Джулиус пошевелился на стуле, отчего луч заходящего солнца упал на его лицо, придавая густо-коричневым глазам медный блеск: – Чтобы меня спасти, – он посмотрел в окно. – Солнце садится. Слушайте меня, пожалуйста, внимательно. От того, все ли вы сделаете правильно, будет зависеть моя жизнь и жизни невинных людей. Я пообещал быть внимательным, и Джулиус продолжил: – Я подготовлю все к ритуалу призыва и войду в транс. Что бы вы не увидели и не услышали, Филипп, как бы ужасно это ни было, не убегайте. Как только начнет затухать последняя свеча, разбудите меня, каким угодно способом, но я должен прийти в себя до того, как свечи погаснут. Вам все ясно? – Ясно, но… Вы ведь это уже делали? – И не раз. – Кто же был с вами до меня? Джулиус задумчиво пошевелил губами и просто сказал: – Кошка. Я не понял, смеяться мне или плакать: – Кошка? Но как? Что с ней стало? – Кошки, Филипп, очень умные и чувствительные существа, но, увы, не вечные. Милли умерла от старости. Оставшееся время я размышлял о том, что призван сегодня заменить почившую кошку. Оптимизма это не прибавляло. Окончательно пал духом я, когда Джулиус резво подскочил со стула и хлопнул в ладоши: – Пора! Он задернул шторы и повернулся ко мне: – Сядьте вон на тот стул и наберитесь терпения. Если вы заснете – нам обоим конец. Это «нам» не укрылось от моего внимания. Теперь не ясная еще угроза нависла и над моей головой тоже. Я послушно сел и стал наблюдать. Джулиус скинул пиджак, оставшись в темно-сером жилете и белой накрахмаленной рубашке, и без стеснения опустился на четвереньки. Мелком, извлеченным из недр чемоданчика, он старательно, словно школьник на грифельной доске, прорисовывал едва видимые в сумраке знаки по краям уже начерченного кем-то круга. Изредка мужчина отстранялся, любуясь делом рук своих, и пояснял: – Я замкнул круг вызова в нескольких местах так, чтобы в него можно было попасть, но самостоятельно выбраться нельзя. Если бы вы хоть что-нибудь понимали, то непременно оценили бы гениальную простоту моей затеи. После этого Джулиус расставил по углам звезды пять коротких толстых свечей неожиданно белого цвета, в то время как я, признаться, ожидал черного или красного цветов. Впрочем, я мог ориентироваться лишь по бульварным романам средней руки. Мне о многом хотелось спросить, но, предвидя такой поворот, Джулиус приложил палец к губам и, запалив по очереди все свечи, торжественно вошел в круг. Сердце мое замерло. Однако я слишком много читал. Ни грома, ни молний, ни иных проявлений гнева небес не последовало. И все же жуткая тишина, тени на окнах, легкое потрескивание свечей, но, более всего, неподвижный силуэт мужчины в белой рубашке, наводили страх гораздо более иррациональный, нежели я мог себе представить. За полчаса воск свечей лишь едва оплавился. Я начал непроизвольно покачиваться, погружаясь в дрему, как вдруг две свечи одновременно погасли. В комнате заметно похолодало, и непонятно откуда взявшийся сквозняк зашевелил волосы на затылке. Словно чье-то дыхание коснулось вспотевшей спины холодным воздухом. Так я впервые почувствовал страх. Погасла третья свеча, и фигура заклинателя наполовину погрузилась во мрак. Я помнил его наставления, но уже с трудом представлял себе, как стану их исполнять, потому что я слышал. Тихий шелест, будто ползет змея в траве, шепот, как сквозь толстое стекло, и гул. Гул все нарастал, и вместе с затуханием четвертой свечи Джулиус закричал. В этом крике мне сквозили нечеловеческие боль и страх. Я боялся даже представить, что с ним происходило и что он чувствовал. Воздух сгустился вокруг него, корчащегося в центре нарисованного круга, и вновь повисшая тишина была полна отголосками стихшего вопля. – Что мне делать? Скажи, что мне делать? Естественно, он не ответил. То, что показалось мне обманом зрения, проступало четче, то сливалось с телом Джулиуса, то словно бы выныривая из него. Я покрылся холодным потом. В чернильной темноте мельницы остался гореть лишь один слабый огонек. Последний маяк. Джулиус снова закричал, перемежая отчаянные вопли со словами на древнем языке. Я был близок к тому, чтобы разрыдаться от бессилия. Огонек свечи затрепетал, угасая. Я испуганно вскрикнул, ворвался в круг и, обхватив Джулиуса за пояс, вместе с ним упал на пол. Уже в полной темноте… Мои познания в медицине никуда не годились, а зов о помощи остался без ответа. Искусственное дыхание и непрямой массаж сердца, увы, были единственным, что я сумел предпринять. Джулиус не шевелился и едва заметно дышал. И без того светлая кожа его приобрела восковую бледность, влажные от пота волосы свернулись в завитки на лбу и висках и казались почти черными в лунном свете. Я не решился подходить к свечам. Пережитый ужас еще бродил в моей крови. Я сидел, привалившись к стене, и голова моя была пуста и легка. – Мистер Фелтон! Мистер