Часть 31 из 36 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Менделеева, то они, возможно, и не потратили бы время даром и могли представить, как Колумб переплывает Атлантический океан или алхимик работает в средневековой лаборатории. Но на стенах
кабинета висели лишь портреты Сталина, Ленина и Маркса, разглядывать которые не было особого желания, поэтому троице оставалось только ерзать на стульях.Управляющий проверил и
отдал меню Эмилю, после чего повернулся к Андрею, который передал ему книгу записей заказов столиков. Верный своей привычке, «шахматный офицер» открыл книгу на первой
странице и медленно ее перелистал, пока не дошел до того майского дня, когда происходили эти события. Члены триумвирата смотрели на него в безмолвном отчаянии.– Ага, вот
здесь, – произнес «шахматный офицер».Он начал медленно водить кончиком карандаша по строкам. Потом он дал инструкцию Андрею, как рассадить гостей, и
отложил в сторону карандаш.Члены триумвирата решили, что ненавистная планерка близится к завершению, и каждый подвинулся ближе к краю стула, на котором сидел. Но вопреки их
ожиданиям «шахматный офицер» не закрыл книгу Андрея, а пролистал ее на несколько страниц вперед.– Как проходит подготовка совместного ужин Президиума ЦК и
Совета министров?..Андрей откашлялся.– Все идет по плану. Нас попросили, чтобы ужин проходил не в Красном зале, а в номере четыреста семнадцать. Аркадий
распорядился, чтобы в тот день номер был свободным. Эмиль уже подготовил меню, а Александр, который будет лично обслуживать гостей, уже познакомился с товарищем Проппом, который
курирует организацию ужина со стороны Кремля. Так что все под контролем.«Шахматный офицер» оторвал взгляд от книги заказов столиков.– Учитывая
серьезность мероприятия, не кажется ли вам, метрдотель Дюрас, что вам следует на нем присутствовать?– Мне хотелось бы в тот вечер работать в «Боярском». Я,
конечно, могу присутствовать на ужине, если вы сочтете это нужным.– Прекрасно, – сказал «шахматный офицер». – Тогда старший официант
Ростов останется в ресторане, а вы будете обслуживать ужин.Управляющий закрыл книгу, и сердце графа похолодело.Ужин членов Президиума ЦК и Совета министров был мероприятием,
которое как нельзя лучше вписывалось в его планы. Этот ужин давал ему уникальную возможность, которую очень не хотелось терять. И этот ужин должен был состояться за шестнадцать дней до
отъезда оркестра консерватории на гастроли.«Шахматный офицер» отодвинул от себя по столу книгу Андрея. Планерка закончилась.Члены триумвирата молча поднимались по
лестнице. Дойдя до площадки первого этажа, Эмиль продолжил подниматься на второй этаж, а граф взял Андрея за рукав.– Андрей, друг мой, – тихо произнес
Ростов. – Можно тебя на минутку…ОбъявлениеОдиннадцатого июня в шесть сорок пять вечера граф Александр Ростов, одетый в белую куртку официанта
«Боярского», находился в номере 417 с проверкой, что все необходимые приготовления к ужину сделаны и его официанты одеты как следует. После этого он открыл дверь номера, в
котором должен был происходить совместный ужин членов Президиума ЦК и Совета министров СССР.Как читатель уже знает, «шахматный офицер» довольно бесцеремонно снял
Ростова с ужина. Однако десятого июня метрдотель приехал на работу и во время планерки сообщил «шахматному офицеру» самые пренеприятные новости, а именно то, что у него
