Прода от 14.05.2018, 08:56 В любом случае, автомобиль Алисы, надрывно рыча и плюясь гарью, отвез нас на пустой пляж почти на самом выезде из Билсборроу. В рассеянном призрачном свете растущей луны песок казался серебряным, а вода – куском темного стекла. Мы вышли из машины, и Алиса на ходу скинула туфельки. Прохладный воздух чуть шевелил ее легкое платье и выбившиеся из прически русые завитки. – Почему ты так смотришь? – она рассмеялась. – Песок еще теплый. Попробуй, тебе понравится. Она неожиданно схватила меня за руки и закружила, продолжая хохотать. Ее эмоции, такие живые и открытые, проникали в меня, заражая весельем. Почти опьяняя. Я стащил с ног туфли, но пришлось отвлечься и снять еще и носки. Досадная задержка почти испортила момент, но Алиса смотрела на меня с нежной улыбкой, а ее глаза возбужденно блестели под тенью длинных ресниц. – Теплый ведь? – Да, – я сделал первый шаг, ощущая босыми ступнями приятную шершавость песчинок. – Очень теплый. Алиса подхватила юбку, задирая платье выше колен, и с вызовом тряхнула головой: – До воды на перегонки! Ну же! И она побежала. Смутно белели стройные лодыжки и светлая кожа бедер под задранным подолом. Алиса не стеснялась, она просто радовалась каждой прожитой минуте. И я побежал за ней, не пытаясь обогнать, просто наслаждаясь ветерком, ласкающим лицо. Алиса вошла в воду, и она лизнула ее голые ноги. Девушка тяжело дышала, на тонкой шее бился пульс, я почти слышал его, так близко оказался. – Ты чувствуешь свободу, Филипп? – она наклонилась, выравнивая дыхание. – Чувствуешь, как она пульсирует в твоих венах? Вода не доставала до моих ног, и я сделал шаг назад, дальше от нее, и Алиса последовала за мной. – Ночь так хороша. Я бы хотела, чтобы всегда была ночь, летняя, теплая. Чтобы светила луна, и рядом был… кто-то. Она обняла меня за шею, губ коснулось горячее дыхание. Глаза против воли закрылись, и я подался навстречу поцелую. Алиса прижалась ко мне всем телом, ее грудь была мягкой и жаркой, как и ее губы. Мы опустились на песок. – А утром всегда приходит разочарование, – прошептала она, касаясь влажными губами моих щек, губ, подбородка. Я держал в руках ее тонкую талию и пьянел от восторга вседозволенности. Моя спина коснулась песка, и, запрокинув голову, я увидел глядящие на меня сверху звезды. Они были такими далекими и холодными, но мне казалось, они проникают в мою душу. Алиса была не такой – горячей, мягкой, дурманящей. – Ты будешь моим, Филипп? – шептала она. – Только моим и ничьим больше? “Все становится легче, пока ты со мной” – Скажи, что будешь только моим, Филипп! “Я буду улыбаться и делать вид, что счастлив. Ради тебя”. Голос Джулиуса звучал в моей голове, слово за словом пробуждая меня, выталкивая из душных объятий страсти. Я взял девушку за плечи и отстранил. – Прости! Прости, пожалуйста! Алиса торопливо вскочила, оправляя платье и волосы. Ее раскрасневшееся лицо ярко пылало: – Не за что. Правда, я и не ожидала от тебя иного, – она развернулась и пошла к автомобилю. Подхватила туфли. – Я подброшу. Несмотря на поздний час, самое последнее окно на втором этаже не горело, и я безошибочно угадал в нем свое. На желтом прямоугольнике света не было ни единой тени, и все же неприятное предчувствие тормозило меня, и путь по лестнице наверх я проделал вдвое медленнее, чем обычно. – Ночь. Я вздрогнул, хотя подспудно и ожидал чего-то подобного. Джулиус сидел на моей кровати, и я мог видеть его хмурый профиль – ко мне он даже не повернулся. – Я гулял, – странное желание оправдаться прежде, чем последуют претензии. – С Алисой. – А, мисс которая-так-и-не-назвалась, – Олдридж пошевелился, меняя позу, и в этом движении мне почудилась надвигающаяся угроза. – Утехи молодости, любование луной, ночные прогулки. Песок в ботинках. И тут я тоже заметил, что оставляю за собой вполне недвусмысленный след. В лицо ударила кровь. – И что? Если ты в свои темные времена девушек даже за руку не держал, это не значит… не значит, что я не могу поцеловать девушку, которая мне понравилась! Не стоило этого говорить, вообще не стоило начинать ссору из-за пустяка, но, видимо, это было предрешено заранее. – Держал. Я держал девушек за руку. У меня, если ты забыл, была невеста. Джулиус поднялся и заслонил собой окно. Мне на мгновение стало стыдно, но и удержаться я уже не мог. – Конечно, помню. Она хотела тебя убить и теперь гоняется за тобой, прикинувшись другим