Тут я не мог с ним не согласиться, не став выяснять дальше, оскорбил он меня или сделал комплимент. С Джулиусом нельзя быть на сто процентов уверенным в таких вещах. Вместо этого я мыслями вернулся к витиеватому мелкому почерку на карточке. У этой восхитительной женщины и почерк был невероятно привлекательным – аккуратным, округлым, с замысловатыми завитушками заглавных букв. Быть приглашенным в ее дом на празднование Рождества – о каком еще подарке я мог бы мечтать? – И речи быть не может. – Что? Джулиус покачал головой. Его реплика прозвучала точно в ответ на вопрос, который я пока не успел задать, но который уже вертелся на языке. Однако в данном случае я не намерен был уступать: – Что бы ты там себе не напридумывал, – категорично начал я, – мы ответим на приглашение мисс Ричмонд… – … вежливым отказом. – Нет! Джулиус иронично выгнул бровь: – Невежливым отказом? Определенно, мой друг пребывал не в лучшем из своих плохих настроений. Я упрямо скрестил руки на груди: – Мы пойдем и точка. Наши взгляды скрестились точно шпаги, ни один из нас не желал сдаваться. Темные глаза Олдриджа затягивали опасной глубиной, я щурился, но не отводил взгляда. Наконец, он сморгнул и криво ухмыльнулся. Я, признаться, сразу занервничал: – Что? Что случилось? Джулиус внезапно откинулся в кресле и засмеялся: – У тебя вся рубашка в шоколаде! Я посмотрел на свои пальцы, а потом на вытекающую из рогалика начинку. Что ж, по крайней мере, я угадал, и ее в этом круассане оказалось в два раза больше, чем в остальных… Зима в этом году радовала глаз. На моей памяти столько снега выпадало всего пару-тройку раз, и то было давным-давно. Мы вместе с Джулиусом направлялись к нашей клиентке, сообщить об удачном завершении дела. С неба падал крупный пушистый снежок, очень быстро облепивший серые ветви голых деревьев и скрывший унылую брусчатку. Автомобили пока не спешили нарушить девственную чистоту снежного покрова, и глаза слепило от отражающегося в нем солнца. И только мой компаньон был привычно мрачен. – В чем дело? – спросил я. – Тебя что-то беспокоит? – Беспокоит? – переспросил он, оторвавшись от созерцания своих ботинок. – А тебя разве нет? Как же меня раздражала эта его способность передергивать каждое мое слово! – Меня беспокоишь ты! – не сдержавшись, воскликнул я, и мирно копавшаяся в снегу собака испуганно залаяла. – Право слово, ну хотя бы притворись, что счастлив! Ради меня! Джулиус даже остановился посреди дороги, и я от неожиданности обогнал его на несколько шагов: – Вся эта красота, она такая… как с открытки, – задумчиво, особо ни к кому не обращаясь, пробормотал он. – Просто не Рождество, а мечта. Разве так бывает? Это неправильно, не по-настоящему. Разве ты этого не чувствуешь? Я развернулся и зашагал дальше. – Филипп! Я не остановился и даже не сбавил шагу. – Филипп! Почему? Почему я должен быть счастлив? Это переходило уже все границы. – Потому что в Рождество люди должны быть счастливы. Неужели это так сложно понять? – было тяжело подобрать слова. – Это день, которого ждешь весь год, день, в который исполняются желания и происходят чудеса. – Тебе мало чудес? Джулиус стоял посреди белого безмолвного великолепия черным призраком с неподвижным, точно вырезанным из слоновой кости лицом. И только темные блестящие глаза выдавали в нем живого человека. – Не таких. Настоящих. Больше мы к этому разговору не возвращались, заключив негласное перемирие, однако я в душе надеялся изменить его мнение, благо, уверен, вечеринка у мисс Ричмонд превзойдет все мои даже самые смелые ожидания. За два дня до праздника я отправился за подарками. Обычно мне не приходилось уделять этому занятию так много времени, но тогда у меня и не было столько замечательных друзей, и, может, Джулиус считает себя единственным и неповторимым, но про детектива-инспектора Гаррисона и его верного помощника сержанта Оливера я тоже не забывал. Интересно, а Джулиус что-нибудь приготовит для меня? Размышляя над сим, несомненно, очень важным вопросом, я незаметно добрался до центра, где были сосредоточены все магазины, от самых модных и дорогих, до тихих уютных лавочек, товары которых не столько ценны, сколько приятны душе. Я сделал выбор наугад и толкнул дверь, мелодично звякнул колокольчик над входом. Боюсь, домой мне не суждено вернуться скоро… Последний день перед Рождеством наступил внезапно. Я ввалился в офис нашего агентства ближе к вечеру и застал Джулиуса сидящим за столом