начался тремор рук. Андрей сказал, что плохо спал ночью и утром руки стали дрожать еще сильнее. Он поднял правую руку, и все увидели, что она дрожит как осиновый лист.Эмиля просто
сразило это известие. Казалось, что шеф-повар думал: «Как же это происходит, какие высшие силы поражают и отнимают то, что раньше отличало человека от всех остальных и делало его
уникальным?»Ну, что можно было на это ответить Эмилю? Это были все те же высшие силы, которые сделали Бетховена глухим, а Моне – слепым[127]. Господь дал, Господь
и взял.Но если лицо Эмиля выражало чувство сострадания другу, то выражение лица «шахматного офицера» стало брезгливым.Однако Андрей тут же успокоил
управляющего:– Не волнуйтесь, управляющий Леплевский. Я уже поговорил с товарищем Проппом в Кремле, сообщил ему, что не смогу обслуживать во время сегодняшнего ужина,
и уверил его, что меня заменит старший официант Ростов. Товарищ Пропп, – добавил Андрей, – был очень рад тому, что мы нашли выход из
положения.– Конечно, – процедил «шахматный офицер».Андрей нисколько не преувеличивал, когда сказал управляющему, что товарищ Пропп был
очень рад услышать то, что старшим официантом на ужине будет Ростов. Дело в том, что сам Пропп родился через десять лет после революции и не знал, что старший официант Ростов является
одним из «бывших» и что он находится в «Метрополе» фактически под домашним арестом. Товарищ Пропп на собственном опыте убедился в том, что старший официант
Ростов был человеком внимательным, ответственным и очень быстро выполнял пожелания клиентов. И несмотря на то, что товарища Проппа не так давно перевели на работу в Кремль, он прекрасно
знал, что любые ляпы и ошибки, которые могут произойти во время обеда со стороны официантов или шеф-повара, сочтут его собственными, то есть ошибками товарища Проппа, словно он сам
готовил ужин, накрывал на стол и наливал вино.Товарищ Пропп в то утро лично сообщил графу о том, что он рад тому, что проблема решилась так просто и быстро. Сидя за столиком, накрытым
для двоих, в ресторане «Боярский», Пропп в очередной раз «прошелся» с Ростовым по сценарию и меню ужина. Двери номера должны открыться ровно в девять,
столы будут поставлены в форме буквы «П» (по двадцать стульев по бокам и шесть в основании), определены меню (вариации на патриотическую тему традиционной русской кухни) и
вино (крымское белое и красное). Он в очередной раз напомнил, что свечи необходимо задуть ровно в десять пятьдесят девять. Потом, чтобы граф имел представление о том, кто будет на ужине,
товарищ Пропп показал Ростову список гостей.Как мы знаем, граф не интересовался политикой, однако он читал газеты и поэтому видел, слышал и более того – обслуживал
большинство из людей, имена которых были перечислены в списке. Граф неоднократно обслуживал большинство из этих людей во время закрытых ужинов в Красном и Желтом залах, а также в
ресторане «Боярский», в который те приходили с женами, любовницами, друзьями, недругами, своими протеже или покровителями. Граф знал, как многие из этих людей себя ведут,
какой у них характер (хамский, грубый), любят ли они хвастаться и насколько требовательными являются. Он видел большинство из этих людей в трезвом и пьяном виде.– Мы
выполним все ваши указания и пожелания, – уверил граф молодого аппаратчика, в то время как тот уже поднимался со стула, чтобы уйти. – Но вы не забыли
о…– Что, старший официант Ростов? О чем я мог забыть?– Вы не дали мне план рассадки гостей.– А, вот вы о чем… Не переживайте.