человеком. Как такое вообще можно забыть? И я знаю слишком много, гораздо больше, чем хотел бы. Мне было больно так же, как было больно тебе. Почему? Зачем вообще ты ко мне привязался? Темные глаза Джулиуса стали еще темнее и непрогляднее. Рука потянулась к вороту, ослабляя узел галстука. Я смотрел на него, но туман застилал мой взор. – Кого ты во мне видишь? – с горечью выкрикнул я, не боясь быть услышанным в соседних комнатах. – Рейчел? Но я не Рейчел! Или может быть, своего брата? Но нет, Малкольма ты любил. Я помню это чувство, тут, – прижал ладонь к груди. – Щемящее, тоскливое. Ты любил брата, а он тебя ненавидел. А что ты чувствуешь ко мне? – Мы были связаны 66 лет назад, энергия, высвобожденная ритуалом, была заключена в тебя, – Джулиус подошел ближе. – Мы связаны, понимаешь? – Значит, это всего лишь магия? В груди стало тесно, но от чего, я пока понять не мог. – Если ты так думаешь. Но ведь ты думаешь иначе. Его голос обволакивал, успокаивал, внушал надежду. Я опустил голову, упираясь макушкой ему в грудь, и сразу же почувствовал легкое прикосновение к спине. – Прости… – Не проси прощения за то, в чем не виноват, – Джулиус наклонился к моим волосам и втянул запах. – К тому же я разучился обижаться. Отстранив, он серьезно заглянул мне в лицо: – Не сравнивай себя с Малкольмом. Ты дорог для меня как Филипп Фелтон. И все. Точка. Меня разморило не на шутку, голос Джулиуса звучал колыбельной, и я почувствовал непреодолимое желание уснуть. Добрел до постели и лег поверх одеяла. Олдридж накинул на меня плед, собрался уйти, но я задержал его. Не знаю, что на меня нашло в тот момент, но заснуть в одиночестве мне бы не удалось, несмотря на убаюкивающие волны дремоты, на которых я плавно покачивался. – Посиди со мной, – попросил я, удивляясь, как по-детски прозвучала эта странная просьба. Матрас промялся под двойной тяжестью. – Ты еще совсем ребенок, Филипп, – услышал я сквозь накатывающую липкую сонливость. – Заблудившееся, брошенное в чужой большой мир дитя. – Джулиус? – я сонно моргнул, но глаза уже не желали открываться. – Не уходи, хорошо? Я боюсь… Не знаю, чего я боялся. Скорее всего, сам себя, но кто мог бы спасти меня от этого лучше, чем настоящий друг? Сон мой был крепок и совершенно пуст, и оттого тело и разум мои отдохнули, наконец, в полной мере. Я проснулся ближе к утру, как мне показалось, от скрипа двери – тихого, но вполне достаточного для того, чтобы разбудить меня. – Джулиус? – я откинул теплый плед и спустил ноги на пол. Мой друг ушел, скорее всего, он уже спал у себя в комнате, но мне отчего-то захотелось убедиться, что с ним все хорошо. Сонный и взлохмаченный, в мятой одежде, я прокрался по коридору до его двери и услышал вдруг шаги на первом этаже. Мама по ночам спит так крепко, что нужно постараться, чтобы добудиться ее, тетя Анна вернулась в свой дом. Оставался Олдридж. И это действительно был Джулиус, только вышел он не из кухни, как я предположил в первую очередь, а из спальни бабушки, сейчас пустующей. При этом вид у него был весьма хмурый и вместе с тем – безумно печальный. Он скрывал от меня еще одну тайну, но я был сыт ими по горло. Вероятно, я был замечен в тот же миг, как поставил ногу на первую ступеньку, потому как, выйдя на крыльцо вслед за Джулиусом, обнаружил, что он не только не удивлен моему присутствию, но и будто ждал меня. – Рановато для подъема, Филипп, – не оборачиваясь, заметил он. – Не находишь? – Могу сказать то же самое тебе. Олдридж усмехнулся: – Верно, совершенно верно. Тогда спрашивай. Я напряженно сверлил взглядом его широкую спину. Воротник светлой рубашки загнулся, неприглаженные завитки темных волос липли к влажной шее. Все это было так на него не похоже, но словно бы делало его человеком, не идеальным образом, а просто – живым. – Нет, – покачал я головой, уверен, он почувствует это движение, даже не видя его. – Это ты рассказывай. – А нечего рассказывать, – Олдридж развернулся ко мне лицом и взял за руку. – Ты знаешь эту историю едва ли не лучше меня. Ты тоже там был. Он вложил мне что-то в ладонь и, козырнув, направился калитке. Светало. Серые сумерки медленно подкрашивались нежно-розовым. В кустах роз чирикали ранние пташки. Я очень не хотел смотреть на то, что сжимал в руке. Знал, будет больно. Плотная картонка гадальной карты с расписанной загадочными узорами “рубашкой”. А на оборотной стороне – волк и собака, воющие на луну.