я сел в тот же автобус. Там толстяк протянул проверяющему билет, а куда я подевал свои билеты, я не знал, поэтому рассеянно заплатил за проезд. После этого мы поднялись на борт самолёта. На самом деле билеты были среди того вороха бумажек, которые мне дали при регистрации. Так, с многочисленными приключениями и с двумя пересадками я, наконец, приземлился в Канберре — теперь уже точно. Это был маленький и безлюдный аэропорт с крошечными служебными зданиями: лишь взлётная полоса, лес да пустыня. Выйдя из аэропорта, я издалека увидел седовласого мужчину — это был мой папа. За несколько лет, что мы не виделись, он полностью поседел. Я подошёл и почувствовал на себе чьи-то объятия. Опустив голову, я увидел маму. Оказывается, я успел так вымахать! Раньше, когда мама меня обнимала, мы были одного роста… Встретившись с родителями, я вспомнил обо всех злоключениях, которые мне пришлось пережить в дороге, и разрыдался в голос. Воссоединившись, наконец, с семьёй, я дни напролёт бил баклуши и сидел на шее у родителей. Мне не хотелось учить английский, мне не нравилась местная еда, но самое главное — я начал тосковать по съёмочным площадкам. В конце концов я наврал родителям, что в Гонконге для меня нашлась кое-какая работа и что мне пора возвращаться. Возможно, родители поняли, что я говорю неправду, но они не стали меня разоблачать, отец лишь сказал на прощание: — Здесь всегда будет твой дом. Если в Гонконге снова возникнут трудности, сразу же приезжай. Вернувшись в Гонконг, я стал общаться с Саммо Хунгом и через него получал кое-какую работу. Однако после смерти Брюса Ли жанр боевика оказался в застое, и работы у нас становилось всё меньше. В конце концов даже Саммо Хунг посоветовал мне уехать в Австралию — там я, по крайней мере, не умру с голоду. Да я и сам понимал, что придётся смириться с реальностью. Мне не хотелось снова чувствовать себя неудачником, однако в этот раз у меня даже не хватало денег на билет. Я оказался в тупике. И в этот момент снова появилась моя первая любовь. Она вручила мне 200 тыс. гонконгских долларов — это была громадная сумма. Я пытался отказаться от денег, но она настояла, чтобы я их взял, и сказала, что даёт мне взаймы и я могу вернуть ей долг, когда заработаю деньги. Я принял деньги, но на душе у меня скребли кошки. Перед отъездом я пошёл в магазин часов и на несколько тысяч долларов купил папе и маме наручные часы именитых брендов, а потом купил кое-какие подарки для управляющего домом, где я жил. Мысленно я уже простился с Гонконгом. Когда я вручил маме наручные часы, она была тронута до слёз. Она впервые в жизни получила от меня подарок. Папа то и дело протирал свои часы тряпочкой. Родители были очень рады моим подаркам. Вскоре после приезда в Австралию я записался на вечерние языковые курсы. На занятиях учитель спросил моё имя, и я ответил, что меня зовут Чэнь Ганшэн. Учителю такое имя не понравилось: — Не пойдёт. Давай тебя будут звать Стивен. — Ладно, — согласился я. На самом деле все сотрудники американского консульства, где работали мои родители, включая офицеров американской армии, называли меня Полом. Моих родителей там все очень уважали. А я и не знал, что меня называли английским именем Пол — думал, они обращались ко мне по моему детскому имени А-Пао. В общем, дома меня звали Пол, а на занятиях — Стивен. Учитель на курсах давал материал слишком быстро, я никак не мог за ним поспеть, и в конце концов бросил курсы. Благодаря ходатайству водителя из одной тайваньской организации, аккредитованной в Австралии, я устроился работать цементщиком на стройке. Когда там спросили, как меня зовут, водитель представил меня как Джека, так на стройке я стал Джеком. Дело в том, что водителя тоже звали Джек. В то время я уже имел кое-какие поверхностные знания в английском языке, и для моего уха имя «Джек Чэнь» было лишено ритма. Мне хотелось, чтобы моё имя звучало ритмично, поэтому я добавил на конце своего имени букву “и”, и моё имя стало звучать как Джеки (Jacky). Теперь я вставал ежедневно в 5 часов утра, выходил из дома и на попутках добирался до рабочей площадки. Стоя под ледяным ветром, я готовил цемент, научился пользоваться тачкой, и хотя мои физические способности позволяли мне работать быстро и обеспечивать хорошую производительность труда, всё же я очень уставал. С завистью я смотрел, как мастера клали стену, и старался чему-то у них научиться.