Сегодня вечером все садятся на свободные места, плана рассадки не будет.– Не волнуйтесь, – произнес граф с улыбкой. – Ужин пройдет
успешно.Так почему же граф улыбнулся, когда узнал, что плана рассадки гостей не будет?На протяжении тысячелетий во всех цивилизациях по всему миру признавали то, что место во
главе стола, в сторону которого все присутствующие инстинктивно поворачивают голову, является местом, на котором сидит самый важный и главный человек. Точно так же инстинктивно все гости
понимают, что чем дальше человек сидит от главного места за столом, тем менее значительным он является. Поэтому граф понимал, что ужин без четкого плана рассадки неизбежно может привести к
некоторым трениям среди присутствующих, которые будут бороться за самые «видные» места…В данной ситуации Томас Гоббс[128], автор книги «Трактат о
человеческой природе», мог бы точно предвидеть некоторые осложнения. Сорок шесть политиков, стремящихся к укреплению собственной власти и влияния, неизбежно должны были
сцепиться за право сидеть во главе стола или просто сделать стол круглым – как когда-то поступил король Артур.Джон Локк[129] предположил бы другой исход событий. Он
сказал бы, что после того как участники ужина войдут в зал, возникнет кратковременная сумятица и неразбериха. Однако здравый смысл сорока шести политиков возобладает, и все они честно
сядут по старшинству, отражающему их реальное влияние и власть. Вполне возможно, предположил бы Локк, что приглашенные на ужин решат, что надо тянуть жребий, который и определит
рассадку, или просто поставят столы в круг, как сделал при своем дворе король Артур, чтобы все его рыцари чувствовали себя равноправными.А вот французский философ XVIII века Жан Жак
Руссо сказал бы Локку и Гоббсу, что сорок шесть приглашенных политиков сбросят с себя ярмо тирании и социальной условности, отодвинут столы, возьмут в руки фрукты и будут делиться ими друг
с другом, как дети, пребывая в состоянии гармонии с природой.Однако в Коммунистической партии не поддерживали идею о том, что человек должен вернуться в естественное состояние
близости к природе. Коммунистическая партия – это жестко структурированная организация, в которой существует своя иерархия.Поэтому, когда политики вошли в зал, граф был
совершенно уверен в том, что никто не будет бить соседа по голове, никто не предложит тянуть жребий о том, кому достанутся места во главе стола, и никто не вознамерится делиться фруктами и
плодами земли нашей. Политики очень быстро сами найдут свои места за столом, и то, как они сядут, покажет внимательному наблюдателю все то, что он хотел бы знать об управлении Россией на
ближайшие двадцать лет.По сигналу Ростова двери номера открыли ровно в девять вечера. В течение следующих пятнадцати минут без подсказок со стороны аппаратчики сами расселись на
места, соответствовавшие их реальной власти и влиянию. Во главе стола оказались Булганин, Хрущев, Маленков, Микоян, Молотов и Ворошилов. Два стула в центре этой шестерки достались
премьер-министру Маленкову и Генеральному секретарю ЦК Хрущеву[130].Любопытно, что, когда Хрущев вошел в зал, он сразу не двинулся к месту во главе стола. Генсек заговорил с
сидевшим где-то с краю Вячеславом Малышевым[131] – министром тяжелого машиностроения, далеко не самым влиятельным из гостей. Дождавшись, пока все рассядутся, Хрущев
похлопал Малышева по плечу и только потом прошел на единственное оставшееся свободным место рядом с Маленковым.На протяжении следующих двух часов собравшиеся ни в чем себе не
отказывали – вкусно ели, много пили и произносили серьезные и юмористические тосты, являвшиеся по духу глубоко патриотичными. Между тостами граф и его команда официантов
уносили тарелки, меняли блюда, наполняли бокалы, приносили новые столовые приборы и сметали крошки со скатерти.Прочитав эти строки, читатель может задать резонный вопрос:
подслушивал ли граф Ростов, этот самозваный король приличия и пристойности, разговоры, которые вели государственные мужи за столом? Должен уверить читателя, что этот вопрос является
совершенно излишним, а в самой его постановке нет и капли цинизма. Дело в том, что лучшие слуги всегда внимательно прислушиваются к тому, что господа говорят за столом.Возьмем, к
примеру, дворецкого великого князя Демидова. Этот дворецкий мог часами молча стоять в библиотеке, не двигаясь, словно статуя. Но как только кто-нибудь из господ говорил, что ему стало зябко,
дворецкий незамедлительно подбрасывал новое поленце в камин. И когда великий князь говорил приятелю, что графиня Шаховская – «милейшая особа», а вот ее
сын – человек во всех смыслах ненадежный, дворецкий знал: если графиня неожиданно появится у великого князя, хозяин будет дома, но если без приглашения приедет ее сын, то
великого князя не окажется и неизвестно будет, когда он вернется.Так слушал ли граф разговоры, которые велись за столом? Слышал ли он реплики, сказанные в сторону, признания во
хмелю, ироничные замечания и произнесенные невинным тоном колкости? Конечно, слышал.Граф не пропустил ни одного слова.Каждый человек ведет себя за столом по-своему. Для того
чтобы понять, как обстоят дела в руководстве Коммунистической партии, было совсем не обязательно обслуживать партийную верхушку страны в течение почти тридцати лет, как это делал граф.