Джулиус! Мистер Фелтон! Я подскочил к окну и с радостью Робинзона Крузо замахал людям из полиции. Мы были спасены! Вряд ли тогда я мог внятно объяснить, что произошло, но, по счастью, этого и не понадобилось. Видимо, инспектор Гаррисон был в курсе всего, и лишь я один чувствовал себя не в своей тарелке, впрочем, судя по выражениям лиц, бравые констебли тоже испытывали неловкость. Джулиус пришел в себя по пути к пансионату, я заметил это первым, однако он был настолько слаб, что не смог или не пожелала со мной разговаривать. – Мы заперли мерзавца в его спальне, – сообщил Гаррисон. – Но он совсем плох. Не в себе. Джулиус с трудом присел на носилках и даже сделал попытку спустить вниз ноги, но был остановлен бдительной медсестрой из местного персонала. – Я должен с ним поговорить, узнать. Он должен мне сказать. Инспектор обратился ко мне: – Вы свободны, Фелтон. Благодарю за сотрудничество. И скоро я остался один, словно и не было ничего. Острое чувство обиды захлестнуло меня, и, кроме того, мне было безумно интересно, к какому результату привело наше ночное предприятие. Так я промучился не более получаса, после чего решительно направился за объяснениями. И что самое удивительное, меня выслушали и проводили в другую комнату, этажом выше! – Вы хотите знать, кто убийца, Филипп? – Джулиус удобно развалился в кресле с видом человека, выполнившего свой долг. – Смотрите. Я робко огляделся, встревоженный его едкой интонацией, и почти сразу наткнулся взглядом на скрюченное тело в углу. Адвокат Эндрю Картер навеки замер с вытаращенными от страха глазами и широко раскрытым в немом крике ртом. Я отвернулся. – Что с ним случилось? – Зло вернулось. Зло всегда возвращается, – Джулиус указал мне на соседнее кресло. – Перед вами человек, убивший троих – мисс Элиот, мисс Рид и самого себя. В беседу вступил инспектор: – Подозреваемых было мало, и нам не составило труда изучить их биографии, поднять старые связи. У покойного мистера Картера несколько лет назад был роман с мисс Элиот. Известно также, что закончился он резко и весьма неприятно для обеих сторон. Картер преследовал женщину, слал письма и тому подобное и, не добившись расположения, начал угрожать. – Иными словами, мотив прост как мир, – подключился Джулиус. – Но каков способ! Наш преступник приобрел на редкость правдивую рукопись одного вряд ли Вам известного исследователя оккультизма. Тут как нельзя лучше приключилась история с таинственной смертью у мельницы, вспомнились деревенские сплетни. И Картер решает расправиться с обидчицей с помощью сил, неподвластных людям. Сам он при этом остается вне подозрений. Да и о каких подозрениях может идти речь, если бы женщина умерла от остановки сердца. Но Картер кое-что упустил. У мисс Элиот была сводной сестрой мисс Рид, незаконнорожденной дочерью их общего отца. Волосы или что-то другое, взятое для «приманки» духа, сыграли с мисс Рид злую шутку. Испугавшись, убийца спрятал свои художества под ковром, потому что, опасаясь вас, бродящего кругом с фотоаппаратом, не успел их уничтожить. Кстати, вы проявляли снимки? Нет? Займитесь этим в самое ближайшее время, возможно, на них мы увидим много интересного. Я машинально покивал, однако смысл слов доходил до меня с опозданием. Дух, Картер, сестры. Все это словно дурной сон. – А мельник? – Что мельник? – Женщину из деревни убил его призрак? Джулиус от души расхохотался: – Не городите чепухи, Филипп! Нет, конечно. – А эта истории про собачий вой и жуткие вопли той ночью? – я не собирался сдаваться. – Не верьте всему, что слышите, верьте тому, что видите сами. Я покосился на мертвеца в углу: – Так что же с ним случилось? Джулиус на редкость легкомысленно отмахнулся: – Умер от страха. Я боролся с духом и победил, но тот перед тем, как исчезнуть, явился перед хозяином. И убил его, – и добавил жестче. – Так оно и бывает. А вы что хотели? Заигрывать со злом опасно, а пытаться им управлять – смертельно. Утро, наконец, наступило, но оно не было больше таким же, что и всегда. Я стоял возле открытого окна, на постели лежал собранный чемодан. – Уезжаете? – в комнату без стука вошли. Я кивнул: – Да. А вы? – Уезжаю, я свою работу выполнил. Джулиус встал рядом и посмотрел в окно, на полоску реки и одиноко возвышающуюся над ней мельницу. – Было приятно иметь с вами дело, Филипп. Я, по сути, оказался поблизости случайно, но ничуть о том не жалею. Пол заскрипел под его шагами – И, к слову, Джулиус – это имя. Я словно очнулся ото сна, ведь сколько не отгораживайся, реальность все равно рано или поздно прорвется наружу, и некоторые вещи лучше принять такими, какие они есть. Я схватил чемодан и выбежал вон: – Стойте! Стойте! – крикнул я, выбегая на крыльцо, и Джулиус остановился, едва сойдя со ступенек крыльца. – Кто теперь будет помогать вам? – Не знаю, – мужчина нахмурился. – Заведу другую кошку.