с лицом, преисполненным мрачных раздумий. Сложилось впечатление, мимолетное, что в той же позе он сидел и весь вчерашний день, и даже часть позавчерашнего, ибо в том же самом костюме я видел его в последний раз. – Добрый вечер! – громко поприветствовал я. Олдридж поднял на меня затуманенный взгляд, будто откуда-то из глубины темного колодца, однако, не успел испугаться, как глаза его прояснились, и Джулиус улыбнулся: – Все тот же праздничный настрой? – Если ты надеялся, что я выдохнусь и устану, то напрасно, – я скинул пальто и продемонстрировал другу объемный пакет. – Смотри, что я принес. С этими словами я достал гирлянду и принялся развешивать ее по края окна. Закончив, вставил вилку в розетку и переключил рычажок. Полутемная комната озарилась мерцающим светом разноцветных лампочек. Джулиус долго смотрел на них, не произнося ни слова, потом тихо вздохнул: – Снег пошел. Я выглянул. Пушистые снежинки, подхваченные легкими дуновениями ветерка, парили в воздухе, танцуя как в стеклянном шаре. Рамка из мигающих ламп отбрасывала блики на темное стекло, а в нем отражались двое. И это было поистине волшебно. – Ради тебя. – Что? – я и не заметил, как Джулиус приблизился и встал рядом со мной. Он уперся кулаками в подоконник и не отрывал взгляда от пляшущих снежинок, и потому ответил не сразу: – Я пойду к мисс Ричмонд ради тебя. Я надену фрак ради тебя. Я буду улыбаться и делать вид, что счастлив. Ради тебя. Я не знал, что говорить. И нужно ли что-нибудь говорить. Джулиус выпрямился, потянулся, вернулся в свое кресло и бросил, не оборачиваясь: – Что еще в том пакете? Оцепенение, охватившее меня, спало, и я суетливо зашуршал, извлекая покупки на стол: – Предпраздничный ужин. Завтра в это время мы будем в гостях, и принес кое-что. Я расставил угощение, сам разложил по тарелкам, открыл шампанское. Джулиус подыграл, поставив пластинку Johnny Dodds, музыку которого любили мы оба. Поужинав, мы сели так, чтобы видеть яркие переливы гирлянды, и наслаждались молчанием. Все-таки хорошо, когда есть тот, с кем можно так помолчать. Я шутку не оценил, хотя б потому, что Джулиус был совершенно серьезен: – Что это? – Фрак, – бесхитростно ответил мне он, оправляя лацканы перед зеркалом в маленькой уборной. – Я вижу, что фрак, – спокойный голос дался мне нелегко. – Двадцатый век на дворе, ты в этом старье идти собрался? Время поджимало. Я загодя подобрал костюм-тройку, нарочно неряшливо расстегнул пару верхних пуговиц рубашки, по модному уложил волосы на косой пробор, приобрел светло-коричневый ботинки в тон костюма и был весьма собой доволен. И вот меня планирует сопровождать это викторианское черно-белое чудо. – Зря ты так, – он пригладил волосы гелем, хотя они и так уже блестели. – Фрак универсален. И я не знал, что ты такой модник. Если он намеревался меня оскорбить, то выбрал неправильное время. Меня переполняла энергия, я предвкушал приятную ночь, и ничто не могло помешать моему счастью. – Идем, машина уже подъехала. Да, мне удалось убедить моего несговорчивого компаньона воспользоваться услугами такси, ибо снегопад все не прекращался, начавшись еще накануне вечером, и спустя четверть часа мы стояли на крыльце белоснежного особняка мисс Дафны Ричмонд. Войдя внутрь, мы будто бы попали в другой мир, полный красок, ослепительного сияния и будоражащего, ни с чем не сравнимого аромата высшего общества. Именно так я себе все и представлял, впрочем, даже самые смелые мои фантазии померкли в сравнении с изяществом и дорогим шиком сияющего холла, украшенного к торжеству умелой рукой столичного дизайнера. И запах хвои от еловых букетов. Я почти ослеп от этого великолепия, однако же самое замечательное только ждало меня впереди. – Не стой же столбом, отдай свое пальто, – негромко велел мне Джулиус, на которого окружающая красота не произвела ровным счетом никакого впечатления. Он невозмутимо разделся и отдал верхнюю одежду дворецкому. – Идем, – он потянул меня за собой куда-то влево, и мы оказались в небольшом помещении, переоборудованном в мужскую гардеробную. Олдридж достал из внутреннего кармана расческу и тщательно прошелся ею по напомаженным волосам. Я не сдержал улыбки, прекрасно представляя себе, какими непокорными могут быть его кудри. Поймав в зеркале недоуменный взгляд компаньона, покачал головой: – Ничего, просто… – просто с ним я почувствовал себя «своим» в такой непривычной для себя обстановке. – Тогда не будем заставлять леди ждать.