Любой присутствовавший на ужине мог заметить, что Маленков произнес тост всего один раз и поднял тогда бокал белого вина, а вот Хрущев за вечер произнес четыре тоста и пил только водку.
Кроме того, Ростов обратил внимание, что за весь вечер Хрущев ни разу не встал, а произносил тосты сидя. Без десяти одиннадцать, когда ужин подходил к концу, бывший мэр Москвы постучал
лезвием ножа по бокалу, чтобы привлечь всеобщее внимание.– Товарищи, – произнес Хрущев, – в отеле «Метрополь» произошло много
важных исторических событий. В 1918 году товарищ Свердлов запер членов комиссии по созданию проекта Конституции в номере, расположенном на втором этаже, и заявил, что никого не
выпустит, пока они не закончат свою работу.В зале раздались смех и аплодисменты.– За Свердлова! – крикнул кто-то. Хрущев с самодовольной улыбкой выпил, и
все последовали его примеру.– Сегодня, – продолжил Хрущев, – мы с вами, товарищи, сидя в «Метрополе», станем свидетелями другого
исторического события. Пожалуйста, подойдите к окнам. Товарищ Малышев сделает небольшое объявление.На лицах присутствующих появилось удивленное выражение, все встали и подошли
к огромным окнам, выходившим на Театральную площадь. Малышев уже стоял у одного из окон.– Спасибо, товарищ Генеральный секретарь, – произнес Малышев и в
знак благодарности наклонил голову в сторону Хрущева. – Товарищи! Все вы уже знаете, что три с половиной года назад мы начали строительство новой электростанции в Обнинске.
Мне выпала большая честь сообщить вам, что в этот понедельник, за полгода до назначенного срока окончания строительства, электростанция начала давать ток.Государственные мужи
одобрительно закивали.– Ровно в одиннадцать вечера, – продолжил Малышев, – то есть через две минуты, электростанция начнет подавать
электричество в электросеть Москвы и обеспечит половину потребности города в электроэнергии.Малышев повернулся к окну. В этот момент граф и официанты быстро тушили стоявшие на столе
свечи. В окна были видны огни Москвы. Секунды шли, ничего не происходило, и собравшиеся начали вполголоса обмениваться комментариями и нетерпеливо переступать с ноги на ногу. Потом
неожиданно вдали на северо-западе столицы огни в домах стали исчезать целыми кварталами. Потом темнота стала быстро распространяться, как тень огромного облака по земле, и приближаться к
центру города. В две минуты двенадцатого погасли окна в Кремле, которые горели ночами вот уже много лет. Погас свет и в «Метрополе».Присутствующие в зале заговорили
громче. Они выражали удивление и непонимание происходящего. Малышев продолжал стоять, повернувшись лицом к окну, он молчал и не двигался. Потом вдалеке на северо-западе включился
свет в одном из городских кварталов, а потом и во втором. Постепенно свет стал возвращаться в Москву. Теперь по городу уже распространялся свет, а не тьма. Свет приближался к центру. Вот
снова загорелись окна в Кремле, и над головой присутствующих в зале на четвертом этаже ярко засветилась огромная люстра. Члены Президиума ЦК и Совета министров громко зааплодировали.
