– Ради самого большого моего желания. Силы, – Рейчел отбросила книгу и раскинула руки. Мне стало не до разговоров, когда все вокруг в одно мгновение погрузилось во мрак, и темнота расцветилась светящимся туманом. Он точно состоял из миллиардов светлячков, и это было бы красиво, если бы свет, испускаемый ими, не был таким отталкивающе красным, как кирпичная пыль. Поначалу зрение мое не могло справиться с сумраком, а, приспособившись, открыло мне еще более ужасающую картину. – Во имя Силы, имя которой пылает кровавым огнем, я отдаю это горячее сердце, полное любви. Кровь за дар, смерть за жизнь! Голос Рейчел сорвался на истеричный вопль, однако на мгновение на ее лице отразилась прежняя Рейчел – испуганная и несчастная. К ней я и воззвал со всей возможной горячностью: – Остановись! – Я не могу! – она посмотрела мне в глаза. – Он обещал дать мне все, что я захочу. Прости, но я давно все решила. С этими словами она взмахнула руками, и я почувствовал холод. Он разливался в груди, и я не сразу понял, что из нее торчит рукоять. Только боли не было. Странно, мне всегда казалось, что умирать больно, но я ничего не почувствовал, просто стало очень холодно. И все. Первый, пока еще не сильный, укол я ощутил спустя минуту, целую минуту давящей тишины и красно-черного мрака. Он пронзил меня насквозь, пробрав до самых кончиков пальцев. Потом еще раз, сильнее и дольше, пока в груди не взорвалась боль, такая безграничная и мучительная, что я закричал. Меня разрывало на части, выворачивало наизнанку, я звал на помощь, умолял о пощаде, выл и плакал. Но Рейчел… моя убийца не дрогнула. Ничто более не сдерживало мое тело, но я мог лишь сотрясаться от боли и ужаса, не помышляя ни о чем ином, как об избавлении. И еще я думал о том, чья рука ввергла меня в эту бездну. Сгорающий в невидимом огне, я не сразу услышал неразборчивый шепот, шорох и тихий скрежет, будто ногти по стеклу. Или когти. Рейчел счастливо засмеялась: – О, мой господин! Ты ответил мне! И в тот же миг из тумана одна за одной начали выныривать уродливые тени – люди с головами собак, безглазые уродцы, дети со старческими лицами, безумные женщины с разинутыми ртами – целый легион демонов ада. Их было так много, что они скрыли от меня своими полупрозрачными телами тоненькую фигурку девушки. А она хохотала, громко, безудержно, запрокинув голову и захлебываясь смехом. Это была не она. А я умирал. Нож сдерживал кровотечение, но рубашка моя уж давно пропиталась ею насквозь. От боли и усталости я едва соображал. Призраки кружили надо мной, как вороны, предчувствующие добычу. Остывающими губами я попытался произнести имя возлюбленной, но не смог. Чувствовал, мне осталось недолго. Может быть, прямо сейчас… Я не умер, нет. По сей день мне не известно точно, что тогда произошло. Просто кровавую муть вдруг взорвал яркий свет – фонаря, но тогда мне казалось, что это ангелы спустились за мной на землю. Устрашающий вой заполнил помещение, от этого звука словно бы затряслись сами стены. Что-то придавило меня к ледяной поверхности стола, а потом резко дернуло вверх. Фонтан горячей крови взвился в воздух. Ледяного острия больше не было во мне. – Нет!!! Сквозь полуприкрытые веки я видел, как сцепились две фигуры – легкая и невесомая – Рейчел, и мужская, незнакомая. А уродливые тени ринулись ко мне, однако, так и не прикоснувшись, развеялись дымом. В воздухе запахло гарью. Недоумевая, отчего еще жив, я перекатился на бок и упал на каменный пол. Жар лизнул мое лицо. Огонь вспыхивал повсюду, как огромные рыжие цветки. Мой спаситель подхватил меня под руки и на себе потащил прочь, на свободу. Лишь оказавшись под серебристым светом растущей луны, я вспомнил о Рейчел. – Рейчел! – дом уже занялся веселым пламенем. – Кто-нибудь, спасите Рейчел! Она еще там! Рейчел! Дом горел слишком быстро, крыша уже едва держалась. Но вот рухнула и она. Я лежал на сырой от росы траве, не чувствую ни рук, ни ног. Ни души. Кто-то громко звал полицию. – Не шевелись, – горячие руки легли мне на грудь. – Невероятно… Мне было все равно, меня не волновало, что рана от ножа затянулась сама собой, не оставив после себя даже шрама, не волновало, что я чудом остался жив. Рейчел умерла… Единственная любовь в моей жизни. Первая и последняя. Я убил свою любовь. Стало совсем темно. Света из окна едва хватало, чтобы разглядеть очертания предметов. Я откинул ненавистное одеяло и, с трудом поднявшись на ноги, прошелся по комнате. Встал у окна, так, чтобы он не мог видеть моего лица: – Долгое время я ни с кем не мог поделиться. Но это сделало меня сильнее. – И несчастнее. Это были первые слова, что Филипп произнес за последний час. Я полагал, что он испугается меня, ужаснется, может, даже возненавидит. Но пожалеет? Нет, я уже давно не ждал от людей ничего хорошего. – Сколько… сколько лет прошло? Почти семьдесят? – он произнес это тихо, точно сомневаясь. – Как ты мог молчать? Почему ты сразу мне все не сказал? – Чтобы ты принял меня за сумасшедшего или, – в горле запершило, и я запнулся, – или просто ушел? Филипп долго не отвечал. Внезапно я ощутил его руки у себя на плечах. – Ты идиот. Самовлюбленный, наглый, беспардонный пережиток эпохи. Значит, такого ты обо мне мнения? Терпеть больше не было сил. – Филипп, я… – Да заткнись ты. Развернув