Всем казалось, что на этот раз свет стал даже ярче потому, что теперь половину Москвы освещало электричество, которое вырабатывала Обнинская АЭС.Финал этого ужина был, вне всякого
сомнения, прекрасным примером политического театрального представления, который когда-либо доводилось видеть столице.Но разве отключение электроэнергии не принесло неудобства
гражданам? – спросит читатель.К счастью, в те годы Москва не была мировой столицей электрических приборов. Тем не менее из-за отключения электричества замолчали сорок
тысяч радиоприемников и пять тысяч телевизионных аппаратов. Собаки начали лаять, а кошки мяукать. Дети плакали, их родители ударялись о стены и сбивали журнальные столики, а несколько
водителей, обеспокоенные тем, что свет на улицах неожиданно выключился, въехали в бамперы впереди идущих автомобилей.В момент выключения электроэнергии Анна Урбанова в парике
из седых волос играла роль Ирины Аркадиной в пьесе Чехова «Чайка» на сцене Малого театра. Когда выключился свет, зрители заволновались. Несмотря на то что Анна и другие
актеры могли в темноте уйти со сцены, они этого не сделали. Они обучались по методу Станиславского и начали играть так, как могли бы себя вести их герои, если бы выключили свет.Аркадина
(с тревогой в голосе): Выключился свет!Тригорин: Не волнуйся и оставайся на месте, дорогая. Я сейчас зажгу свечу. (Тригорин уходит со сцены.)Аркадина: Константин, мне
страшно.Константин: Матушка, это всего лишь темнота. Темнота, из которой мы вышли, и темнота, в которую вернемся.Аркадина (словно не слышала слов сына): Как ты думаешь, свет погас
во всей России?Константин: Нет, матушка. Свет погас во всем мире…Ну а что же произошло во время отключения электроэнергии в «Метрополе»? В ресторане на первом
этаже столкнулись два официанта с подносами, четыре человека в баре «Шаляпин» разлили свои напитки, а одну посетительницу бара ущипнули за мягкое место, застрявший в лифте
между вторым и третьим этажами Пухлый Вебстер угостил шоколадом и сигаретами ехавших с ним вместе людей, а сидевший в одиночестве в своем кабинете «шахматный офицер»
пробормотал, что он с этим «разберется».Но в «Боярском», где вот уже пятьдесят лет обслуживали при свете свечей, никаких происшествий не
наблюдалось.ОтъездВечером шестнадцатого июня рядом с пустыми чемоданом и рюкзаком Софьи граф разложил часть вещей, которые он собрал для ее путешествия. За день до этого,
когда девушка вечером вернулась с репетиции, Ростов объяснил ей, что она должна будет сделать.– А почему ты так долго об этом молчал? – спросила готовая
расплакаться Софья. – Почему раньше об этом ничего не говорил?– Боялся, что ты начнешь возражать, если я скажу тебе заранее.– Я действительно
возражаю против этого плана.– Понимаю, – ответил он, взяв ее за руки. – Зачастую нашей первой реакцией является отторжение. Более того, именно так
чаще всего и происходит.Потом они долго обсуждали все «за» и «против», «почему» и «зачем». Они говорили о своих надеждах, и о том, как
видят будущее. Потом Ростов попросил Софью довериться ему, и в этой просьбе девушка не могла графу отказать. Потом они помолчали, и так же храбро и внимательно, как в тот день, когда они
впервые встретились, Софья выслушала все подробности плана, который придумал Ростов.В тот вечер граф разложил собранные предметы и подумал, что он мог упустить или забыть. Ему
показалось, что он ничего не забыл. Тут распахнулась дверь и в комнату вбежала Софья.– Место проведения концерта изменили! – воскликнула она, задыхаясь от
того, что долго бежала.Они обменялись озабоченными взглядами.– И где теперь будет концерт?Софья задумалась и закрыла глаза.– Не могу
вспомнить.– Не волнуйся, – произнес граф, прекрасно знавший, что во взволнованном состоянии сложно вспомнить необходимую информацию. – Что
сказал дирижер? Что говорили про это место? Название района? Что находится рядом с залом?Софья снова закрыла глаза.– Говорили о зале…
salle…– «Salle Pleyel»?[132]– Точно!Граф с облегчением выдохнул.– Все в порядке. Я хорошо знаю это место. Это
красивое здание в стиле ар-деко, и находится оно в VIII округе…Софья начала собирать свои вещи, а Ростов спустился в подвал отеля. Он нашел еще один путеводитель
«Baedeker» по Парижу, вырвал из него карту, поднялся в свою комнату, сел за письменный стол великого князя и нарисовал на карте красную линию маршрута. Потом, когда Софья
собрала вещи и закрыла чемодан, граф открыл дверь кладовки и провел Софью в кабинет. Как и шестнадцать лет назад, войдя туда, Софья произнесла удивленное «Ооо!».Пока
Софья была на последней перед гастролями репетиции в консерватории, граф накрыл ужин в своем кабинете. На книжном шкафу стоял канделябр с горящими свечами. Два стула с высокими
спинками стояли друг напротив друга между кофейным столиком, принадлежавшим бабушке графа. На столике была белоснежная скатерть, цветы в вазе, тарелки и серебряные столовые
приборы.– Прошу садиться, – произнес Ростов с улыбкой и отодвинул для Софьи стул.– Окрошка? – спросила она, раскладывая на
коленях салфетку.– Да, – ответил граф и сел. – Перед долгой поездкой надо съесть что-то простое, что будет напоминать о доме. Воспоминания об этом
ужине помогут тебе пережить сложные минуты.– Я в этом абсолютно уверена, – ответила Софья. – Именно это я и буду вспоминать, когда начну скучать по
дому.Когда они закончили есть окрошку, Софья заметила, что около вазы с цветами стояла небольшая женская фигурка из серебра в одежде XVIII века.– Что
это? – спросила она, показывая на фигурку.– Ты возьми ее в руки.Софья взяла фигурку, покрутила ее в руках, и раздался приятный звон. Дверь кабинета
открылась, и появился Андрей с тележкой для еды, на которой стоял поднос, накрытый сервировочным колпаком.– Bonsoir, monsieur! Bonsoir, mademoiselle!Софья
рассмеялась.– Понравилсь ли вам первое? – спросил метрдотель.– Очень вкусно.– Trus bien.Андрей собрал суповые тарелки и
поставил их на нижнюю полочку тележки. Граф и Софья посматривали на сервировочный колпак. Однако Андрей не торопился его поднимать.– Перед тем как мы перейдем ко
второму блюду, я хочу удостовериться, что вы остались довольны окрошкой, – Андрей вынул из кармана блокнот. – Пожалуйста, распишитесь здесь и здесь.Софья с
Ростовым громко рассмеялись. Метрдотель поднял сервировочный колпак, и они увидели новое блюдо шеф-повара – запеченного гуся а la Sofia.– Для приготовления
этого блюда, – объяснил Андрей, – гуся надо вывести в коридор гостиницы, поймать, а потом выбросить в окно. И только потом можно запекать.Андрей разрезал
птицу, положил на тарелки гарнир из овощей, легким движением руки налил им «Château Margaux», произнес: «Bon appétit!»[133] – и
вышел.Во время ужина граф поведал Софье о том, как однажды утром в 1946 году в коридоре четвертого этажа обнаружили несколько живых гусей. Граф рассказал, как их поймал
американский генерал, а также об армейских трусах генерала, которым Ричард Вандервиль отдал честь. Потом Ростов описал девушке, как Анна Урбанова выбрасывала из окна своего номера
одежду. В общем, он поведал ей семейные истории.Читатель может предположить, что в тот вечер граф должен был давать Софье ценные советы – что ей делать и как себя вести.
Однако свой план в подробностях он уже изложил девушке предыдущим вечером, поэтому ограничился всего лишь двумя отеческими советами. Совет первый: если ты не победишь сложившиеся
обстоятельства, то обстоятельства победят тебя. И второй совет, взятый из высказываний Монтеня: признак мудрости – это неизменно радостное восприятие жизни. Впрочем, граф не
сдержался и сказал дочери о том, что будет очень скучать, а также и то, что он очень доволен тем, что грандиозное приключение Софьи начинается.Почему же граф решил в последний вечер
Софьи в Москве перед поездкой говорить с ней о чем-то легком и веселом? Потому что он знал, что человек, впервые в жизни уезжающий за границу, не захочет вспоминать последний вечер, во
время которого ему давали важные советы, просили запомнить сложные инструкции и в преддверии расставания выказывали грустные чувства. Когда человек на чужбине подумает о доме, он
будет вспоминать веселые семейные истории, которые он уже много раз слышал, и окрошку.Когда они закончили ужинать, граф решил поднять один очень личный вопрос.– Я