меня к себе, он снизу вверх заглянул мне в глаза: – Плевать я хотел на то, что ты бессмертный сверхчеловек, едва не принесенный в жертву своей собственной невестой. Ты мой компаньон, мой коллега, мой друг. Мы поняли друг друга? Я кивнул. – Но кто спас тебя? Я долго не был уверен в том, что тогда увидел, однако со временем картинка стала ярче. – Сэм. Констебль по имени Сэм. Правда, это все, что мне о нем известно. И он исчез в тот же день, как вытащил меня из огня, уничтожив все сведения о себе. – Ладно, с этим разобрались, – Филипп улыбнулся и провел рукой по взъерошенным русым волосам. – Ну или почти разобрались. Знаешь, я немного устал. Хочешь кофе? Я приготовлю. Вдыхая аромат свежезаваренного кофе – напитка, которого я на дух не переносил – я почувствовал себя человеком. Обычным, таким, каким мне не суждено было снова стать. А, может, я ошибался? Глава 9 Дело №9. Маг и Луна В этом году зима решила побаловать горожан и в последнюю неделю перед Рождеством украсила Блэкпул тонким белоснежным одеялом из пушистого снега. Непривычные к таким подаркам природы люди выходили из своих домов и громко поздравляли друг друга с наступающими праздниками. Из окна дома на Санрайз-авеню было прекрасно видно, как веселится детвора и гоняются по свежевыпавшему снегу ошалевшие от такого сюрприза собаки. С моря дул холодный пронизывающий ветер, нагоняя на берег тяжелые свинцовые волны, но капризное поведение нестабильной блэкпульской погоды нисколько не могло омрачить предновогоднего настроения. Календарные листы опадали, приближая заветную дату, которую с одинаковым нетерпением ждали как дети, так и взрослые, еще не забывшие, что такое – верить в чудо. Вчера я приехал от родственников со стороны матери, что в последние годы проживали на севере Ланкашира, в милой деревушке на окраине Ланкастера. Бабушка Мейбел собрала для меня целый мешок подарков и за три дня откормила так, что я едва влез в свою дорожную одежду. Тем не менее, поездка оставила в душе некоторый осадок, и пусть никто не говорил об этом, но все мы чувствовали грусть от того, что за столом не хватало отца. Его место во главе так и осталось пустым, и я не решился его занять. Здесь же, с перрона попав в гостеприимные бодрящие объятия настоящей снежной зимы, я ощутил себя счастливым хотя бы потому, что точно знал – меня ждут. Человек, который и был причиной моего приподнятого настроения, встретил меня подчеркнуто равнодушно, будто бы и не заметил моего отсутствия. А меж тем на столе стояла ваза с моими любимыми шоколадными круассанами, а на маленькой кухоньке уютно посвистывал чайник. – Доброе утро! – с порога поприветствовал я, отряхивая пальто и волосы от снега. Шляпу я принципиально не носил, а свое клетчатое кепи, какая досада, позабыл в гостях. Джулиус оторвался от газеты, смерил меня внимательным взглядом и коротко кивнул: – Закрой дверь, холодно. Боже, как не хватает камина! Что же, мой компаньон в своем репертуаре. Уж мне ли не знать, что в уныние его ввергало приближение Рождества, а праздники, какими бы они ни были – мелкими, вроде дня рождения сержанта Оливера, не в обиду ему будет сказано, или крупными, такими как приближающиеся новогодние торжества, – он не любил всей душой. В подобных случаях уговоры бессильны, впрочем, прежде мне удавалось как-то обойти эту его странность. Проходя мимо, я не удержался и совершенно по-мальчишески прижал ледяную ладонь к его щеке и долго хохотал над его растерянным видом. – Филипп! – буквально возопил Джулиус, выронив «Таймс». – Будь серьезней, черт возьми! – Не могу, – честно признался я и подцепил из вазочки самый толстый, на мой взгляд, круассан. – К тому же я еще достаточно молод для того, чтобы позволить себе быть несерьезным. На самом деле мне просто до смерти хотелось вывести Джулиуса из себя – до того меня веселило и забавляло это его убийственное выражение лица, когда он корчил из себя повидавшего в жизни достопочтенного джентльмена. На пути к кухне меня осенило: – Бог ты мой! Мы же забыли о елке! Олдридж закатил глаза. За чаепитием мы оба расслабились и пришли к консенсусу, что все предновогодние приготовления я беру на себя, не требуя с компаньона помощи и содействия в деле столь глупом и бесполезном, как украшение рождественской ели или покупки подарков для инспектора Гаррисона и его помощника. Я кивал и пил горячий чай, мысленно строя грандиозные планы, посвящать в которые пока никого не собирался. – А что это там, на столе? Джулиус проследил за моим взглядом и нехотя ответил: – Приглашение. Я торопливо поставил чашку и потянулся за карточкой. Дорогая плотная бумага с неброской, но стильной золотой каймой. Вдосталь налюбовавшись на нее, я, наконец-то, перешел к чтению. – О! Олдридж сцепил пальцы на груди, всем своим видом демонстрируя пренебрежение. И реакция эта была довольно предсказуема, если взять в расчет имя отправителя. Точнее, отправительницы – прекрасной, непостижимой и умопомрачительной. – Нас приглашает сама Дафна Ричмонд! – вырвалось у меня восторженно, на что Джулиус досадливо поморщился: – Прекрати, пожалуйста, восклицать. Так ты становишься похожим на не слишком привлекательную гимназистку. – Это почему же не привлекательную? Я почти оскорбился. – Для привлекательной ты слишком похож на мужчину.